Книга Дух геометрии - Алиса Ханцис

22

«Карты не врут», – говорила когда-то мама и, заново тасуя колоду, торжествующе улыбалась. Гадания у нее были простенькие – и ребенка не обманешь, но глаза светились колдовским огнем, как у цыганки, и я забывала, что всё это игра.

На самом деле, карты могут врать, даже географические. К тому же лучшие из них знают правду только о настоящем и молчат о будущем. Если провести ортодрому[8] через точки, обозначающие мою мансарду и дом Люка, то она навылет пробьет жестянку концертного зала. Это всего лишь факт, не предсказание; но мне все равно приятно думать об этом. А вечерами, когда берег напротив превращается в неведомую галактику, мерцающую желтым и голубым, я нахожу скопление звезд у подножия черной горы и пытаюсь угадать, которая из них – моя.

Сейчас на гору наползала туча, очертаниями похожая на упавшую Южную Америку. Ветер переменился, и я открыла пошире створку окна, чтобы комната быстрее остыла. На столе зажужжал мобильник и снова затих: СМС-ка. Неужели Мишель? «Привет! Я снова тут. Надеюсь, ты в порядке. Всё работаешь? Берни». Вот странно: на письме он делал не больше ошибок, чем обычный человек. Хотя сколько их было, этих сообщений? На Новый год да пару раз по делу. Кто знает, сколько времени он их печатал.

«Рада, что ты вернулся», – набрала я в ответ и почувствовала, что не вру. Мне не хватало наших уроков, новых дорог под колесами. За эти две недели я побывала, кажется, везде, куда дотягивались маршруты гремучих городских автобусов – от золотого полумесяца Семимильного пляжа до рыбачьих поселков на берегу пролива Д’Антркасто. Обилие отдыхающих, которых с наступлением жары разом потянуло к воде, еще сильней толкало меня на поиски настоящей глуши, где можно вновь ощутить дух Гондваны. До национальных парков, занимающих весь юго-запад острова, было не больше ста километров. Берни может закинуть меня туда на несколько дней и потом забрать. Он не откажет, если я попрошу. А времени впереди еще много.

С неприятным холодком в груди я поймала себя на мысли, что давно не садилась за работу. Даже фотографии с новогодней съемки были еще не разобраны. Я достала из ящика стола конверт и села с ним на кровать, поближе к свету. В первую минуту мне подумалось, что лаборатория схалтурила с контрастом – очень уж бледным казался знакомый пейзаж. А потом я сообразила: это и есть тасманийское лето. Слепящее солнце на крышах, выженная трава. Где-то на этих снимках, которые я сортировала машинально, отбрасывая на первом этапе только откровенный брак, можно было найти дом с крошечной чердачной квартиркой, похожей на купе. Все-таки хорошо, что я не поселилась там. Иначе я бы часами стояла у его ограды, как влюбленная деревенская дурочка.

Тут, словно в насмешку над моей фальшивой гордостью, в глаза мне бросилось маленькое, с ноготь, светлое пятнышко в углу снимка. Дом Люка в этот раз оказался на стыке кадров, и мне пришлось порыться в стопке фотографий, чтобы найти ту, где лососевая крыша была видна целиком. Я взяла лупу, отчего-то волнуясь, будто искусствовед, заметивший трещину на холсте. Что я хотела разглядеть в этой проекции – не накренился ли штакетник, не вздыбилась ли стриженая лужайка перед домом? Смешно. Но я не могла оторваться и всё смотрела в толстое стекло, как в замочную скважину – на незнакомую серую машину во дворе, на слепой фонарь эркерного окна. Жаль, что крыша оставалась непроницаемой для моей техники.

Он, должно быть, сейчас дома, а если нет, то обязательно вернется вечером. Концертов не будет до марта, а прогноз погоды вряд ли вызовет у него желание поехать куда-нибудь в ближайшие дни. Почему Мишель не звонит? Он ведь наверняка передал для меня диски, а она забыла, уехав куда-нибудь со своим Джейком.

Я отложила фотографию и подошла к столу. Уж лучше показаться навязчивой, чем ждать у моря погоды.

– Привет! – голос в трубке звучал радостно и без тени смущения. – А я как раз собиралась тебе позвонить. Может, встретимся где-нибудь?

– Да без проблем. А что с дисками – помнишь, вы обещали, когда подвозили меня?

– Да, конечно, у меня есть кое-что. Ты извини, что так долго: никак не могла папу заставить, чтобы он мне их нашел. Так когда мы можем встретиться?

– Знаешь, я в эти дни буду опять работать в вашем районе. Могу заскочить к тебе в любой момент, если это удобно. Хоть сегодня.

– Окей, отлично, давай сегодня. Записывай адрес.

Я не стала демонстрировать ей свою осведомленность и, прощаясь, подумала с усмешкой: вот бы она увидела меня сидящей над фотографией их безмятежного розового дома.

Упоминание работы было не более чем дымовой завесой: я не взяла для отвода глаз даже чехла от змея. Меня охватил сумасбродный кураж, как пьяницу, который залез на перила моста. Казалось, я могу сделать что угодно – даже взять у Берни его грузовичок и прикинуться сантехником – лишь бы попасть в этот дом, увитый лозой.

Сердце шевельнулось где-то в горле, когда я отодвинула деревянную щеколду, запиравшую калитку. Было еще совсем светло, и за окнами не угадывалось присутствия людей. А вот изнутри меня явно заметили. Мишель открыла сразу, едва угас колокольный, на две ноты, звонок.

– Привет. Можно войти?

– Да, конечно.

Воздух в доме стоял тяжелый и сладковатый, будто кто-то жег здесь восточные благовония. Мишель сделала мне приглашающий жест и пошла, скрипя половицами, по длинному коридору, прорезающему весь дом насквозь. Ближайшая ко мне дверь была открыта, и я воровато заглянула внутрь. Это была та самая комната с окном на улицу, где Люк репетировал в день нашей первой встречи. Белый диванный гарнитур, броский красно-черный ковер на паркете, журнальный столик посередине – здесь явно не стремились обставлять старый дом антиквариатом. В каминную нишу, облицованную деревом, был вмонтирован обогреватель.

– Родителей нет! – ободряюще крикнула Мишель с другого конца коридора. – Мы одни.

Я вошла в дверь, за которой только что исчезли ее джинсовые шортики и резиновые шлепки. Запах индийских палочек шел отсюда, вместе с клацаньем компьютерной мышки. Я успела подумать, что у Мишель должны быть младшие братья или сестры – и увидела в отсвете монитора бледный профиль, обрамленный рыжей волнистой гривой.

– А, привет! – Джейк отъехал от стола на офисном кресле, в котором сидел с ногами, и протянул мне узкую ладонь. – Как дела? Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

В комнате царил полумрак – единственное окно было почти целиком занавешено плотной черной шторой, расшитой звездочками. В узкой полоске света было видно угол пластикового шкафа с ящиками и пришпиленные к стене картинки. Самая крупная из них изображала усатую мультяшную выдру на фоне танкера, вокруг которого растекалось радужное нефтяное пятно.

– Видела? – спросил Джейк, повернув монитор в мою сторону. – В Виктории опять лесные пожары.