Книга Кошка, живущая на крыше - Мария Зайцева

- Давай, давай... Бери за ноги его и тащи.

Мама, мамочка! Там еще кто-то? Еще???

Я замерла, чувствуя, как опять внутри все сжимается. Раздался шум, затем движение мебели по деревянному полу, волочение чего-то тяжелого, тяжелый грубый мат, хлопнула дверь. И все стихло. Только Буся продолжала повизгивать. Тонко и жалобно. И это опять вернуло мне меня. Я задергалась еще сильнее, и, о чудо! Смогла пошевелить пальцами на руках! Тааак... Теперь главное, чтоб меня  не беспокоили. Мне надо время, чтоб, как кошке, перейти в состояние жидкости и  выбраться из пут. А я выберусь! Обязательно! По крайней мере час  у меня есть. Пока они там будут могилу рыть, пока закапывать... Я сумею расшатать узлы, сумею вывернуть хотя бы одну кисть руки...

А потом уже дело техники. Главное, чтоб у меня было время на эту технику.

Я увлеклась, тратила все силы на освобождение, подбадриваемая писком Буси. Я не думала, что будет, когда я выберусь, куда я пойду, где я вообще. Нет. Проблемы мы будем решать по мере их появления. Сначала - освобождение. Потом - Буся. Затем - выбираемся. И, как итог - мстим!!!

Они еще пожалеют, что сделали это со мной! И с моей собакой!

Занятая освободительными планами и действиями, я упустила момент, когда хлопнула дверь, и только визг Буси, почему-то счастливый, отвлек. Но уже было поздно. Я не успела подготовиться к появлению человека на пороге комнаты! И только почувствовала острое сожаление. Потому что одну ладонь я уже вытащила из пут. И дальше было делом техники. Мне не хватило буквально полчаса. Как они умудрились так быстро закопать? Или яма уже готова была?

В любом случае, мне не повезло. Меня застукали.

Высокая крепкая фигура мужчины показалась пугающе черной, потому что находилась против света. Я замерла, тараща на него слепые глаза, полные слез и ужаса.

И не подумала даже спрятать особожденную руку. Не успела просто подумать. И потом тоже не успела. Понять, кого вижу.

Только, когда мужчина двинулся ко мне и опустился на колени, я на секунду закрыла глаза. Потому что этого человека я здесь увидеть не ожидала. Совершенно не ожидала.

- Катя... Кать, Катенька...

Я открыла глаза, потом опять зажмурилась, на секунду, ужасную, кошмарную секунду решив, что я от перенапряжения провалилась-таки в беспамятство. И сейчас брежу.

Ну откуда здесь взяться моему гадскому соседу?

Однако, вот он, рядом со мной, на коленях стоит, споро разматывает узлы на руках и ногах, трет их своими большими ладонями. Больно! Так больно! Ужасно! Еще хочу! Еще! Пусть еще! Это дает понимание, что я не во сне, не в бреду, что живая. И неважно, что здесь делает Витя, важно то ощущение безграничного облегчения, что затопило меня, когда, наконец, в полной мере осознала, что это не сон и не бред.

- Кать, надо встать, сможешь? Катюш, давай по чуть-чуть... Нам идти надо...

Он привстал, поднял меня. Я не удержалась, вскрикнув, опять упала на лавку. Ноги я уже чувстсвовала. Но это были кошмарные ощущения. Изутри их разламывало, кололо так, словно я на гвозди наступила с размаху. Невозможная боль, нереальная.

Но Витя опять поднял меня, настойчиво потянул к выходу.

И я пошла. Не ощущая ног совершенно, передвигаясь только на памяти о том, как это надо делать. И едва не вскрикивая от дикой боли. Как русалочка, которая обменяла хвост на ножки и была вынуждена испытывать жуткую боль от каждого шага по земле. Я ее в этот момент очень хорошо понимала.

Мы вышли в освещенную комнату, в которой царил страшный хаос. Деревянные стулья и стол были переломаны, стекла в окне разбиты. Валялась посуда, железные кружки с разлитым коричневым отваром. И кровь на полу. Много крови. Нереально много. Я уставилась на нее, открыв рот. Но голоса, слава Богу, по-прежнему не было, поэтому ни звука не издавала.

- Кать, отвернись, не надо смотреть, - Витя силой отвернул меня от жуткого зрелища, и тут я смогла рассмотреть его. И ужаснулась уже его виду.

Бледный, с запавшими глазами, разбитыми губами и ссадинами на лице. На виске кровь, засохла уже, волосы слиплись. В глазах тщательно сдерживаемая муть. Как он вообще на ногах стоит - непонятно. Словно в подтверждение моих подозрений, Витя пошатнулся, я попыталась его удержать, но , в итоге, сделала только хуже, потому что сама завалилась вперед, не удержавшись. И Витя не удержался, упал на спину, я на него, угодив локтем в грудь и выбив болезненный вздох. И так и замерла, тяжело дыша и плача от ужаса и боли. Витя сглотнул, перебарывая себя, и осторожно придержал меня за плечи, чуть отстраняя.

- Катюш, надо аккуратно. Встаем, давай, милая, давай...

Я в последний раз длинно всхлипнула и подчинилась. Перевалилась на спину, давая ему возможность встать. И тут же на меня совершили нападение. Неожиданное, но очень приятное. Маленький, пушистый, повизгивающий от радости комочек. Буся налетела на меня, восторженно облизывая лицо и крутя маленьким хвостиком.

Пока я подхватывала ее, обнимала и ощупывала на предмет повреждений, Витя успел прийти в себя и встать. И поднял меня, прямо с Бусей на руках.

- На выход, Кать, быстрей. Надо уйти успеть подальше.

- А... Там этот... - я это даже не ртом сказала, звуков не было по-прежнему, а , наверно, всей мимикой, так, что Витя понял. И ответил, мимолетно успокаивающе погладив по щеке:

- Я его вырубил. Вот только не знаю, надолго ли. И занести не смог в сарай, запереть. Здоровенный, скот. Так что связал только. Нам уходить надо, могут еще приехать. Они ждали.

Я, больше ничего не спрашивая, поспешила за Витей на улицу. Ну как, поспешила. Как может поспешить черепаха? Вот и я так.

На улице было уже темно. Я с удивлением вдохнула густой хвойный запах леса и подумала сначала, что оглохла. Такая тишина была. Невозможная для меня, как для городского жителя. Нереальная.

И темнота. Ни фонаря, ни лампы. Тихо, темно. Страшно. Я оглянулась неуверенно. Маленький домик, похожий на охотничий. И только оттуда свет. Из единственного окна.

Почему провели электричество в дом, но не подумали поставить фонарь во двор?

Эти странные вопросы, возникшие в моей голове, опять же, в полной мере указывали на то, что я еще основательно не в себе.

Витя потянул меня прочь от дома, к сараю.

- Постой здесь, я сейчас вернусь. Тихо только, милая, - он прислонил меня к стене,  опять погладил по щеке, - если услышишь что-то, и я не вернусь, иди к дороге. Она не асфальтированная, вон там, справа.

Я опять открыла рот, хотела сказать, спросить... Но голоса все еще не было. Витя помедлил, затем добавил:

- Если ничего не услышишь, и я не вернусь, тоже не жди. Уходи. Куда я показал.

Я вцепилась в его футболку, но он мягко освободился. И ушел в темноту, туть пошатываясь. А я осталась. Одна. Прижимая к груди взрагивающую собачку. И вглядываясь в непролазную темень.