Книга Кыыс-Хотун - Анастасия Саввична Сыромятникова

же ты написал?

— Я спросил, почему он к нам цепляется? Мы никогда с ним не встречались, а он говорит, что отец ему должен!

Уйгунья расхохотался.

— Верно, приятель. И впрямь, зачем цепляется? Мало Хохунчи, так еще царь-солнце…

— Ну как там Хохунча? — оживился Буокай. — Знай, полеживает да поплевывает?

— Зачем полеживает. Теперь ему лежать некогда.

Бегает, как бешеная собака. Сам виноват: не надо было на молодой жениться! Нашел женщину под стать себе — рот не закрывается! То ей дай, это принеси, иди сюда, беги туда — достается и нам, и самому князю! От такой не отвяжешься, из-под земли выкопает.

Буокай пососал трубку.

— Что ж, поделом ему… Четырех жен замучил, пора и честь знать… Может, бог в наказание послал ему языкастую.

— Хорошо бы! Да, кажется мне, недолго и она протянет.

— Что ж так? Уж она-то вроде за себя постоять может.

— Жадна слишком. Неделю назад на скачках появилась — смотреть тошно: побрякушек не счесть. Одного серебра, наверно, пуд. Все украшения покойниц нацепила.

— Каких покойниц?

— Жен Хохунчи, каких же еще!

— Говорят, через старую одежду и чужие вещи болезнь может передаться… — подала голос Нюргуна.

— Вот и я о том же толкую, — живо повернулся к ней Уйгунья. — Мыслимое ли дело — жадничать так!

В урасе благодаря этому человеку с острым языком словно посветлело. От каждой его шутки старик Буокай во весь рот улыбался, а у Нюргуны становилось легче на душе. Даже Чуурай и тот мужественно боролся со сном, чтобы не пропустить мимо ушей ни одного слова гостя. А Уйгунья съел кусок мяса, отрезая острым ножом у самых губ, и протянул хозяину кисет:

— Угощайся! Такой табак тебе и не снился. Купцы — парод хитрый, бедному человеку одно курево дают, князю — другое. Бери, бери, не стесняйся! У Хохунчи табак никогда не кончится!

Буокай с наслаждением затянулся душистым дымом. А неугомонный гость продолжал:

— Не умеешь ты устраиваться в жизни, старина. Охотиться и то не навострился, как следует. Ну чего ты копошишься в здешних местах? Давно вытоптано, ничего нет. И брат твой Семен такой же. Кочевали бы за горами Алапыя, там, говорят, чернобурок расплодилось без счета. Вот бы их на твою нарту! Тогда бы и Хохунча позавидовал тебе.

Старик с сомнением покачал головой: Уйгунья не охотник, откуда ему знать, где водятся такие драгоценные зверьки! Да и далеко горы Алапыя, не с его собаками отправляться в дальний путь…

— Сам-то был там? — улыбаясь, промолвил Буокай.

— Я? Я там бывал, куда и птица не залетала. Прошлой весной на Алдан ходил, нынешней — опять пойду.

«На Алдан… — промелькнуло в голове Нюргуны. — Буокай как-то говорил: чтобы попасть на твою родину, надо сначала идти к реке Алдан…»

— Возьми меня с собой! — вырвалось у нее.

— Тебя? — Уйгунья оценивающим взглядом окинул Нюргуну. — Взять — не фокус, довезти — сложнее! Во-первых, нужна отдельная нарта. Во-вторых, больно худенькой кажешься ты мне. Замерзнешь! В такую дорогу отправляться — надо сначала жир нагулять.

Он засмеялся.

— Не нужна мне отдельная нарта! Я пешком пойду!

— Не по душе, значит, тебе у старика Буокая? — Уйгунья задумался. Улыбка сбежала у него с лица. — Бежать тебе отсюда, видно, и вправду надо.

— Что такое? — встревожился Буокай.

Уйгунья внимательно огляделся вокруг, словно его кто-то мог подслушать. Потрескивал угасающий огонь, в углу легонько похрапывал мальчик. И уже от того, что веселый гость не торопится с главной новостью своей, Нюргуна поежилась, словно по чуму промчался порыв метели.

— Дело вот какое…

Несколько дней назад владыка тундры, князь Хохунча собрал всех сыновей и пастухов и объявил свою волю. Дочь Буокая, сказал он, достанется Тегерею, его младшему сыну. Воля отца — закон! «Пусть Оргос забудет об этой девушке. То, что он ее увидел первым, не имеет никакого значения. Оргос был уже женат, а у Тегерея еще не было женщины. Есть слухи, что старик Буокай не торопится выдавать свою дочь замуж. Мой сын не может ждать, пока она состарится. Поэтому с Тегереем поедут все, кто свободен от ухода за стадами. Если старик Буокай будет сопротивляться — взять девушку силой, замотать в оленью шкуру и доставить связанной».

— Так я и думал! — с горечью сказал Буокай.

— А потом князь добавил: «Говорят, эта девушка может сказать «нет» и упорхнуть, как птица. Да и появилась она у старика неизвестно как. Все знали, что у него одна дочь, и вдруг — вторая. Никто не видел ее ребенком, никто не видел ее подростком. Сразу появилась взрослой девицей, готовой для замужества. Не шаманка ли она? Если так, то стреляйте поверх ее головы, чтобы дух ее не мог взлететь на небо за помощью».

— Стреляя поверх головы… можно и в голову попасть… — пробормотал охотник.

Нюргуна с трудом понимала Уйгунью. За ней приедут? Замотают в оленью шкуру? Будут стрелять поверх головы?

— Вижу я, — продолжал Уйгунья, — предупредить тебя надо. Уж твое дело, как поступить, отдать дочь или защищаться — только нельзя, думаю, чтоб они тебя врасплох застали. Я тогда потихоньку, потихоньку… в сторону… ближнее стадо, триста оленей в тундру турнул. Прибегаю, весь в мыле. «Беда, — кричу, — хозяин! Стадо разбежаось! — «Какое? Куда?» Сказал я, какое, а куда — не видел, говорю. «Ладно, — сказал Хохунча, — девка от нас никуда не денется, а у оленей ноги быстрые. Не дай бог к диким пристанут». И приказал всем отправиться в разные стороны — искать стадо. Все за оленями, а я — к вам.

— Спасибо тебе, — обреченно произнес Буокай. — Ты настоящий друг.

Он опустил голову, тяжело дыша. Давно ль обещал Кыыс-Хотун не отдавать ее никому из этих палачей? Но что он может сделать? Будь девушка даже трижды шаманкой, длинные руки князя найдут ее.

— Я думаю так, — сказал Уйгунья, — трудно тебе с Хохунчой воевать. Был бы хотя помоложе… да парень твой постарше… тогда другое дело. Может, отдашь девушку? На волоске же висишь! А кто сказал, что ей худо будет? Железное сердце у этого парня, что ли? Вдруг полюбит, прикипит — такая красавица! Да и она стерпится. Опять-таки — голодной никогда не будет. Глядишь, еще и хозяйкой станет, всем богатством княжеским завладеет… Мало ли случаев бывает…

— Всех-то ты меришь на свой аршин: лишь бы не голодать! — Буокай снял сковородку с огня, подбросил дров. — Не знаю, что делать, но зверям на съедение девушку не дам.

— А ты у нее спроси. Может, согласится? А?

— Чего спрашивать. Видишь, ни жива ни мертва.

— По правде, так и не ждал