Книга Четвертый бастион - Вячеслав Демченко

– Случайное солдатское счастье, – вздохнул и Филипп. – Идешь позади командира в атаку, вдруг – бах!

Шум падения и яростное чертыханье, словно закулисный эффект пьесы, раздались позади, прервав француза.

– И вот уже ты командир… – рассеянно закончил Шарле, озадаченный шумом.

Обернулись.

Словно иллюстрируя его слова, край неприметного окопа, который они запросто перескочили только что, продолжал осыпаться, указывая след пропавшего.

* * *

Лейб-гвардии поручика Соколовского.

Он стоял на четвереньках на дне сапы[91], со злобным отвращением наблюдая, как его белые перчатки – нарочно для парадного случая держал во внутреннем кармане шинели – напитываются бурой влагой. Ухнул Виктор в неприметный подкоп, заглядевшись, как пресловутый буриданов осел на два стога сразу, а то и на три, не зная, какому отдать предпочтение.

Во-первых, загляделся он на компанию британского майора, к которой присоединились Раймерс с адъютантом и вездесущим бароном Лидвалем, а также зуавский лейтенант, не менее колоритный, чем его подчиненные, – в короткой «тунике» с «венгерскими» узлами золоченого шнура на рукавах и на краповом кепи.

Во-вторых, на разумную суматоху Крестовоздвиженских сестер у госпитального фургона, похожих в своих коричневых платьях с пелеринами и белых фартуках на стайку белогрудых птиц, а в их по-монашески глухих платках, – знал поручик наверное – можно встретить личика премиленькие, сколь бы скорбно иль строго ни сводили они бровки.

И далее прочих выглядывал Виктор парочку обер-офицеров – французского с бахромчатыми эполетами и Пустынникова с более практичными погонами, рангом чуть ниже. Их беседа даже отсюда казалась гораздо более оживленной и захватывающей, чем официоз. По крайней мере, француз махал руками, как на рынке, Илья Ильич посмеивался в стоячий воротник, так что в их товариществе пришлось бы кстати остроумие Виктора; а его тонкие замечания наверняка попали бы в офицерское собрание при штабе союзников, если не на страницы парижских газет.

Именно на подготовительной фразе «Mais c’est ridicule…[92] – ведь еще вечером мы могли познакомиться в гораздо более теплом и уютном месте, скажем, на небесах» – он и оступился в поясную траншею подкопа, взметнув взрыв рыжих брызг и беспардонного хохота солдат – как своих, так и неприятеля.

Впрочем, свое быдло заткнулось сразу же, памятуя, что белой перчаткой можно и в зубы. А вражье не стало дожидаться, пока его призовут к галантности таким же в точности манером. Рукоприкладством не брезговали ни в одной из действующих армий, нигде ни в большей или в меньшей степени, разве что английские офицеры дрались чаще всех прочих, а турок лупили все, кому не лень, пока те не перебегали к «гяурам». Как ни странно, исконные враги были куда великодушнее новых союзников…

Но всего обиднее было, – а ведь ради них только и воскрес из похмельного забытья, – слышать, как хихикнула в кулачок одна из барышень Крестовоздвиженской общины, оказавшаяся с санитарной сумкой поблизости, но тут же прикрыла бледное личико краем платка, нарочито хмурясь, торопясь куда-то.

– Que c'est bête![93] – Виктор уже достаточно очистился, совершенно загубив шелковый платок с личной анаграммой, и готов был разогнуться, чтобы возникнуть из траншеи, аки феникс из пепла, когда заметил: «А вот и пристойное объяснение!»

«Пристойным объяснением» его шумному провалу, при ближайшем рассмотрении, оказался шотландский офицер, понял поручик, подобравшись к фигуре, сложенной поперек траншеи с кукольной неловкостью – непристойно задрав ноги в красно-черных клетчатых чулках и кожаных гетрах и стиснув в кулаке подол своей черно-синей юбки, будто в припадке запоздалой стыдливости.

В другой руке горец с холодной цепкостью держал редкой ценности трофей – шестиствольный пистолет – «перечницу» – и отдал ее не сразу и неохотно, хоть труп и не был закоченевшим, отметил Виктор.

Более того, не успел поручик, спрятав увесистый pepperbox за пазуху, разогнуться с заготовленной репликой: «Черт возьми, да мне поможет кто-нибудь, наконец?!» – дескать, только за тем и сиганул, – как шотландец застонал. Был ли это посмертный стон – явление, с которым Виктор уже сталкивался, когда присутствовал при сортировке покойников, – он не знал. Следовало проверить, и он принялся рвать тесьмы на воротнике сорочки в распахнутом красном мундире в поисках пульса – над ключицей он всегда явственнее, чем на запястьях окоченевших рук.

«Что это? Горсть мать сырой земли шотландской?» – с ироническим удивлением обнаружил Виктор в ладони кожаный мешочек, но прощупав пальцами, убедился – едва ли. Что-то весьма похожее на медальон или другое какое ювелирное изделие.

Что бы это ни было, оно оказалось в его ладони раньше, чем Виктор успел определиться, прилично ли его любопытство. – кожаные ремешки кисета были оборваны. Не отдавая себе отчета, поручик встряхнул мешочком и едва успел перехватить другой рукой вылетевшую из него золотую блесну с колючей вспышкой яркой радуги.

Похожий на гербовый щит медальон – золотой, с инкрустацией бриллиантов вида самого завораживающего, как-то сам собой щелкнул в руке поручика потайным замочком и отворился, как драгоценная раковина. Хотя и впрямь… не жемчуг, лишь сердоликовая гемма, но вполне могла сойти за драгоценность – уж больно хороша была на ней женская головка, какой-то, впрочем, не античной лепки.

«Не римлянка, да и не гречанка, судя по прямому носу и выдающейся челюсти, но мила, черт… и наверняка скорей невеста убитого шотландца, чем молодая жена, что ждет его сейчас, стирая детские пеленки в берестяной лохани. Впрочем, судя по оправе геммы, лохань у нее червонного золота…»

– Санитаров, быстрее, канальи! – задумчиво как-то заорал Виктор на французском, машинально при этом пряча драгоценность во внутренний карман.

Поэтому так ничего и не сумел сказать ни достаточно остроумного, ни занятного во все время, пока общался с отечественным и французским капитанами. Все оглядывался в сторону санитарной повозки, куда английские санитары унесли горца после известного переполоха, возникавшего всякий раз, как удавалось найти живых. Успокоился несколько, только когда убедился – лейтенант 93-го полка горцев, опознанный сослуживцем из 42-го, так и не пришел в себя.

«Может, Бог даст… прости, Господи!» – одернул себя поручик и, воодушевившись немного, наконец, вставил к месту:

– Что, я смотрю, не видно ни ваших вивандье, ни британских сиделок из отряда мисс Найтингейл? А наши вот барышни, извольте…

Капитаны переглянулись, Шарле по инерции закончил фразу:

– Да и сам император сообразил, в каком невыгодном свете может показаться его личное участие в неудачном штурме… Найтингейл? – наконец, уловил он суть замечания гвардейца. – Да ее и нет сейчас в Крыму. Она бывала тут всего два раза.