Книга Любовь по правилам и без - Агата Озолс

— Сергей Карлович приказал отвезти вас.

— Прямо сейчас? — спросила весело. — Мне уже пора?

Мужик чуть смутился, но взял себя в руки. Профессионал. Уважаю.

— Когда вам будет угодно. И куда вам будет угодно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В любую точку планеты? — продолжила издеваться над ни в чем не повинном человеке.

— Если настаиваете.

Мне стало стыдно. Вот чего я к нему прицепилась, спрашивается? Это он, что ли, меня обманывал все эти месяцы?

— Простите, — сказала покаянно.

Мужчина дернул уголком губ.

— Если возможно, я бы хотела уехать.

— Конечно. Куда прикажете вас доставить.

— Домой. Я живу …

— Я знаю, — перебил меня помощник Валишевского — старшего. — Давайте я провожу вас до машины.

Мысль попрощаться с гостеприимными хозяевами даже не мелькнула у меня в голове. Обойдутся как-нибудь.

Водитель в строгом костюме распахнул передо мной двери черного Мерседеса.

Все-таки уважает эта семейка немецкий автопром. Я загрузилась в автомобиль как можно более элегантно, стараясь не думать о том, что, по сути, бегу с этого праздника жизни. Побитая и оплеванная, если можно так выразиться.

Помощник Сергея Карловича проводил меня пристальным, ничего не выражающим взглядом. Рукой, даже странно, махать вслед не стал. Видимо пошел докладывать хозяину, что самозванка тихо — мирно убралась восвояси.

Я ехала домой, мысленно прокручивая события этого вечера. Ну что ж, тетя могла бы мною гордиться — я вела себя, как настоящая леди. Если бы еще от этого мне было легче! Ромка — Ромка, во что же ты нас втянул? Зачем было так глупо подставлять и меня, и себя? Мысли крутились в голове, как заведенные. Очень хотелось что-то сделать, но я никак не могла придумать, что именно. В таком вот раздрае и доехала до дома.

Остановив машину у подъезда, водитель помог мне выбраться наружу, пожелал всего хорошего и отбыл.

Войдя в дом, я, как была, в вечернем платье и на шпильках, стала собирать Ромкины вещи. Нечего им тут лежать, пусть занимают место в доме графини.

Барахла у Валишевского — младшего набралось две увесистые сумки. Я методично обыскивала квартиру в поисках носков и флэшек, мне не принадлежащих. Не хотелось, чтобы хоть что-то чужое осталось в моей квартире. И только когда все было упаковано, я задумалась над тем, как передать вещи Роману.

Встречаться мне с ним не хотелось. Нет, вру. Хотелось, и до одури. Только не так, что я звоню и прошу забрать вещи. А так, чтобы он примчался под мои окна и, стоя на коленях, просил прощения и заверял, что все это какое-то глупое недоразумение. А потом бы всю ночь пел мне серенады. Да, серенады, и с красной розой в зубах. А по завершении концерта, полез бы ко мне в окно, разумеется, не выпуская изо рта розу.

В своих мечтах я разошлась не на шутку. Вот уже Ромка влезал в окно и делал мне предложение руки и сердца. И даже цветок во рту не мог остановить его искренние признания в вечной любви ко мне. Я увидела себя, в свадебном наряде, выходящую из часовни Сен-Валери-ан-Кон под руку с ….. рассмотреть лицо жениха я не успела.

Все мои розовые мечты смел простой жизненный вопрос: а есть ли часовня в Сен-Валери? И если она все-таки есть, то как я, крещеная православная, буду венчаться в католической церкви, а? В общем, сначала развеялась придуманная мной часовня, потом жених с невестой, и вот уже Ромка категорически отказывается лезть ко мне по водосточной трубе (зачем рисковать, ведь есть же лестница и лифт, в конце концов), а соседи, ошалев от ночных серенад, вызывают наряд полиции. Вот тут-то, на этом самом наряде, я не выдержала и заплакала. Но просто плакать оказалось скучно, душа требовала действия.

А потому пошла на кухню, взяла ножницы и вернулась к Ромкиным вещам.

Ну, что сказать, ночь у меня выдалась плодотворная, а наутро гардероб Романа Сергеевича Валишевского обогатился новыми, интересными, не побоюсь этого слова, дизайнерскими, вещами.

снула я часов в восемь утра, когда закончила работу над Ромкиным гардеробом. Снова упаковала все красивенько, сняла, наконец, свой праздничный наряд и, приняв душ, отправилась спать с чувством выполненного долга.

Долго поспать мне не дали родные подчиненные — разбудили ближе к полудню, слезно умоляя приехать в офис, разобраться с очередным трудным клиентом. Поскольку даже с разбитым сердцем мне нужно было на что-то жить, пришлось вставать, приводить себя в относительный порядок и ехать на работу.

Пока крутилась с клиентом, дизайнером и бухгалтером о Ромке не вспоминала, да и день пролетел незаметно.

А вечером я вызвала курьера и отправила это Валишевское барахло, облагороженное моей светлой дизайнерской мыслью, к нему на квартиру. Каюсь, ждала, что получив свои пожитки и увидев, в каком они виде, Ромка захочет со мной поговорить. Но, увы. Посылка была доставлена адресату, а сам адресат продолжал безмолвствовать.

Он безмолвствовал всю следующую неделю.

Я ездила в офис, упорно работала и изо всех сил старалась не думать о том, что мужчина, в которого я влюбилась как кошка, не просто обманул и бросил, но сделал это по-особому подло. Я так усердно изображала независимую и гордую бизнес-леди, что не заметила ни того, что бросила курить, ни того, что по утрам меня жутко мутило и пить кофе совершенно не хотелось.

А на восьмой день мне позвонила …. Лиза.

— Ты как? — спросила она вместо приветствия.

— А ты кто?

— Ну ты даешь, — восхитилась Лиза. — Не узнала меня, что ли?

— Нет, — ответила я, чувствуя как сильнее забилось сердце, — а должна?

— Все стараются узнавать, — она вздохнула. — Я Лиза Валишевская, сестра твоего парня.

— Бывшего парня, — поправила я ее. — Ты ведь в курсе, что мы с твоим братом расстались?

— Да уж, — хмыкнула Лиза. — Вся семья в курсе. Ты не представляешь, что творилось у нас дома.

— Даже думать об этом не хочу, — спокойно ответила и тут же жадно спросила: — А что творилось?

— Ну, папа вызвал Ромку на ковер. И наорал. Наверное, впервые в жизни он так кричал на своего любимчика. Мама стояла под дверью папиного кабинета и не решалась войти. Только капли в стакан капала. Разговор был очень долгим, Ромка вышел, как побитая собака, и ведь день просидел в своей комнате, а потом полетел в Вену. К своей графине. Ты ее же видела?