Книга Мой стокгольмский синдром - Бекки Чейз

Она расхохоталась в ответ.

– Впервые вижу человека, которого это так сильно расстроило.

Мне было лень отвечать: сказывалась слабость во всем теле. Шея ныла; я попыталась потрогать рану, но рука замерла, едва я разглядела катетер – он торчал чуть выше запястья, частично скрытый бинтом. Что еще со мной сделали?

– Постарайтесь без резких движений, могут разойтись швы, – предупредила врач, видя, как я вращаю головой.

– Мне… сделали операцию?

Она кивнула.

– А как вы здесь оказались? – все еще не понимала я.

Слишком удачно все складывалось. С моим коэффициентом везения это невозможно.

– Как и остальные медики: прилетела, – таким снисходительным тоном обычно разговаривают с маленькими детьми.

– Шутите? – обиделась я.

И услышала шум лопастей – где‑то поблизости был вертолет. Откуда он взялся? Может быть, мне это снится? Или в аду принято сначала обнадеживать души грешников? Пока я размышляла, врач сделала укол, и новый вопрос я задать не успела. Меня разморило, и я провалилась в сон.

Разбудила хлопнувшая входная дверь. Приоткрыв глаза, я увидела, как из‑за перегородки появился Стиляга. Рыжеволосая стояла к нему спиной, переставляя пузырьки на полке холодильника. Стремительным шагом он приближался к ней. То ли от слабости, то ли от действия лекарств я осознавала все как‑то заторможенно и не успела предупредить – егерь слишком быстро схватил ее за талию. И, развернув к себе лицом… поцеловал. Страстно и эффектно, как это делают в фильмах. Я опешила. А когда рыжеволосая обвила его шею руками, я впала в ступор: вокруг меня творится что‑то странное. Не издав ни звука, я продолжала наблюдать за ними из‑под опущенных ресниц.

– Привет, – прошептала женщина, когда Стиляга наконец от нее оторвался.

– Когда ты уже согласишься здесь работать? – с тоской спросил он, заправив ей за ухо выбившуюся из пучка рыжую прядь. – Хоть до конца этого года останься.

– Перестань, – отмахнулась врач. – Я даже вещи не взяла, нас подняли по тревоге.

– Оставайся, – мягко настаивал Стиляга, не выпуская ее из кольца рук.

– Рэнди, ты же знаешь: я так не могу, – ее голос неожиданно стал серьезным. – И лучше буду жить с тобой пять месяцев в году, точно зная при этом, что меня никто не убьет.

– Не сгущай краски, – он погладил ее по щеке. – Ты воспринимаешь все слишком мрачно.

– Мрачно? Тогда скажи мне, где Стэнли? – боль в ее голосе звучала искренне.

Она знает, что здесь происходит. Знает, но не вмешивается. И не хочет жить с грузом на совести, даже если ради этого приходится надолго расставаться с любимым.

– Уволился, – Стиляга равнодушно пожал плечами и отвел глаза.

– Не смеши меня. Отсюда никто не уходит сам.

Стиляга не дал ей договорить и снова поцеловал.

– Не думай об этом, – успокаивал он. – Площадку скоро законсервируют. Поедем в отпуск.

– Береги себя, пожалуйста, – пряча слезы, она уткнулась лбом в его грудь.

– Но ты останешься хотя бы до приезда нового врача? – с надеждой спросил он.

Рыжеволосая кивнула.

Пока они шептались, я размышляла над ее словами: отсюда никто не уходит сам. А я готова остаться добровольно, лишь бы предложили. Меньше чем за месяц в лагере я успела сойти с ума, раз всерьез думаю об этом. А ведь каких‑то двадцать пять дней назад я была другим человеком.

– Кто она? – рыжеволосая кивнула в мою сторону.

Хороший вопрос. Хоть кто‑нибудь здесь может ответить на него правильно?

– Да так… просто, – неуверенно пробормотал Стиляга. – А это важно?

– Рэнди, из‑за простых пациентов наши не поднимают в воздух вертушку с медиками.

Я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть: она не шутила, когда говорила, что прилетела сюда. И мне не почудился шум вертолета. Неужели все это сделано ради меня?

Хлопнула дверь, и из‑за ширмы показался улыбающийся Сатир.

– Таша! – сграбастав рыжеволосую в объятия, он закружил ее, игнорируя недовольный взгляд Стиляги.

– Лесли, прекрати! – отбивалась она. – Или ты хочешь, чтобы мой муж тебе врезал?

– Переезжай сюда, и он перестанет беситься. Да и пациенты будут счастливы.

– Вы и без меня прекрасно справляетесь, – Таша обняла Стилягу за талию, едва Сатир ее отпустил. – По крайней мере, повязки накладывать умеете.

Она кивнула в мою сторону, а я не успела зажмуриться. Увидев это, Таша принялась выгонять мужчин из лазарета:

– Она пришла в себя, и нужно сделать укол! А вы тут проходной двор устроили!

Уже за ширмой Сатир сострил что‑то про импланты, и его первым выставили за дверь. Со Стилягой Таша прощалась дольше, целуясь и перешептываясь. Подойдя к кровати, она склонилась надо мной. Между бровей залегла морщинка: Таша явно гадала, что я успела услышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Как вы себя чувствуете? – спросила она наконец.

Я пробормотала что‑то невнятное, пока она набирала шприц. Как часто ей приходится спасать жизнь людям и не задаваться вопросом – кто они? Вернее, не иметь возможности открыто спросить их об этом. Догадывается ли она, что я жертва? Или, наоборот, думает, что я опасна, как и все, кто окружает ее мужа? И как она справляется с этим? Я размышляла, пока не подействовало лекарство. Все это время Таша молча стояла рядом.

После укола я утром проспала сирену, а может, охота и вовсе не состоялась. Я открыла глаза, когда Таша ставила капельницу. Безумно хотелось встать, но мне было позволено лишь сесть, да и то на время завтрака. Все мои попытки подняться Таша уверенно пресекала: иногда уговорами, иногда уколами. Уверена, она просто перестраховывалась, не зная, кто я, и не решаясь рисковать.

День тянулся невыносимо долго, и я с радостью проваливалась в сон, понимая, что так он пройдет быстрее. В очередной раз проснувшись, я увидела, что рядом никого нет, и наконец вытащила катетер. Капельница мне больше не понадобится. За окнами начало темнеть. Завернувшись в простыню, я прошлась по лазарету и поняла, что не могу заставить себя снова лечь в кровать. Я должна увидеть Джейсона.