Telegram
Онлайн библиотека бесплатных книг и аудиокниг » Книги » Современная проза » Мой одесский язык - Татьяна Соломатина 📕 - Книга онлайн бесплатно

Книга Мой одесский язык - Татьяна Соломатина

319
0
Читать книгу Мой одесский язык - Татьяна Соломатина полностью.

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 42 43 44 ... 48
Перейти на страницу:

– Может, Саша и Люся всё ещё вместе?

– Может… Всё равно напоминает бронирование могилы на кладбище.

– Выпьем?

– А то!


После Тёщиного моста сразу кафе. Кажется, «Старая Одесса». Столики и стульчики змеятся посреди мостика, фальшивого колодца и беседки, куда вскарабкиваются новобрачные, дабы запечатлеться. Ещё один обязательный ритуал.

Две официантки и охранник сидят за пыльным столиком и лениво наблюдают за нами. Подходим. Никто не поднимается. Подходим ближе. Отворачиваются.


– Работаете?


Не слышат.


– Вы уже открылись?


Не замечают.


– Мы хотели кофе и выпить!


Слились с пейзажем.


Сворачиваем за дом с шарами на Гоголя.

Уличная кафешка у забора из раскрашенных велосипедов. Резкий уклон к дороге. Сидим чуть накренившись, как на палубе.


– Два кофе, две текилы.

– Капучино? Эспрессо? Американо? По-турецки?

– По-турецки. Текила «золотая». Любая «золотая». Две по сто.

– По сто нет. Есть по пятьдесят.

– Ну, тогда четыре по пятьдесят.


Уходит. Возвращается.


– По-турецки нет.

– Тогда…

– Кофе вообще нет. Света нет.


Нет света – нет кофе. Знаем! Как же ещё подогреть песок, если по-турецки, или воду, если кофе? Только светом. Не огнём и не солнцем. Но такие блики вокруг, так несуетна нереставрированная, домашняя, уездная улица Гоголя, так хорошо, что можно и без кофе.


– Ну, тогда только четыре по пятьдесят.

– Что будем закусывать?

– Закусывать будем текилу. Лимоном. Больше ничем. К тому же нет света.

– Света нет, а закуска есть.

– А мы не будем закусывать. Чтоб просветлело.


Уходит.


Тишь. Гладь. Покой. Одесское утро. Улица Гоголя ленивая и неспешная, как одинокая старая тётушка, отписавшая свою недвижимость семиюродному племяннику, чтобы было кому похоронить. И пусть света и теперь нет, но зато ей спокойно, что её закопают по-людски. Или, как раньше говорили – по-лю́дски. Мне даже больше нравилось. И она, тётушка, наслаждается августовским утром, выйдя в затрапезном халате на старенький балкон. Рассматривает редких прохожих. Кормит голубя крошками чуть подсохшей сдобной булки. Племянник ждёт, когда же уже можно будет толкануть недвижимость в центре, тут же такой спрос, и цены вновь подросли. Она же была такая старенькая, что он не сильно волновался. Прошло десять лет, она всё ещё такая же старенькая, и он уже сильно беспокоится. Но одинокая тётушка смотрит и смотрит на прохожих, кормит и кормит старого голубя крошками чуть подсохшей сдобной булки. Это раньше хотелось покоя. А теперь, когда есть семиюродный племянник, есть зачем жить. За его беспокойство.


– Пиривизи мине солкосэрыл! – широко расставив ноги в допотопных байковых панталонах, гудит тётушка с балкона на всю тихую уютно-солнечную улицу Гоголя в мобильный телефон. – И шо ты киричишь на мине? Я его не ем, я им жопу мажу. Тибе скоро достанется квартира у самом центре, а тибе жалко солкосэрыла для моей жопы? Тут уже всё выкупили, одна я тут мажу и мажу жопу солкосэрылом, так тибе жалко мине того нещясного копэешного солкосэрыла? И ещё мине купи этого…

Голубь согласно гулит и кивает, расхаживая по перилам и одобряя список всего «этого».


Разноцветные велосипеды, уклон вправо, голуби и солнечные пятна на асфальте.


– Заеба́-а-анский край мурма́-а-а-анский! – отчаянно вопит официант, падая с подносом, на котором стоят четыре по пятьдесят. Встаёт. Пинает поднос. Быстро берёт и собирает. Быстро наклоняется, берёт и собирает.

Уходит.

Возвращается с графином в руках. Ставит на стол. Из карманов достаёт две текильные рюмки. Ставит на стол.


Разноцветные велосипеды, уклон вправо, голуби и солнечные пятна на асфальте.

Прозрачно. Свежо. Жаворонково.


Доброе утро, Одесса!

Солнечные пятна на асфальте

На мне коричневое школьное платье. И белый передник из батиста с прошвой.


Всё сшила бабушка.

Это не просто коричневое школьное платье – это искусство. Это не просто белый передник из батиста с прошвой – это шедевр!

На мне белые гольфы. Из Москвы. На мне белые кожаные босоножки. Из Витебска. На мне апельсиновый скрипящий пахучий ранец. Из Прибалтики. На мне белый бант. В руках у меня букет астр.

На асфальте солнечные пятна. Я иду первый раз в первый класс. Через Воровского. Наверх, к Советской Армии. И чуть налево. Иду за руку со старшим братом. Родители на работе. У мамы у самой первое сентября, и она никак. А у папы просто рабочий день, и он мог бы отпроситься, но я с папой не хочу. Я хочу с братом. Потому что я иду первый раз в первый класс, а он идёт первый раз в последний класс – десятый. Он уже курит с лихостью подростка-переростка прямо по дороге в школу, не отпуская моей ладони. И кажется мне удивительно взрослым. Взрослый брат – это хорошо. Если не навсегда, то радоваться надо и тому отпущенному хорошему, что есть. Это оно потом – «было». Сейчас-то – есть. И первый раз в первый класс мне очень хорошо с ним за руку.


Все первоклашки стоят у входа в школу, а я стою с братом в компании старшеклассников за кирпичной стеной, той, что по Книжному переулку. Той, что выходит на библиотеку имени Ивана Франко. Той, что банк, булочная и просто в эпизодах.

Всё равно линейка на заднем дворе – он больше того, что перед фасадом. Здесь у нас будут занятия физкультурой. Здесь мы будем метать гранату. Здесь у нас будут труды. Всё остальное – там. В четырёх-этажном здании сто восемнадцатой «привозной» школы.

Я здесь уже, разумеется, была. И с братом. И записываться. И вообще.

Я жажду знаний. Мне кажется, что первый же школьный день сделает меня значительнее и важнее. Я не просто какая-то мелюзга. Я уже школьница! Прямо вся пыжусь от накатившей на меня взрослости. Хотя я моложе всех в классе. Директор хорошо знает моих родителей, и маме удалось уговорить принять меня в школу чуть раньше положенного.

Мою первую учительницу уже тоже знаю. Галина Андреевна. Добрый, мягкий, милый, замечательный человек. У неё обнаружат рак груди, и мы будем навещать её чуть не всем классом. И она нас всех будет очень и очень любить. И проживёт ещё очень долго, несмотря на. Хотя и умрёт достаточно молодой. Первый учитель – это не сумма знаний. Первый учитель – это хороший человек. Мне везёт.

После торжественной линейки она отводит нас в класс. На втором этаже. На дверях табличка: «1 Б». Там мы просидим долгих три года. Тогда казалось, что долгих.

1 ... 42 43 44 ... 48
Перейти на страницу:
Комментарии и отзывы (0) к книге "Мой одесский язык - Татьяна Соломатина"