Книга Колдун и Сыскарь - Алексей Евтушенко

— Чудеса!

— Никаких чудес. Всего лишь техника.

— И как вы там, в будущем, с такой техникой ещё не поубивали друг дружку напрочь! Это ж как легко — знай себе жми на спуск да эти… обоймы меняй.

— Да что обоймы… Ты не поверишь, но у нас есть бомба, которая за раз может сравнять с землёй такой город, как Москва. И ничего, живём.

— Врёшь, — не поверил цыган.

— Если бы, — вздохнул Сыскарь — Ядерная бомба называется. От слова «ядро».

— Ядро — это понятно. А против вампиров, упырей или, скажем, тех же оборотней такая бомба годится?

— Она против всего годится. После неё один пепел остаётся, и в том месте, где она взорвалась, несколько лет людям появляться нельзя, чтобы смертельно не заболеть.

— Нет, — подумав, пришёл к выводу Симай. — Ну её. Уж больно страшная. Обойдёмся старым добрым серебром, деревом и сталью.

— А что, сталь против вампиров годится? Не знал.

— Это смотря как сталь употреблять. Ежели голову снести долой, как минувшей ночью оборотням, то годится вполне. А в пулях твоих — не знаю. Я для своих пистолетов серебряные у кузнеца отолью. Ещё и попа местного попрошу молитвы над ними прочесть да святой водой окропить. Для надёжности.

— Может, тогда и над моими пулями пусть молитвы почитает? Не заменять же мне их серебряными — испорчу только патроны.

— Пусть, — согласился кэрдо мулеса. — Хуже точно не станет.

— И ещё. Скажи мне, пожалуйста, чем вы смазываете различные механизмы? Те же часы, к примеру, или замки твоих пистолетов? А то масла-то ружейного я с собой прихватить не догадался.

— Часы, вроде, костяным маслом смазывают. А пистоли или, скажем, фузеи — деревянным. Потому как костяное на морозе быстро замерзает, не по нашему климату им оружие мазать.

— Деревянное масло… Это что?

— Так знамо что. Елей, другим словом. Из олив грецких, слышал, его гонят и к нам везут в обмен на то же льняное или конопляное. У нас-то оливы не растут — холодно им, а в Греции, наоборот, конопля и лён не приживаются.

— Так это оливковое масло?

— Ну!

— Хм. Тогда обойдусь, пожалуй. Не уверен, что моему пистолету будет полезен елей. Хватит пока и той смазки, что есть. А дальше поглядим.

В общем и целом на подготовку к опасному делу ушёл целый день до самого вечера, когда к усадьбе собрался окрестный деревенский люд — поглазеть, как будут жечь тела оборотней. По всему пока выходило, что оборотни пришлые, которых незнамо каким ветром и откуда занесло в эти края. Об этом и поведал товарищам Харитон Порфирьевич незадолго до импровизированного аутодафе.

— Не удивлюсь, если они шли в Москву, — сказал Симай. — Там сейчас всякой нечисти раздолье.

— Почему? — спросил Сыскарь.

— Порядка меньше стало с тех пор, как царь Пётр Алексеевич столицу в Санкт-Петербург перенёс, — со вздохом пояснил Харитон Порфирьевич и, оглянувшись по сторонам и понизив голос, добавил: — Да и хозяин Москвы нынешний Ромодановский Иван Фёдорович, хоть и власть большую имеет, а с батюшкой своим, князем-кесарем Фёдором Юрьевичем, в сравнение идти не может. Уж больно мягок.

— А вам бы всё твёрдую руку на загривке, — буркнул Симай. — Не надоело?

— Так это ж только тебе, бродяжьей цыганской душе, порядок в государстве — что нож острый, — сказал степенно управляющий. — А нам, людям ответственным да хозяйственным, желательно, чтобы всё было по закону.

— По закону тебе, Порфирьевич, будет на том свете. Не знаю, правда, райскому или адскому, но — будет, не сомневайся. А в этой жизни закон, что дышло, сам знаешь. Куда повернул, туда и вышло. Особливо у нас в России.

— Ты, Симай, язык-то придержи, — незлобливо посоветовал Харитон Порфирьевич. — Уж больно он у тебя болтливым иногда бывает. Не ровен час, услышит кто и донесёт — будешь в Преображенском приказе объяснять, откуда ты такой говорливый взялся.

— Так глава-то Преображенского приказа, а теперь ещё и Тайной канцелярии у нас кто? — засмеялся Симай. — Князь Иван Фёдорович! Сам же говоришь, он мягок, не в пример отцу. А у меня к тому же и грамота имеется от самого Брюса. Чай, тоже не последний человек в государстве. Авось, пронесёт.

— Колдун твой Брюс, — буркнул управляющий. — И чернокнижник. Натуральный. Сидит, как сыч, в башне своей на Сухаревке, и чем там занимается — никому не ведомо. А только бают люди, что нечистыми делами. Ох, нечистыми. Смотри, как бы не загреметь тебе с твоим покровителем, куда Макар телят не гонял.

— Ты, Порфирьевич, почаще людские байки повторяй — авось умнее станешь, — сказал цыган. — У Брюса в башне на Сухаревке — обсерватория, то всем ведомо. Чтобы отроки, кои в начальных классах тамошней навигацкой школы науки постигают, могли звёзды и планеты изучать. Императору нашему и царю-батюшке Петру Алексеевичу оченно та обсерватория и школа дороги. — Голос Симая быстро окреп, набрал силу и уверенность. — С колдовством же и чернокнижием Брюсу дело иметь приходится по необходимости. Колдунов чёрных да ведьм у нас на Руси с избытком, а то ты не знашь. Одно подворье Крутицкое[6]с ними никак справиться не может. Особливо теперь, когда всем в церкви заместо патриарха Священный Синод заправляет. Ежели б справлялось, ты не меня с Андрюхой, а батюшку местного попросил бы с французским вампиром потягаться. Но ведь не попросил же, а?

— Местный батюшка зело со змием зеленым бороться горазд, — вздохнул Харитон Порфирьевич. — Куда уж ему с вампиром…

Сыскарь слушал незлобливую болтовню-перепалку Симая с управляющим имением князя Долгорукого и тихо млел. Одни только имена, отчества и фамилии наряду с должностями, то и дело всплывающие в разговоре, могли вогнать в священный трепет любого историка.

Царь Пётр Первый, Пётр Алексеевич. Он же император Пётр Великий. Строитель, реформатор, легенда. Неизвестно, чего пролил больше — пота своего и народного или людской крови.

Ромодановский Иван Фёдорович и отец его Фёдор Юрьевич. Князи-кесари, полноправные властители России в период отлучек царя Петра из страны (а отлучался он часто).

Брюс Яков Вилимович — друг и сподвижник Петра Первого, учёный, алхимик, талантливый артиллерист и, опять же, по слухам, знаменитый колдун из непонятной и страшной Сухаревой башни…

Обо всех этих и других исторических личностях новые знакомые Андрея говорили примерно так же, как и сам Сыскарь неоднократно говорил о президенте страны, премьере или крупном российском чиновнике, обсуждая их характер, поступки и слухи, с ними связанные. Так, что сразу, без всяких иных доказательств, становилось понятно: это не сон. Он, Сыскарёв Андрей Владимирович по кличке Сыскарь, и впрямь оказался в прошлом. Теперь на дворе май месяц одна тысяча семьсот двадцать второго года, и в этом мире, где оборотни, вампиры, упыри, колдуны и ведьмы считаются самым обычным явлением, ему придётся выживать. И выискивать любые способы вернуться домой. Чего бы это ни стоило.