Книга Тайна царского фаворита - Елена Хорватова

Не знаю, понял ли следователь, кого именно я с наслаждением прикончила бы в данный момент, если бы не считала себя разумной женщиной? Но, впрочем, нужно отвлечься от этих кровожадных видений, ведь Христос запрещал нам грешить даже в мыслях…

– Господа, я абсолютно уверена, что Кривицкий не случайно оказался ночью в лесу у Привольного, – продолжала я настаивать на своей версии. – Не знаю, можно ли расценить мои слова как клевету, но я нисколько не удивлюсь, если именно Кривицкий окажется преступником. Более того, на мой взгляд, он стоит на первом месте в списке потенциальных убийц. Кривицкий очень подходит для такой роли. Господи, прости, если мои подозрения неверны, но поручик выглядит человеком, способным на любую подлость…

– Все это абсолютно беспочвенные рассуждения, мадам, – протянул следователь, брюзгливо поджав губы.

Агент Стукалин был многословнее:

– Я понимаю, что вы, Елена Сергеевна, по какой-то причине несчастного поручика не полюбили. Такое предвзятое отношение и привело к тому, что он сразу попал у вас под подозрение…

Я красноречиво передернула плечами, но промолчала.

– Вы наметили фигуру поручика на заклание. Но чтобы погубить Кривицкого наверняка, требуются какие-то неопровержимые факты, – гнул свое сыщик. – Голубушка, фактов-то, собственно, и нет… Нет никаких улик, которые бы позволили выдвинуть против него обвинение.

Мне пришлось возразить, напомнив о незаконных проникновениях в дом, принадлежащий вдове Чигаревой (проникновениях, имевших явно преступный, хотя до сих пор и неясный характер), о кое-каких вещественных следах пребывания неизвестного мужчины в доме, об ушибах, оставленных, вероятно, на лице и теле ночного визитера кулаками штабс-капитана Салтыкова (сердце подсказывает мне, что у Кривицкого найдется либо фингал под глазом, либо ссадина на скуле…).

Я даже сгоряча отдала в распоряжение служителей закона свой главный трофей – окурок, обнаруженный в вазоне с нимфами при столь загадочных обстоятельствах.

(А ведь окурок следовало бы поберечь до лучших времен, чтобы такой козырь не пропал втуне, а был использован наверняка… Но если уж столь ценные сведения и вещественная улика не проливают новый свет на это прискорбное дело, то меня можно считать круглой идиоткой!)

– Вы еще убедитесь в моей правоте, господа! – зловещим тоном заключила я. – Вот только как бы этот урок не оказался слишком тяжелым для вас. Как, впрочем, и для всех нас! В глухом местечке, где женщин убивают одну за другой, некто (ладно уж, пусть некто, а вовсе не Кривицкий!) с маниакальной настойчивостью рвется в дом одинокой вдовы. Разве это не наводит на размышления?

Но все мои старания и увещевания, увы, не привели к желаемому результату. Напротив, судебный следователь заявил с постной миной:

– Елена Сергеевна, я вам просто удивляюсь! У нас тут и впрямь убийство за убийством, положение архисложное, а вы хотите, чтобы мы занимались какой-то бессмысленной ерундой. Вы же вполне здравомыслящая женщина! Посудите сами, какое отношение к делу имеет происходящее в Привольном? Кто-то к вам лез, кто-то курил на крыльце… Какие-то проникновения в дом, и вы якобы видели на лестнице кого-то, сами не знаете кого… В доме ничего не украдено, да и украсть, как я понимаю, там особо нечего; насилию вас с вашей приятельницей также, пардон, не подвергли, я уж не говорю об убийстве… Поверьте, это всего лишь глупые шуточки ваших знакомых или не в меру пылких поклонников. Но почему вы полагаете, что Окружной суд и Сыскная полиция должны заниматься невесть чем? У нас, повторяю, убийства не раскрыты, нам не до ваших визитеров и не до дамских капризов.

Просто удивительно, до чего людям порой трудно бывает понять друг друга. Впрочем, что касается меня, то я как раз видела все скрытые мысли следователя как на ладони.

– Я понимаю, почему вы не хотите связываться с этим делом, – строго сказала я, глядя ему в глаза.

– Да, дело слишком деликатное, – нисколько не смутившись подтвердил он. – Мужчины, посещающие по ночам дом одинокой вдовы, не относятся к моей компетенции.

– Конечно, вы вряд ли будете заниматься своими обязанностями с сугубым рвением, предпочитая, как обычно, поскорее уехать восвояси с уверениями в готовности сделать все, что в ваших силах, но при этом смирившись с очередным нераскрытым убийством и предоставив бедной вдове самой разбираться с одолевающими ее преступниками…

– Мадам, может быть, вы не будете столь провоцирующе дерзить? – взвился следователь. – Было бы опрометчиво думать, что следственной работой занимаются одни простофили. Уж мне-то довелось на своем веку раскрыть немало преступлений, и в этом вопросе я смело могу считать себя человеком компетентным. Поэтому ваше стремление обучать меня методам раскрытия убийств выглядит по меньшей мере странно. Да вряд ли найдется хоть один человек в Московской губернии, кто лучше меня разбирался бы в вопросах криминалистики!

Судебного следователя, что называется, понесло. Ему наконец представилась возможность блеснуть красноречием. Он долго распространялся о мотивах и побуждениях убийц, щегольнул эрудицией по поводу преступности вообще, показал себя знатоком в области психологии и даже позволил себе весьма нелестно отозваться о Сыскной полиции, поглядывая на господина Стукалина со злорадной ухмылкой.

С тех пор как в России стали широко издавать книги мистера Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, многие слуги закона, перепутав беллетристику с криминалистикой, взяли на вооружение методы английского сыщика и норовят заниматься раскрытием преступлений, по возможности не выходя из кабинета (слава богу, хоть скрипкой не каждый из них балуется!). Однако столь же блестящими результатами, как Шерлок Холмс, может похвалиться, увы, далеко не каждый из читателей и почитателей Дойла.

Вот, например, у нашего следователя, несмотря на всю эрудицию и тягу к психологическим изыскам, результатов в расследовании, собственно, пока никаких… А поговорить-то как любит!

Я даже чуть-чуть испугалась, что придется до самого вечера слушать лекцию по вопросам теории криминалистики и уголовного права, но Стукалин, вклинившись в маленькую паузу, потребовавшуюся нашему оратору, чтобы перевести дух, умело пресек это словоизвержение.

– Милостивый государь, мы преклоняемся перед вашими научными познаниями, но нам-с, грешным, некогда витать в эмпиреях юриспруденции-с. Мы люди земные-с и к делу привычные. Все новые факты я имел честь до вашего сведения довести. Рассказ госпожи Хорватовой вы выслушали. Надеюсь, ваши выводы из того, что сообщила Елена Сергеевна, явят нам полный блеск аналитической мысли. А засим дозвольте уж мне-с в приватной беседе выведать у госпожи Хорватовой кое-какие мелочи. Не взыщите-с, служба.

Обычно полицейский делается таким оскорбительно вежливым, только когда очень зол. Да, между сыскным агентом и судебным следователем явно существуют какие-то тайные трения. Это мне не померещилось. Вероятно, приглашение следователя на нашу беседу было тонким дипломатическим ходом в понятной только господину Стукалину игре.