Книга Шрамы как крылья - Эрин Стюарт

– Все нормально, отстань! – отмахивается она от его помощи.

Но он все равно поднимает ее и сажает в кресло. Кензи пытается подойти к Пайпер, Асад преграждает ей дорогу и отталкивает.

– Не тронь меня! – кричит Кензи, а ее парень бьет Асада кулаком в подбородок.

Отступив на несколько шагов, Асад в замешательстве потирает лицо и вдруг, вспыхнув, кидается в драку. Парень со смешком отталкивает Асада, и тот, крутанувшись, нависает над столиком с напитками.

Словно в замедленной съемке я успеваю увидеть, как Асад падает, а все поворачивают головы, приоткрыв рты в ожидании.

И я знаю, это кончится плохо.

Асад опрокидывает и столик, и напитки. Они красиво выплескиваются из стаканов.

Прямо на меня.

Глава 29

Холодная жидкость оседает на мне, пропитывает рубашку, течет по маске.

Но хуже всего взгляды.

Все пялятся на текущий по мне пунш. Я срываю маску и вытираю попавшую в глаза жидкость. Асад с трудом поднимается с пола.

– Ава, прости. Как ты?

– Я хочу домой, – с трудом сдерживая слезы, отвечаю я.

Под всеобщие перешептывания Пайпер провожает меня сквозь фотографирующую нас толпу в ванную, где висят полотенца с монограммами и стоят сухие ароматические смеси. Пайпер опускает крышку унитаза, на которую я сажусь, и сует маску под струю воды. Красный пунш стекает в слив вместе с белой краской и мечтой о нормальной вечеринке.

– Если хочешь, мы уйдем, – говорит Пайпер. – Но прежде чем ты примешь решение, давай приведем тебя в порядок.

Она принимается вытирать мое лицо свернутой в несколько раз туалетной бумагой, я отвожу ее руку.

– Мне не нравится постоянно оказываться между тобой и Кензи. Я хочу знать, что у вас произошло. Ты и в самом деле должна была вести машину?

Опустив взгляд, Пайпер складывает руки на коленях.

– Ну да. Меня назначили «дежурным водителем», так что я должна была оставаться трезвой. Во всем этом, – она указывает на кресло и шрамы на шее, – виновата я сама.

Дверь распахивается, и в ванну, где и без того тесно из-за кресла Пайпер, протискивается Асад.

– Ну, как вы? Целы?

Я киваю.

– Просто пытаемся выяснить, почему вечеринка превратилась в катастрофу.

Асад закрывает дверь, и я отмечаю, что его колено прижимается к моей ноге.

– Не такая уж и катастрофа.

– Да ну? – с иронией произношу я. – Может, скажешь, какая часть не была провальной? Но даже не заикайся о своих попытках танцевать, иначе я прямо скажу, что об этом думаю.

Подняв брови, Асад вскидывает кулаки и наносит удар по воздуху.

– А как насчет той части, в которой я врезал неандертальцу-спортсмену?

– Ты хотел сказать – в той, в которой он отдубасил тебя? – язвит Пайпер.

– Я тоже пару раз хорошенько треснул его.

– Мне не нужно, чтобы ты сражался за меня.

Асад обескураженно опускает руки.

– Я думал, что сражаюсь вместе с тобой.

– А я пала в битве с пуншем, – говорю я, указывая на засыхающие пятна на рубашке, и, взяв из рук Пайпер туалетную бумагу, начинаю оттирать их. – Кензи не имеет права так с нами обращаться лишь из-за истории с машиной или потому, что я теперь твоя подруга. Она первой предала вашу дружбу.

– Это не совсем так… – начинает говорить Асад, но Пайпер его останавливает.

– Она винит меня. Я виню ее. Порочный круг ненависти, который привел к тому, что Аву облили пуншем на ее первой вечеринке.

– Мне все равно, чья вина, – говорю я. – Это просто неправильно.

– И что ты сделаешь? – Пайпер требовательно смотрит на меня, дожидаясь ответа. – Еще недавно ты пыталась слиться со стенкой.

– Кажется, нам пора по домам, – вмешивается Асад. – Давайте я вас отвезу.

– Ладно, – соглашается Пайпер и едет к входной двери.

Я стою на месте. Она права. Я ничего не сделала. Как всегда.

Я прошу Асада усадить Пайпер в машину и говорю, что вскоре присоединюсь к ним.

Кензи сидит на коленях парня в костюме щенка, а билеты на «Злую» лежат рядом на диване. От слез черная подводка на глазах Кензи потекла, а черный нос размазался по щеке.

– Если ты собираешься сказать, что я виновата, то лучше просто уйди, – заявляет Кензи. – Мне надоело, что Пайпер во всем винит меня. – Она ждет от меня ответа, я молчу. – Знаешь, при нашей первой встрече мне стало жаль тебя, – признается Кензи. – Правда. А теперь мне кажется, будто ты хочешь, чтобы я тебя возненавидела. Ты пытаешься отнять мою роль, ты украла мою подругу, а потом пришла с ней в мой дом… Для чего? Похвастаться? Мне жаль, что у тебя нет нормальной жизни, но не могла бы ты перестать разрушать мою?

На миг я сочувствую Кензи. Она винит себя за ту аварию и пытается переложить часть ответственности на Пайпер.

Фыркнув, Кензи пристально смотрит на меня.

– Что? На этот раз не получится уронить на меня занавес?

Мое сочувствие вмиг улетучивается.

Мне хочется уязвить ее остроумным ответом. Хочется сказать, что она не должна обращаться с Пайпер как с изгоем, а со мной как с прокаженной. Но все взгляды устремлены на меня, и слова застревают у меня в горле.

Схватив билеты, я убегаю. Промчавшись по гравийной дорожке, я плюхаюсь на сиденье автомобиля и хлопаю дверцей.

– Гони! – Я стучу по спинке сиденья водителя.

Из дома выскакивает разгневанная Кензи, и Асад жмет на газ.

– Что ты сделала? – спрашивает сидящая впереди Пайпер.

Я показываю билеты.

– Кое-что нехорошее.

* * *

Мое сердце бешено колотится в груди и успокаивается, лишь когда особняки с гаражами сменяются домами с навесами для машин. А Пайпер смеется. Ее звонкий смех взмывает в ночное небо.

– Ава, кто бы мог подумать, что под этим компрессионным бельем скрывается столько дерзости! – наконец говорит она.

Пайпер высовывает в окно руку и машет ею как крылом, подобно девушке в песне «Феникс в огне» – она включила свой излюбленный трек на полную мощность, и звук синтезатора наполняет салон машины.

Мы останавливаемся, чтобы купить замороженный йогурт. Не хочется ехать домой и объяснять, почему наша грандиозная вечеринка закончилась уже в половине десятого. Я вытаскиваю из багажника инвалидное кресло, Асад достает из машины Пайпер и усаживает в кресло. Он делает это так бережно, что мне хочется попросить его прекратить. Перестать быть таким хорошим и милым. Таким очаровательно неуклюжим в дурацких танцевальных движениях. Прекратить пробуждать во мне чувства.