Книга Исход - Светлана Замлелова

– Ты откуда здесь?

– Из гостиницы «Знаменская», – в каком-то оцепенении отвечала Ольга.

– Ну, так я ж говорю – бланковая.

Ольга пожала плечами.

– А чего тебя взяли? Обход, что ли, был?

– Нет, – простодушно отвечала Ольга, давясь кашей, – я сама.

– Сама?.. – удивилась Маня. – Лечиться решилась?

– Нет, это уж потом. Я в обмороке была.

– Скажи-ка! – с восхищением цокнула языком Маня.

Во время этого тихого разговора все женщины в комнате занимались самыми разными делами. Весёлая Капитолина, напевая что-то жизнерадостное, вышивала, сидя на своей постели. Женщина с первой койки, что ближе к двери, лежала ко всем спиной на левом боку, кутаясь в серый халат, рядом с ней на кровати лежала раскрытая книга. Ещё одна с важным видом, выкатив вперёд упругую грудь, прохаживалась по комнате и всякий раз, проходя мимо, с любопытством посматривала в сторону Ольги.

– Отчего же ты упала в обморок? – таинственным полушёпотом спросила Маня.

– Я ранила себя из пистолета, – объяснила Ольга.

– А-а-а-а! – Маня втянула в себя воздух, а на Ольгу посмотрела с обожанием.

– Любовь? – с сочувствием уточнила она.

Ольга кивнула.

Маня, как будто узнавшая то, что хотела, внезапно отстала с вопросами и, не сводя с Ольги обожающих глаз, вытянулась на своей кровати.

Явилась сестра, забрала у Ольги поднос с недоеденной кашей, помогла лечь и ушла. Ольга закрыла глаза и скоро уснула.

* * *

Следующий день в целом был похож на первый. Приходила фельдшерица Таисия Порфирьевна с сёстрами, всем раздали лекарства. Ольге помогли подняться, увели с собой и уже в специально оборудованном кабинете сменили повязку. Кстати и подтвердили, что рана неопасная, хотя шрам и останется навсегда. Потом одна из сестёр увела Ольгу обратно, предупредив, что завтра будет осмотр.

– Так что подготовься, – добавила она.

Ольга кивнула, хотя понятия не имела, как нужно готовиться и что такое «осмотр». Потом вместе с Маней Ольга ходила обедать, и Маня, державшая её под руку, говорила, что «здесь ничего, скучно только, зато отдохнуть можно». После обеда Ольга нашла в себе силы неспеша прогуляться с Маней по коридору, где кроме них прогуливались, обнявшись, парочки женщин порой весьма странного вида. Так, на одной из-под грубого серого халата выглядывали тончайшие кружева, украшавшие сорочку. На другой Ольга заметила вместо войлочных больничных туфель модные башмаки на высокой шнуровке. У многих были подкрашены губы, и вид у всех был такой, словно прогуливались они не по больничному коридору, а по Летнему саду или Невскому проспекту, где навстречу попадаются офицеры и вообще щеголеватые молодые люди. Время от времени из палат доносились крики и даже довольно отборная ругань. Ольга пугалась, а Маня хихикала и говорила какие-то непонятные Ольге слова. А между этими разъяснениями Маня рассказывала Ольге о себе, но так, что Ольга тоже половины не понимала. Круглолицая и широконосая Маня доверительно сообщила Ольге, что у неё имеется «бланка» и что с этой «бланкой» Маня будто бы чувствует себя свободной. И что живёт она в общем неплохо и даже весело – «лучше, чем в деревне-то». Что работа всегда есть, имеются и обновки, а ещё, как поняла Ольга, есть даже сердечный друг, который «ужас, какой красивый, только шалый».

Своими непонятными рассказами и несмолкаемой трескотнёй Маня страшно утомила Ольгу. Но Ольга терпела, потому что боялась, что Маня обидится и оставит её одну, а одной оставаться Ольга не хотела. Когда же ходить стало невмоготу, она попросила Маню проводить её в палату, сославшись на усталость и на то, что бок разболелся. Маня охотно согласилась и даже положила Ольгину руку к себе на плечо, в чём не было никакой нужды. В палате Маня заботливо помогла Ольге лечь и подоткнула одеяло. А когда Ольга проснулась наутро, то обнаружила записку рядом с подушкой. Ольга развернула листок и прочитала: «Оленька, душенька, голубушка, барышня моя ненаглядная. Уж как я полюбила тебя, так бы всю и зацеловала. Уж так бы смотрела на тебя и глаз бы не отводила. А ведь сперва невзлюбила тебя. У-у, думала, гордая барышня. А потом вижу – не гордая, несчастная. И уж так тебя тут полюбила, что так бы и не отходила от тебя, так бы и расцеловала всю. Я всегда мечтала о подруге, чтобы делила со мной всё и чтобы так любить её. И вот я наконец тебя повстречала. Как бы нам хорошо вместе-то было бы, как бы мы дружить стали! Прошу тебя на коленях: коли станут тебя склонять к заведению, не соглашайся. Оставайся лучше с бланкой, тогда и дружить сможем и комнатку вместе снимем – а эдак легче обеим будет.

Никогда я тебя не забуду,Моя милая Оля дружок.И клянусь, вспоминать тебя будуИ твой локон, и твой сапожок.Пройдут годы и дни, и неделиНо я, верная вечно тебе,Не забуду, как вместе сидели,И как ты улыбалася мне.

Целую тебя в твои пухленькие аленькие губки.

Навек любящая тебя Маня»

Ольга прочитала записку и обернулась к Мане. Но Мани на месте не было. Кроме Ольги и женщины на первой кровати, в комнате никого не было. Женщина эта почти никуда не ходила и ничего не делала, лёжа всё время на боку и кутаясь попеременно то в одеяло, то в серый халат. Ольга даже ещё не видела её лица.

Удостоверившись, что Мани в палате нет и спросить о записке не у кого, Ольга прочитала её ещё раз, но опять половины не поняла. Зачем она вообще это написала, какое «заведение», какая «бланка»? Но едва Ольга подумала, что нужно будет обязательно всё это выспросить у Мани, как дверь в палату распахнулась, и вошли Капитолина с Анной – той соседкой, что имела обыкновение расхаживать по палате, выпятив грудь.

– Ну что разлеглась, красавица! – весело сказала Капитолина Ольге. – Вставай, осмотр сегодня. Уже и врача ждут. Манька-то на лестнице дежурит.

– Зачем? – спросила Ольга, чувствовавшая, что чем дальше, тем непонятнее для неё делается обстановка.

– А ни зачем! – засмеялась Капитолина. – Чтобы первой увидеть и девочкам сказать. Сейчас все только и ждут, когда врач явится.

– Да почему все ждут? – не поняла Ольга.

– А чего ещё делать? Занятий тут нет, окромя шитья. Вон Зинаида, – и Капитолина кивнула на кутавшуюся женщину, – книжки читает, а это не все умеют. Так что и осмотр – развлечение. Опять же и нарядиться можно. А кого-то, может, и выпишут. Тоже ведь – ждут не дождутся. Я вот уже вторую неделю тут сижу, никого не вижу окромя больных. Ни тебе нарядов, ни тебе кавалеров – что за жизнь? Так для меня и врач – кавалер.

Она подмигнула Анне, и обе они рассмеялись. Но Ольга, опять ничего не понявшая, замолчала. Её охватило мрачное, тягостное чувство. «С ума, что ли, я схожу?», – подумалось ей. Она каким-то чудесным образом, против своей воли попала в новый, особенный мир. Но что это был за мир, что за люди её окружали, она не могла понять. И как половчее спросить, чтобы её не подняли на смех или, чего доброго, не приняли за настоящую сумасшедшую, Ольга не знала. Это неведение и было настолько тягостным и беспокойным, что затмевало даже мысли о происшествии в гостинице. Странные слова, странное поведение окружающих, странное письмо от Мани, странная ажитация вокруг врачебного осмотра… При этом все вокруг отлично понимают друг друга. Все, кроме Ольги. Остаётся надеяться, что этот таинственный осмотр прольёт свет на происходящее. А в таком случае стоит дождаться осмотра и только потом уже пугаться, радоваться или что-то предпринимать.