Книга Остров Веры - Эдуард Сребницкий

– Да-да, – раздался из-за двери знакомый голос.

«Как же я невнимателен к Тае», – входя, укоризненно подумал Алекс.

Тая сидела в обшитом тканью старом кресле, поджав под себя ноги, с потрёпанным томиком в руках. Её комната единственная из всех помещений лесной лаборатории обладала признаками домашнего уюта, напрочь отсутствующего в пустой спальне Алекса, или спартанском полу-кабинете Сургона. Здесь кроме кровати и кресла, в котором сидела сейчас Тая, имелся и шифоньер, и комод с потёртой крышкой, и тройное зеркало на комоде, и столик, на котором стояла чайная чашка, и этажерка с расставленными на полках минералами. Из очень простой стеклянной вазы выглядывали несколько засушенных растений. На стене висела фотография с изображением мужчины, женщины и Таи – в очень юном, почти детском возрасте.

Алекс, намеревавшийся поговорить с Таей, как только её отыщет, медлил, увлечённый осмотром комнаты и разглядыванием фотографии на стене.

– Это я с родителями, – сказала Тая.

– Они были исседонами? – повернулся к ней Алекс.

Тая не стала отводить глаз.

– Да, – произнесла она. – Для тебя это имеет значение?

– Никакого! Три дня назад я и не знал о их существовании… О вашем существовании… Я хотел сказать, что не знал о существовании вашего народа.

– О нашем существовании никто не знает. – Тая убрала книгу на столик, распрямила ноги и сложила ладони на коленях. – Так для нас безопасней.

– Я понимаю, у вас своя жизнь, от всех закрытая.

Они помолчали.

– Но Сургон сказал, что по крови ты тоже частично принадлежишь к нам, – тихо произнесла Тая.

– Оказывается, мой дед Борис был исседоном, – подтвердил Алекс, – хотя и порвал с общиной.

– Такое случается.

– Вы сами в этом виноваты, ваши строгие законы.

– Этим законам не одна тысяча лет.

– И ты им следуешь?

– Следую. Потому что я исседонка.

– Я как раз хотел поговорить об этом… Извини, что спрашиваю, но мне это очень важно. – Алекс не знал, как правильней сформулировать вопрос. – Ты в первую очередь исседонка или в первую очередь женщина, девушка?

Алекс увидел, что ответить на его вопрос Тае не так-то просто.

– Я сама часто думаю об этом, – призналась она. – И не знаю. Я женщина, принадлежащая к народу исседонов.

– Тогда я спрошу конкретней.

Алекс приблизился к Тае. Чтобы оказаться вровень с её глазами, он опустился перед ней, взявшись за подлокотники кресла.

– Скажи, если бы ты решила связать свою жизнь с другим человеком, с человеком совсем из другого мира, таким как я, например… Ты бы послушалась законов своего народа и мнения общины или… ушла с таким человеком?

Алекс пристально смотрел на Таю. Она же глядела на него испуганно, залившись краской до кончиков ушей.

– Как это, например? – произнесла Тая. – Такие вещи не говорят «например».

– Я хочу, – сказал Алекс, – чтобы ты была моей женой. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Можешь ли ты, бросив всё, уехать со мной в Соединённые Штаты?

Тёмные глаза Таи стали влажными, а щёки чуть дрогнули. Грудь её вздымалась от глубокого и частого дыхания.

– Я не готова ответить тебе прямо сейчас, – проговорила наконец Тая. – Для меня всё это очень сложно. Но если бы я решила связать свою жизнь с таким человеком… с тобой… то предпочла бы тебя, а не мнение общины.

– Спасибо, – произнёс тронутый Алекс.

Поднявшись, он твёрдым шагом направился к Сургону.

– Я пройду обряд посвящения, – сказал Алекс, входя.

ГЛАВА 31

Когда, оставив заповедник, Алекс и Сургон сели в «Шевроле-Ниву», Сургон неожиданно достал из кармана отрезок плотной чёрной ткани и сказал, что должен завязать Алексу глаза.

– Мы отправляемся туда, куда непосвящённому дорогу знать не положено. На обратном пути, когда ты пройдёшь инициацию и станешь исседоном, в повязке уже не будет необходимости.

«Повязка, так повязка», – не стал возражать Алекс. Сургон закрыл ему глаза тканью и крепко затянул. Алекс поморщился:

– Нельзя ли ослабить?

– Терпи, – последовал ответ.

Сургон повёл машину, и Алексу, не видевшему дороги, пришлось упереться рукой в переднюю панель, чтобы не удариться головой о стекло. Кроме того, с завязанными глазами при движении немного укачивало.

Вначале они долго ехали по асфальту. Но вот дорога стала неровной, залаяла дворовая собака, и Алекс понял, что они оказались в частном жилом секторе. Через некоторое время машина остановилась. Было слышно, как им открыли ворота, а потом, когда они въехали, заперли. Поддерживая Алекса за руку, Сургон помог ему сойти на землю. Они поднялись по деревянным ступеням, которые иногда поскрипывали при ходьбе, и только после этого Сургон повязку снял.

Они находились в индивидуальном доме. В просторной комнате шагов примерно десяти в длину и несколько меньше в ширину было сумрачно, поскольку дневной свет попадал в неё лишь от одного окна, расположенного у Алекса за спиной. Противоположная стена освещалась двумя светильниками открытого огня, распространявшими запах горелого фитиля, воска и некого плавящегося вещества. Между светильниками высоко от пола в нише с полукруглым сводом сверкал в отблесках пламени покрытый золотом человеческий череп. Когда в комнате происходило движение, пламя светильников колыхалось, и вместе с подрагивающими тенями менялся и череп, то по-особому скалясь, то поводя пустыми глазницами. Под черепом на золочёном стуле с широкими резными подлокотниками восседал человек лет шестидесяти – седой, большеротый, с обвисающими красными щеками, одетый в чёрную с золотой канвой рубаху навыпуск, широкие штаны и короткие мягкие сапоги – и глядел на вошедших хмуро и недовольно, словно они заявились сюда нежданно и очень некстати.

– Со мной пришёл Александр Коннелл, – произнёс Сургон почтительно. – Внук Боеру Холви.

Человек ничего не ответил.

– Он молод, здоров, силён и неглуп, – продолжал Сургон.

– Но нечист, – разомкнул человек большой рот.

– Для подобных случаев существует закон «Об освящении разбавленной крови».

Восседавший на стуле молчал, продолжая демонстрировать крайнее неудовольствие. Алекс повернулся к Сургону, показывая, что никому не навязывает своего общества, но тот поднял ладонь в успокаивающем жесте.

Человек встал с места. Он оказался маленьким и кособоким: правое плечо его было заметно выше левого. Обойдя Алекса, словно тот был выставлен в витрине, кособокий, сохраняя недовольное выражение лица, вернулся на трон: именно так, скорее всего, следовало именовать золочёный стул с резными подлокотниками, а самого хозяина трона – неким правителем.