Книга Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века - Галина Ульянова

Надежда также опровергала приписываемые ею Сергеем «несколько романов» с учителями сына. Помимо свидетелей, рекомендованных мужем, Надежда просила выслушать в качестве свидетелей мнение других лиц, близко ее знавших, в частности, двоюродных сестер и брата — Варвары Морозовой (владелицы Тверской мануфактуры), Ольги Ланиной (жены фабриканта), Василия Хлудова (директора Егорьевской мануфактуры, известного интеллектуала и пианиста-виртуоза); свою мать (во втором браке княгиню Тенишеву) и других.

При опросе свидетелей со стороны Надежды выяснилось, что «Щёкин первое время (после женитьбы) вел себя порочно», дозволяя употребление алкоголя, потакая «другим неприличным наклонностям», через что промотал все свое состояние. К бизнесу он оказался неспособен. Рекомендованный Хлудовыми на места в частные торговые фирмы, он «нигде не показал успеха», вследствие чего был уволен.

В августе 1882 года Щёкина отправила в купеческую управу еще одно письмо, в котором четко объясняла мотивацию мужа:

Ввиду особенных обстоятельств ее семейного положения и того, что муж ее, не имеющий никаких занятий и никакого состояния, дал ей отдельный вид на жительство, и потому не может законным образом пользоваться ее средствами, цель его домогательств состоит в том, чтобы не гнушаясь клеветой, добиться учреждения опеки над ее имуществом и получить в свое распоряжение всё ее состояние.

Надежда также указала, что:

следует обратить внимание еще и на то, что мой обвинитель в расточительности не имеет ровно никаких средств, что им прожито всё, что он получил от своих родителей, и был несостоятельным; я же, по его словам расточительница, вела и веду торговлю и по настоящее время не только средства, имеющиеся у меня, не уменьшила, но значительно увеличила. Вследствие изложенного я прошу купеческую управу отнестись со строгой критической оценкой к личности и сущности тех свидетельских показаний, на которые даются ссылки моим мужем.

Так образовалось два лагеря свидетелей.

Поддерживавшие мужа утверждали, что жена обладает взбалмошным характером (одновременно отмечая, что она добрая женщина и легко относится к трате денег), обвиняя ее в стремлении к роскоши (нанимавший квартиру у Щёкиной Матвеев считал свидетельством роскоши содержание наемного экипажа) и приемах гостей. Они отмечали «тихий характер» Сергея Щёкина (студент Московского университета Браун, занимавшийся с сыном Щёкиных, говорил, что «Щёкин вел себя всегда скромно, угождая во всем жене, относившейся к нему с пренебрежением»).

Поддерживавшие жену говорили, что не замечали у Надежды роскоши, мотовства и нетрезвого поведения (приказчица в магазине Щёкиной, уроженка Лифляндии Мария Флей: «Щёкина живет не широко, а в размере своих средств»), объяснив, что Надежда ежедневно с полудня до трех часов дня бывает в своем магазине, лично контролируя торговлю.

Обсудив доводы обеих сторон, собрание выборных Купеческого общества, «не находя основания к дальнейшему расследованию», тем не менее вынесло решение о том, что ходатайство Сергея Щёкина о наложении опеки над имуществом жены заслуживает уважения, о чем и было донесено генерал-губернатору князю Долгорукову.

Однако Долгоруков не утвердил это решение, считая недоказанными расточительность и плохое влияние Щёкиной на сына. Дело Щёкиных передали московскому обер-полицмейстеру для дополнительного дознания.

На собрании выборных разыгрались бурные страсти. Особое мнение высказал председатель Московского биржевого комитета Николай Александрович Найденов (его предшественником на этом посту был в 1859–1867 годах дядя Надежды Алексей Иванович Хлудов, в семье которого Надежда воспитывалась после того, как тяжело заболел отец). Найденов не согласился с генерал-губернатором и заявил, что постановление собрания, действовавшего «по убеждению совести», основано на значимых сведениях. Но поскольку генерал-губернатор не утвердил решение об опеке, собрание решило еще раз рассмотреть всю совокупность фактов.

Однако до этого дело не дошло, потому что Щёкин, видимо, чувствуя провальность своих попыток овладеть чужим имуществом, вскоре отозвал свое прошение. Он переселился к матери, которая жила в соседнем квартале. Чтобы досадить жене и лишить ее выезда за границу, Щёкин препятствовал получению ею вида на отдельное жительство (который требовалось возобновлять раз в несколько лет). Тогда в 1887 году Надежда подала просьбу о виде на отдельное жительство императору Александру III в Канцелярию по принятию прошений, на Высочайшее имя приносимых.

Дело Щёкиных любопытно в нескольких отношениях. Мы видим, что эволюция супружеских отношений в этом семействе проходила в контексте переломного этапа женской эмансипации. Сергей Щёкин был представителем патриархальной купеческой семьи, где на протяжении двух купеческих поколений царило правило абсолютного подчинения жены мужу, законодательно отраженное в формуле: «Жена обязана повиноваться мужу своему, как главе семейства; пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всякое угождение и привязанность, как хозяйка дома».

В этом стиле прошли первые десять лет супружества Щёкиных. Выйдя замуж в шестнадцать лет, Надежда была фактически ребенком и не могла трезво анализировать экономическую и поведенческую диспозицию внутри своей семьи.

Сильным толчком к переосмыслению ее роли стало осознание Надеждой неспособности мужа вести собственный бизнес — торговлю текстилем. При этом муж впал в депрессию и вообще не стремился решить проблему. Тогда 27-летняя Надежда взяла дело под свой контроль, вникла в юридические детали, внесла деньги для выплаты долгов кредиторам. Однако и после предотвращенного банкротства муж продолжил бездельничать. Надежда ощутила, как в отношениях увеличивается культурно-психологический диссонанс.

Вероятно, главным мотивом для нее было желание избежать позора семьи. Ведь семья Хлудовых принадлежала к элите московского купечества и была известна высокими духовными запросами, эстетским образом жизни, благотворительностью и меценатством.

Дед Надежды был из крестьян, а его шесть сыновей, включая отца Надежды Назара, были европеизированными русскими купцами, еще в 1865 году устроившими собственную контору в Англии, в Ливерпуле (конторой для закупки американского хлопка для семейной бумагопрядильни, действовавшей с 1845 года в Егорьевске, заведовал двоюродный брат Надежды Иван Хлудов). Купец-мемуарист Н. Варенцов писал: «Хлудовы, безусловно умные, энергичные, предприимчивые, с решительным характером, выделялись среди лиц своего сословия». Известный московский англоман и коллекционер, старший брат отца Надежды Герасим Хлудов писал в дневнике (он вел его с 1835 по 1877 год) о своем брате, отце Надежды: «Назар. Его можно назвать, если только можно, философом XIX века. Писатель». В этой обстановке выросла Надежда. Ее взросление пришлось на период Великих Реформ, когда девушки были допущены в качестве вольнослушательниц в университеты.

В возрасте 35 лет, на девятнадцатом году семейной жизни, Надежда выбирает свой путь женской эмансипации и начинает вести собственный бизнес. К этому ее привела не материальная нужда — она была весьма состоятельной. Надежда получила хорошее приданое: по духовному завещанию отец Надежды, умерший в 1858 году, оставил жене и трем детям 986 908 рублей. Она также имела доход от сдачи в аренду двух домов. Собственные, независимые от мужа источники дохода позволяли ей иметь несколько человек прислуги, нанимать для сына гувернера и приглашать учителей из студентов Московского университета, а также ежегодно отдыхать в Европе. Мотивацией для ведения собственного бизнеса стало, прежде всего, желание пойти наперекор гендерным стереотипам, которым следовал все более отдалявшийся от Надежды по своему образу жизни муж. Перед ее глазами был еще и пример двоюродной сестры Варвары Хлудовой (в замужестве Морозовой), которая возглавила после смерти мужа Тверскую мануфактуру.