Книга Из жизни патологоанатома - Аркадий Абрикосов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вас заинтриговал? Если да, то это просто замечательно. Значит, по мере продвижения вперед мое мастерство рассказчика совершенствуется. И это не может не радовать.
Насчет «самого главного» я немного преувеличил. Правильнее было бы сказать, что настало время поговорить о самом распространенном заблуждении, касающемся нашей работе, о самой распространенной байке – байке об оживших мертвецах.
Скажу вам прямо, положа руку на свой диплом и все полученные мною сертификаты, что если бы за каждую услышанную или прочитанную историю об ожившем покойнике мне бы давали по 10 рублей, то я давно уже стал бы миллионером. Вот куда не взгляни, везде это: «Однажды ночью сторож услышал шум, доносившийся из мертвецкой. Вошел он туда и увидел, что один из мертвецов стоит у окна и смотрит на луну…». Или не на луну… Или не смотрит, а колотит кулаками в дверь, требуя выпустить его на волю… Вариантов много, а суть одна – некоторые покойники оживают. Вернее, некоторых людей доставляют в морг по ошибке, думают, что они умерли, а они на самом деле живые.
У меня к вам вопрос – можете ли вы при помощи зрения отличить молотый черный перец от поваренной соли? Не спутаете ли ненароком эти сыпучие субстанции?
Вряд ли. Спутать соль можно с сахарным песком, да и то при большом желании. А уж с молотым перцем, хоть черным, хоть красным – никогда. Это же совершенно разные вещи.
Вот точно так же любой сотрудник патологоанатомического отделения или судебно-медицинского морга никогда не спутает мертвого человека с живым. И не надо вспоминать сейчас про летаргический сон, индийских йогов и Николая Васильевича Гоголя, который боялся быть погребенным заживо и потому написал в своем завещании следующее: «Тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться». Насчет «сердце и пульс переставали биться» классик немного преувеличил. У впечатлительных людей так бывает – кажется, что сердце остановилось, а жизнь тем не менее продолжается. Этот парадокс ждет своего исследователя, который в случае успеха смело может рассчитывать на Нобелевскую премию и прочие почетные лавры.
Мертвое тело очень сильно отличается от живого человека. Развивать эту тему я не буду, просто прошу мне поверить. Живые люди дышат, пусть даже и неглубоко, по их кровеносным сосудам циркулирует кровь, сердце сокращается, сохраняются некоторые рефлексы, например – реакция зрачков на свет. При ярком освещении зрачки сужаются, а в темноте – расширяются.
Если есть хоть капля сомнения в том, жив человек или мертв, то точный ответ на этот вопрос дадут зрачки. Фонарик не понадобится, светить им в глаза, проверяя реакцию зрачков на свет, не придется. Все гораздо проще и нагляднее. Для того чтобы удостовериться в смерти, глазное яблоко предполагаемого покойника сжимают большим и указательным пальцами. Сжимают аккуратно, без чрезмерного энтузиазма. У живого человека зрачок всегда остается круглым, а у мертвеца он при сжатии принимает щелевидную форму и становится похожим на глаз кошки. Потому этот симптом называется симптомом «кошачьего глаза». Сбоев такая проверка не дает и исключений не знает. Если при сжатии зрачок из круглого становится щелевидным, то перед тобой мертвое тело. Окончательно и бесповоротно. Симптом «кошачьего зрачка» также называется симптомом, или признаком, Белоглазова, в честь русского врача Михаила Михайловича Белоглазова, который впервые его описал.
Глаза недаром называют «зеркалом души». Когда человек умирает, то есть когда душа покидает тело, роговица высыхает и становится мутной. Это происходи из-за того, что слезные железы перестают вырабатывать секрет, увлажняющий роговицу. Если есть сомнения – посмотрите в глаза, и сомнения отпадут.
В больницах с незапамятных времен (возможно, что и с гоголевских) существует правило, согласно которому трупы доставляются из отделений в морг спустя два часа после смерти. Правило это «перестраховочное», оно придумано для того, чтобы в морг не отвозили бы живых.
Если человек умер в машине скорой помощи (такие трупы доставляются в судебно-медицинский морг), то, разумеется, его не станут «выдерживать» в салоне два часа, а сдадут сразу же после того, как была констатирована смерть. Но в стационарах правило «двух часов» соблюдается. А даже если и не соблюдать, то ничего «сверхъестественного» не произойдет, потому что санитары, принимающие покойников, всегда смотрят на то, что им привезли.
Но в смысле построения сюжета очнувшийся в морге «живой труп» выглядит весьма перспективным. Чего тут только не придумаешь! А как сильно действует на зрителя сцена, в которой патологоанатом делает разрез на теле, а оттуда фонтаном начинает бить кровь!
Наслаждайтесь искусством, но не забывайте, что в реальной жизни так не бывает. Живому человеку так же трудно попасть в морг (я имею в виду – в качестве трупа), как и трупу выйти из морга «на своих двоих».
История, которую я вам сейчас расскажу, произошла не со мной, а с моим коллегой, который работал патологоанатомом в небольшом городе Московской области. В большом городе в крупной больнице эта история произойти и не могла. Есть дела, которые можно устраивать (или пытаться устроить) только там, где все свои.
Мы с коллегой (я буду называть его так) познакомились на курсах повышения квалификации, которые врачи всех специальностей должны проходить раз в пять лет. Скажу вам честно, что лично мне эти курсы ничего полезного не дают, кроме документа, подтверждающего мое право работать патологоанатомом. Я постоянно слежу за всеми научными новостями, поэтому то, что рассказывают на курсах, мне известно. И не я один такой, нас подавляющее большинство. Профессия врача требует быть в курсе нового постоянно, а не обновлять свои знания раз в пять лет. Но таков порядок, и против него не попрешь. Для меня курсы – это возможность отвлечься от повседневной рутины, отдохнуть, пообщаться с коллегами. В сравнении с нашей работой курсы можно считать отдыхом. К тому же у меня такое свойство – от учебы я никогда не устаю. Если я рассматриваю препараты для дачи заключения, то в определенный момент начинаю чувствовать усталость. Если же я делаю то же самое в познавательных целях, то могу просидеть за этим делом хоть всю ночь напролет. Разница в отношении. Когда нужно дать заключение, я предельно напряжен, пересматриваю одно и то же как минимум дважды, прежде чем сделать вывод. После того как все выводы сделаны и черновой вариант заключения готов, я снова исследую препарат. Исследую крайне придирчиво, ищу малейшую возможность для того, чтобы опровергнуть первоначальные выводы. И только в том случае, если придраться не к чему, черновой вариант заключения становится «беловиком». Если же найду, к чему придраться, то начинаю все заново. Знания же пополняются гораздо проще и без какого-либо внутреннего напряжения. О, какой интересный случай переходно-клеточной карциномы почек… Ну-ка, посмотрим, что тут такого необычного?
С коллегой у меня установились приятельские отношения. Мы списывались-созванивались, изредка встречались, пару раз вместе съездили на рыбалку (да, я «рыболов-любитель», как выражается моя жена, я люблю посидеть на берегу с удочкой, но для меня это способ медитации, а не ловли рыбы, к улову я абсолютно безразличен). И вдруг я узнаю, что у коллеги крупные неприятности – на него завели уголовное дело.