Книга Красавица - Рене Ахдие

Нет, ей не следует идти на этот ужин сегодня. Нет, она не пойдет на этот ужин сегодня. Даже если это будет означать, что она упустит возможность насладиться чудеснейшими блюдами роскошного ресторана. Даже если ей тогда и самой придется примкнуть к какой-нибудь женской организации. Иметь что-то общее с членами общества Львиных Чертогов было плохой идеей. Они опасны. Не такие как все. Что-то темное и жуткое происходит везде, где они появляются.

И наиглупейшая глупость думать иначе.

Селина была решительно настроена делать то, ради чего она сюда прибыла. Начать новую жизнь, такую, какую и подобает вести юной особе. Отыскать подобающего молодого человека. И завести с ним много детишек, как и подобает.

И на этом все.

Селина снова печально вздохнула.

Ее собственная ложь начинала оставлять горький привкус на языке.

Как там говорил ей всегда отец?

«Чтобы научиться ценить сладкое, нужно сначала испробовать горькое».

И сегодня вечером Селина, очевидно, должна сделать именно это.

Зима, 1872

Собор Сен-Луис

Новый Орлеан, Луизиана

Тебе, должно быть, интересно, откуда в моем сердце столько ненависти.

Как сказители сказок говорят обычно, это долгая история. Длиной в несколько сотен лет, на самом-то деле. Она начинается, как и многие другие, с утерянной любви и разбитого сердца.

Я могу потратить часы напролет, рассказывая тебе о своих потерях. О том, что пережили такие, как я. Как клятвы Другого мира рассеялись, словно песчинки на смертной земле, ставя под вечную угрозу наши жизни. Это, как говорится, скандальное дело среди нашего народа.

Так как вопрос нашего выживания давно стал яблоком раздора.

Когда-то существа Другого мира жили под тем же очаровательным небом, но скрытые за завесой от мира людей. Те из нас, кто пировал при свете дня, жили в сияющих лесах долины Сильван Уайль, места вечной весны, где воздух всегда окутывало золотое солнечное тепло. Рожденные же в ночи обитали в Сильван Вальд, мире бескрайней ночи, украшенной ледяными звездами.

Однако все это было до того, как наши старейшины совершили первородный грех. До Изгнания.

Теперь подобные мне существа живут между светом и тьмой, без места, которое могли бы назвать родным домом. Без корней. Без родственных уз. Одни.

За грех наших предков нас прокляли бродить в тени человечества. Вскоре, как обычно случается, началась и война, разделившая нас на Падших и Братство. Веками знания о нас разносились по всему миру. Человечество дало нам много имен, нам, бессмертным жителям ночи: одержимые, вепри, дампиры, морои, неупокоенные, восставшие, ликан-тропы, алука, вурдалаки, ламия…

Имя, которое чаще всего используют жители Нового Орлеана, – вампиры, и неважно, что это слегка неверное наименование, ибо не все среди нас питаются исключительно кровью других. Для Братства это имя не что иное, как оскорбление. Для Падших – великая честь. Так как, помимо прочего, истоки этого имени лежат в Старом Свете. Во временах вечной тьмы и войн, когда те, кто обладал властью, пили кровь своих врагов и нанизывали головы побежденных на деревянные пики, вколоченные глубоко в землю.

Этим именем жителей ночи наградили суеверные простофили. Несчастные, которые верят, что демонов можно одолеть вязанкой чеснока или брызгами святой воды. Или чтением молитв и блеском зеркал, деревянными кольями и освященными крестами.

Просто смешно. Ничто созданное простыми людьми не поможет совладать с такими существами.

Мы наслаждаемся тем, что подогреваем подобные слухи, так как это помогает нашим жертвам верить, что их боги способны им помочь. Создания Других миров – как света, так и тьмы – всегда забавлялись, играя с умами людей таким образом.

Есть только одна вещь, способная уничтожить вампира.

Солнечный свет.

И есть только одна вещь, способная подчинить его.

Чистое серебро.

Однако по большому счету все это не имеет значения.

Что имеет, так это то, что я испытываю сейчас. Что те, кто дорог мне, испытывали на протяжении многих столетий. Как мы сумели выжить.

И что даже важнее, так это то, что я намереваюсь совершить. Мне уже недостаточно просто уничтожить своих врагов и разрушить все, что они создавали многие годы. Он отнял меня у моей семьи. Украл само дыхание из моей груди. Я хочу, чтобы он испытал ту же боль, что испытывали я и подобные мне. Утраченную любовь и разбитое сердце.

Хочу восстановить наконец справедливость.

Многие скажут, что эта история вовсе не о справедливости. Она о мести.

Для меня же просто нет разницы.

Сегодня ночью я проверю свои подозрения. Я увижу, значит ли и правда для него что-то эта девчонка, как я начинаю догадываться.

Прежде чем взойдет солнце, я узнаю, какие шрамы оставила на ее душе Смерть.

Слова – оружие

– Я стою на вершине мира! – кричал в ночное фиолетовое небо Эштон Альберт, старший сын транспортного магната Джея Баллона Альберта. – И мне нравится то, что я вижу.

Его голос звучал напыщенно после выпитого алкоголя. До отвращения самонадеянно.

Бастьяну все это не нравилось, хотя он сделал попытку с удовлетворением улыбнуться вороху облаков.

Младший брат Эштона, Артур (ничтожество по праву рождения), растолкал их локтями, протискиваясь к металлическим подмосткам, остановившись так близко к краю, как останавливаются семнадцатилетние мальчишки, только что вдоволь напробовавшиеся спиртного.

– Дай пройти, Эш. Я хочу знать, каково это – стоять на вершине мира.

– Технически, – вставил гнусавым голосом Фобос Деверё, младший внук нынешнего мэра Нового Орлеана, – ты стоишь на недостроенном отеле у побережья Луизианы. До вершины мира еще очень далеко.

Бастьян хотел рассмеяться. Но вместо этого лишь скорчил гримасу. Он готов был поспорить, что видел, как Фобос поправил свои очки, когда говорил. Как газель, которая приковыляла на равнину Серенгети в тот же самый момент, когда львы решили пообедать. Эш и Арт не станут благодарить его за такую шуточку.

– Хватить хныкать, мелкая ты крыса, – прокричал Эш через плечо.

– Всем плевать на твои высказывания, – поддакнул Арт как ответственный подхалим, каким его и воспитывали.

Бастьян скрестил на груди руки и оперся плечом о железную колонну. Ему понадобилась всего секунда, чтобы проверить свой пульс, прижав два пальца левой руки к горлу сбоку. Хотя ему ужасно хотелось высказать этим избалованным ублюдкам все, что он о них думает (или хотя бы представить, что выйдет из этого, если он решится), он молчал и продолжал наблюдать за происходящим со стороны.

Бастьян ненавидел всю эту чушь.