Книга Труп в доме напротив - Анна Дашевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошли к Тёмному! — отмахнулся лениво Глеб. — Конечно, я скопировал список. Вот он!
Лист бумаги, красиво спланировав, лёг на письменный стол, и сыщики почти столкнулись лбами, заглядывая в него.
— Один? — с удивлением переспросил Алекс. — Один читатель спрашивал эту книгу?
— Вот именно, — инспектор воздел к небу палец. — Один-единственный. И уважаемый Хранитель сообщил мне все данные об этом любителе изящной словесности, в частности, то, что пользоваться библиотекой он мог только и исключительно по рекомендации двух преподавателей университета.
— И их имена?…
— На обороте страницы. Завтра я попытаюсь с ними всеми встретиться, но почти уверен, что это направление — тупиковое. Надо искать в деловых связях убитых, и трое моих коллег сейчас этим занимаются.
— То есть, ты хочешь сказать?…
— Да. Я — часть государственной машины, и действую в связке с другими её частями, деталями, Тьма побери, шестерёнками. Ты расследуешь в одиночку, и зачастую твоя работа более эффективна, но не в данном случае. Десятки связей, деловых, личных, дружеских и вражеских, сотни писем, чеков, накладных, ещё каких-то бухгалтерских бумаг… Твоя бывшая жена и её Оскар действительно влезли в чей-то хорошо налаженный бизнес, за что их и убрали. Мы уже практически вышли на заказчика убийства. Ещё день-два, и будет арест. Всё, точка, об этом деле на сегодня больше не говорим. Что у тебя?
Пару мгновений Верещагин молчал, пытаясь подавить иррациональную горечь. На что обижаться, на служебные инструкции? Но где-то внутри будто кусочек льда появился и колол.
— У меня… — проговорил он тихо. — У меня… Основные открытия сегодня сделал Влад, ему и слово.
Суржиков откашлялся, словно неловкость момента попала ему в горло и першила там.
— Воскарёвы и Шорн, — сказал он. — Сегодня я начал ими заниматься, ничего особо не выяснил, но… как бы это сказать… заложил базу для дальнейших действий. Не хочу торопиться. «Порой наш замысел прекрасен и велик, Но начинаем мы рубить сплеча и вмиг Переусердствуем и добрую основу Испортим, извратим».
Он коротко рассказал Никонову о том, что узнал от старика-домовладельца и от продавцов на рынке, потом замолчал и хлопнул себя по лбу:
— Алекс, ты хотел дать мне кристалл для записи! Найди, пожалуйста, я утром рано уйду, мне надо к восьми быть уже там, возле лотка с молоком и творогом!
Кивнув, Верещагин вышел. Влад покряхтел и произнёс негромко:
— «Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре…»
— Что ты хочешь этим сказать? — ощетинился инспектор.
— Это не я, — грустно ответил бывший актёр. — Это Шекспир…
Когда Алекс вернулся, держа в руках синий замшевый мешочек, они спорили, разумеется, о «Гамлете». Суржиков вытащил из футляра светло-серый кристалл размером с половину большого пальца, покрутил в руках и спросил:
— А как с ним обращаться-то?
— Положишь в какое-то место, где его сразу не сопрут какие-нибудь сороки, сожмёшь в руке перед этим и секунду подержишь. Записи хватит на восемь часов, этого времени должно хватить, чтобы стало понятно, стоит ли в этой речке что-то ловить. Погоди, мы ж хотели сперва посмотреть план дома, чтобы прикинуть, куда амулеты лучше ставить?
— План дома? — удивился Никонов.
— В офисе главного архитектора Москвы, — пояснил Алекс, и вновь повернулся к помощнику. — Так что давай, как расстанешься с кухаркой, двигай на Бутырскую. И, пожалуй, для скорости воспользуйся порталом, я денег дам…
— Не надо, — наотрез отказался Владимир. — Мало ли кто увидит, я ж работу ищу, откуда у меня деньги на порталы? Дойду до набережной, а там возьму экипаж.
— Хорошо, принято.
— Ну, а я планирую завтра встретиться с господином Устименко… — Алекс неожиданно ухмыльнулся. — Пожалуй, до седьмого мая мы сумеем это дело закончить, а?
5 мая 2185 года от О.Д.
«Мошенник смеется не так, как честный человек; лицемер плачет не теми слезами, какими плачет человек искренний. Всякая фальшь — это маска, и, как бы хорошо не была она сделана, эта маска, всегда можно отличить её от истинного лица, если внимательно присмотреться»
— Дворецким, говоришь, служил в поместье? — спросила кухарка, окидывая Суржикова хорошо читающимся взглядом, примерно таким же, как несколькими минутами раньше — кусок телячьей вырезки.
— И дворецким, и лакеем, — подтвердил он. — Лет мне немало, хозяюшка, чего только не бывало… Вот последний хозяин перебрался из имения в Пермь-Вычегодск, наследство там получил, устраиваться начал, да и помер.
— Пермь?
— Да.
— И что, городским головой там по-прежнему господин Феклистов?
С трудом удержавшись от смешка — заход хорош, даже дети малые на него не попадутся! — Владимир ответил со всей возможной серьёзностью:
— Прости, хозяйка, такого не помню, при мне, сколько жил я в Пермь-Вычегодске, Михаил Петрович Тягнибеда там управлял.
Кухарка хмыкнула:
— Ну, могла я и спутать, давно в тех краях не была. Так говоришь, хозяин помер, немолод был, поди?
— Моложе меня как бы не вдвое…
— Излишествовал, — и тётка утвердительно тряхнула тремя подбородками.
Суржиков промолчал и вздохнул, изобразив лицом сложные чувства: мол, не моё дело хозяина осуждать, но было, было всякое…
— Ладно. Пойдём со мной, сумки мне поможешь донести, — наконец приняла она решение. — Дворецкий в доме есть, муж мой, Климентий Константинович, но лакеев не хватает, может, и сгодишься. Меня можешь звать Пелагеей Борисовной, — она всунула Владу в руки сумку с мясом и корзину с овощами, сама подхватила вторую корзину и решительно направилась в сторону Старомонетного переулка.
Суржиков украдкой взглянул на часы: половина девятого. Час на то, чтобы дойти, разгрузиться и поговорить с дворецким, и он вполне успевает в десять, ну, в пол-одиннадцатого быть в Гильдии архитекторов. Потом вернётся сюда, в Замоскворечье, поработает до конца дня прислугой за всё, ночевать пойдёт к старику, заодно и кристаллы поставит пишущие, а дальше видно будет.
— Уф! — Пелагея остановилась, утирая пот со лба. — Жаркий какой май в этом году… Постоим в тенёчке, отдохну. Господа наши всё равно раньше полудня завтракать не потребуют. Ты мне вот что скажи, Вова, — тут актёра передёрнуло, — почему ты именно к нам решил наниматься? Я ведь видела, ты именно меня дожидался!
— Может, красота твоя меня сразила, а, Пелагея Борисовна?
— Ты ври, да не завирайся! — кухарка прищурилась. — Красота моя при мне, да видна не всякому! Может, послать тебя сразу подальше?…