Книга Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина

– Что с ними происходит?

Отец выдохнул, потер пальцами вспотевший лоб:

– Помнишь Машу из третьего класса? Девочку, которая играла Мальвину два года назад в ДК?

– Ту, которая сейчас… заболела?

– Вот именно. В тот Новый год кукушка отложила в ее голове яйца, а потом Маше стало казаться, что она умеет летать. Девочка четыре раза выпрыгивала из окон. Она все время пытается взлететь. Как только находит выступ – забирается на него и прыгает, расправив руки. Маша действительно верит, что она летает. Это вылупившиеся в ее воображении птенцы стимулируют Машин мозг. Будто разогревают пищу перед употреблением.

– И как их вытащить?

– Мы дожидаемся, пока они сами полезут из ее головы… тебе лучше не знать подробностей. Пока. А потом – бац – уничтожаем птенчиков одного за другим. Прихлопываем ловушками.

Папа перевел дух и рассказал о черничном дятле, который прячется в ягодном соке и, попадая в мозг человека, выклевывает дыры в сознании, заполняя пустоты бредовыми образами. А еще рассказал о Грибнике, что подсовывает в корзины воображаемые грибы, забирающие память и заставляющие выдумывать новые жизни. И о Снежных детках, о Ночных птенцах, о Вышибающем дух…

– Их было множество, – говорил отец. – Полноправные хозяева заброшенных мест. Существа, питающиеся сознанием и воображением. Некоторые из них заставляют людей верить в чудо, другие контролируют тело, третьи превращают человека в кокон. Голодные комары. Встревоженные насекомые. В первые три года жизни в городе сошли с ума, погибли, пропали без вести почти две тысячи человек. Мой отец сотнями отправлял дела в районный центр, где подробно описывал, что происходит. Сюда приезжало много народу. Но никто не мог дать вразумительного ответа. Разве что… появились ловушки. Да, люди с большой земли хоть что-то для нас сделали. А потом забыли.

– И вы до сих пор пытаетесь очистить город?

– За последние годы паразитов осталось не так много. Появляются, выползают из нор, ищут жертвы… пропадают. Уже никто их не боится, никто не пугает ими детей. Мы их просто отлавливаем и уничтожаем.

В первый для себя день охоты он видел, как отец с друзьями поймал червонного червя – существо, которое забиралось под кожу головы и оставляло на висках и на лбу красные отметины, похожие на сердечки. Червь заставлял людей верить, что их голова скоро лопнет, будто воздушный шарик. Люди пытались проколоть себе череп иголками, чтобы ускорить это событие. Страхом боли червь питался. Это было лучшее для него лакомство.

Мальчик склонился над извивающимся в ловушке червем, достал блокнот с карандашом и старательно зарисовал мерзкое существо. Точные линии. Тени. Движения, передающие предсмертные судороги. Спустя почти двадцать лет квартира его будет усыпана рисунками. Но сейчас это был первый блокнотный лист, и мальчик дорисовывал с волнительным трепетом, от которого дрожали кончики пальцев.

– Вот и еще один трофей в нашу копилку, – произнес тогда отец и с силой сжал стальные лезвия ловушки, отсекая червю голову.

Город затаил дыхание. Она слышала, как поскрипывают на морозе деревянные осколки мертвой мебели, что валялись вдоль стены напротив. Гулкое сердце города, укрытое среди переплетений канализационных труб, в теплой мякоти подземных болот, забилось чуть медленнее, будто убийство кукушки было самым волнительным явлением, которое городу приходилось видеть в последнее время.

– Ну, вот я тебя и нашел, – пробормотал бородач.

Кривоногий сделал пару шагов, присел на корточки, облизнул потрескавшиеся губы. Начал стягивать с рук перчатки. Обнаженные кисти казались бледно-желтыми.

– Смотри, красавица, что мне оставили в наследство твои друзья, – сказал кривоногий и показал ладони.

Она увидела бледные шляпки грибов, слегка покачивающиеся на тонких ножках. Грибы росли сквозь распухшую, темную, мертвую кожу.

– Ты видишь их, верно? – спросил кривоногий. – Они воображаемые. Их никто, кроме меня, не видит. Ну, и таких, как ты. Каждый гриб пустил корни до мозга. Они питаются снами. Забирают цвета и эмоции. Мои сны похожи на черно-белый рисунок годовалого ребенка. Только неровные, непонятные линии. И как долго это будет продолжаться? Не подскажешь? Впрочем, есть ли смысл в твоих подсказках? Придет время, их увидят все, и тогда прощайте мои ладони. Я сам их себе отрежу. Отсеку, словно сгнившие куски мяса. Выдерну корни один за другим. И если останусь жив – продолжу уничтожать таких, как ты.

Она поежилась от холода, провела руками по обнаженным ногам. Непроизвольно дрожала нижняя челюсть. Она слабо понимала, что говорит ей этот человек с грибами в ладонях. Хотелось только одного – согреться. Вернуться в свое уютное воображение…

– Я сейчас возьмусь этими ладонями за твои нежные полные сиськи, сожму их так, чтобы грибы полопались к чертовой матери. Остались на твоей белой коже, – распылялся кривоногий. – Я хочу измазать тебя грибной сукровицей. Чтоб почувствовала перед смертью, каково это. Каково приходится нам жить с вами, терпеть вас, мириться…

Бородач молчал. Ей казалось, что она уже видела его глаза.

Внезапно ее сознания коснулось что-то. Далекая затаившаяся мысль.

Она поняла, что это – Город. Старый забытый Город. Он не хотел, чтобы она умирала. Потому что кукушка была из тех старых существ, которые появились из болот и забрались в артерии города в дни, когда Город только строился. А он ценил старую дружбу. Он помогал друзьям и поэтому собрал остатки сил, запустил импульс по кишкам-канализациям, от сердца к этому забытому всеми стыку старых панельных домов.

Кривоногий внезапно поскользнулся – или что-то под его ногой пришло в движение – и начал заваливаться вперед, выставив руки.

Ей в объятия.

Она рванулась к нему, прыгнула, ударила головой в грудь, зашипела, вцепилась острыми клыками в лицо, вырвала клок щеки, сплюнула, укусила снова!

Кривоногий закричал, попытался оттолкнуть, упал на бок.

А она навалилась сильнее, переворачивая на спину, прижимая коленями к асфальту, ухватила зубами холодный влажный нос, сомкнула челюсти, почувствовала, как ломается хрящик, как трещит кожа, а рот наполняется божественно-теплой кровью. Руками, пусть даже и связанными, крепко ухватилась за пальто, разодрала когтями, вырвала пуговицы, погрузилась в теплоту тела – глубже! – под кожу! – ломая ребра, добираясь до сердца!

Кривоногий засучил ногами, закричал на изломе, до хрипа, и стих. Прошло секунды три или четыре. Она умела убивать быстро.

Кровь темными струйками растеклась по снегу, подобралась к ногам бородача.

Кукушка подняла голову, разглядывая охотника. В руке его болталась открытая ловушка.

– Я знал, что это произойдет. Зря он напросился, – пробормотал могучий человек с пронзительно знакомым взглядом.

Она уселась на теле кривоногого, скрестив ноги, и быстро-быстро перегрызла веревки на запястьях. Разгоряченное тело какое-то время не будет чувствовать холода. Быть может, кукушка успеет убраться подальше, в тепло. Пусть голодная, с бурлящей Силой в горле, но – живая. Хотя едва ли к ней применимо это понятие. Скорее бы подошло – немертвая.