Книга Блуд на крови - Валентин Лавров

А еще родилась Елизавета. И были еще Петр и Софья, но умерли в самом младенчестве. От первого брака у Карепина осталась дочь Юлия.

Благо, что одна из теток завещала Варваре Михайловне двадцать пять тысяч. Вот на эти деньги и купила своевременно два дома возле Петровского бульвара — один в глубине двора, где теперь жила, по 1-му Знаменскому переулку, и еще по 2-му Знаменскому.

Квартиры хорошо сдаются, да постояльцы пользуются добротой хозяйки, плохо платят деньги. Все считают, что она миллионщица и скряга. А на самом деле еле-еле концы с концами сводит. Она ведь одинока много лет, без хозяина!

Петр Андреевич помер еще в 1850 году. Он очень сильно переживал арест Федора по делу Петрашевского.

Варвара Михайловна ярко, с мельчайшими подробностями помнила тот зимний морозный вечер, когда муж вернулся со службы — утомленный и, как все последние месяцы, печальный.

Отужинав, он сел в гостиной с газетой в руках. В ней живописалась страшная сцена символической казни Федора и других петрашевцев, вершившаяся на Семеновском плацу 22 декабря.

Варвара Михайловна была в детской. Когда она вошла в гостиную, то увидела Петра Андреевича, лежавшего на паркетном полу. Прибывший вскоре врач засвидетельствовал смерть от паралича сердца. Ему было всего пятьдесят три года…

Высший смысл

— Эта юная вдова долго в одиночестве не засидится! — таково было всеобщее мнение. И оно имело серьезные основания. Варвара Михайловна была молода, умна, хороша собой. Одним словом, производила эффект.

Но бежали дни и годы. Ни богатый помещик, ни отставной генерал к ней не сватались. И это было понятно. Все ее высшие интересы вращались вокруг детей. Их надо было кормить, оберегать, лечить от инфлюэнцы и кори, учить музыке и танцам, наблюдать за прилежанием в гимназии.

Она перестала следить за модой, не было времени, чтобы сходить в гости или принять у себя.

Варвара Михайловна порой вздыхала: «Что делать, коли Господь призвал нас на грешную землю, чтобы делать добро ближним. Мои ближние — это дети. Вот им и посвятила я жизнь». Заметим, что на земле Российской всегда были и есть такие святые женщины. Увы, осталась вдова без новой семьи, но с долгими одинокими вечерами в собственном доме на Петровском бульваре.

Она прощала неуплату долга за жилье бедным постояльцам, отказывала себе в самом необходимом, чтобы дать лишний кусок детям и внукам.

«Скряга! — ехидно улыбались злопыхатели. — Живет подобно нищей, а у самой, говорят, в перине миллион набит!»

Федор Михайлович, великий знаток человеческих сердец, был иного мнения. Двадцать восьмого ноября 1880 года он писал своему братцу Андрею: «Варвара Михайловна была скупа лишь по отношению к самой себе, но всегда была готова помочь тем из близких, которые нуждались в материальной поддержке». Это были слова мудрого человека.

* * *

Впрочем, коли быть совсем точным, Варвара Михайловна стремилась помогать не только близким, а всякому, с кем сводила ее судьба.

Летом 1892 года в ее владениях выполнял штукатурные работы некто Александр Архипов. Мужик он был тихий, безответный, из подмосковных крестьян. Семья Достоевских знала его давно, поди, лет двадцать. На сей раз он привел с собой сыночка Ивана — долговязого, косолапившего громадными ступнями, обутыми в лапти. Тот был в отца добродушен, с хитрецой, но вежлив и услужлив. Иван выполнял при своем родителе роль подсобного рабочего.

В начале ноября, когда ударили первые крепкие морозы, ремонт был благополучно завершен. Варвара Михайловна расплатилась с Александром Архиповым и пригласила перед расставанием испить чаю.

— Эх, жизнь наша приблизительная! — вздохнул Архипов-старший. — Ванька — парень большой, а, считай, сидит на моей шее. Может, хоть вы, барыня, его к какому-никакому месту пристроите?

Задумалась Варвара Михайловна, да развела руками:

— Право, не знаю! — Но, увидав огорченное лицо собеседника, вдруг решилась: — Впрочем, пусть остается у меня. Будет он вместо дворника. К тому же станет делать, что прикажу: дрова наколоть, самовар поставить или еще что. Комнату дам, да вон соседняя с моей пустует. Жалованье положу для начала четвертной билет в месяц.

Расцвел папаша, тычет в затылок чаду:

— Целуй, сукин сын, своей благодетельнице ручку…

Собственная доброта привела Варвару Михайловну в умильное состояние духа. Говорит:

— Отметить такое событие следует! — Полезла в письменный стол, исполнявший обязанности буфета, и достала бутылочку мозельского. Приказала новому работнику: — Беги, Ванюша, в третий номер. Скажи моей квартирантке госпоже Беневольской, что прошу ее взять гитару и ко мне на закуску пожаловать.

Подхватился Иван, только пятками по лестнице застучал.

* * *

Госпожа Беневольская была вдовой солиста Большого театра и неплохо пела романсы под гитару. Вскоре они гуляли вчетвером, и госпожа Беневольская, перебирая гитарные струны, говорила:

— А вот этот романс я исполняла Николаю Васильевичу…

— Это который шорник? — простодушно спрашивал Архипов.

Госпожа Беневольская фыркала:

— Нет, это который Гоголь. Эх, была я тогда юной и прекрасной. — И она брала на высоких нотах:

Вчера во мраке ночи Мой друг меня ласкал И, чтобы не было отказа, Жениться обещал…

Веселье кончилось поздно. А утром новый дворник поселился в доме по 1-му Знаменскому.

Таинственные происшествия

И вновь потекла жизнь — размеренная и тихая. Вдова к себе никого не пускала, ездила только к дочери да к внучкам на Пресню.

Но ближе к новому, 1893 году начали с Варварой Михайловной происходить странные происшествия. Однажды в воскресное утро, как это было заведено, вышла она из дому, чтобы ехать к дочери. Ее внимание привлек высокий нескладный человек лет тридцати с лишним. Лицо его было грубым, мужицким, но голову украшала меховая шляпа, которые носят присяжные поверенные и художники. Как человек наблюдательный, Варвара Михайловна заметила сие несоответствие и даже слегка улыбнулась.

Дня через два она вновь встретила этого человека в месте, совсем не подходящем — в подъезде собственного дома. Правда, на этот раз человек был не в шляпе, а в войлочной шапке, но Варвара Михайловна узнала незнакомца сразу: мясистый красный нос, на большом лошадином лице мешки под глазами и глубокие глазные впадины делали его весьма заметным.

«Видать, кого-то из постояльцев навещал», — решила хозяйка.

* * *

Прошло еще дня три-четыре. Наступил субботний вечер, часы показывали начало девятого. Варвара Михайловна вышла из дому, чтобы у Петровских ворот сесть на конку и отправиться на Пресню к дочери. Небо было чистое. Ярко светила полная луна. На улице было довольно пустынно. Проходя мимо дома номер 2 по Знаменскому переулку, она вдруг была поражена резким скрипом снега под чьими-то ногами. Она не успела оглянуться, как кто-то сильно толкнул ее в спину, рванул, выхватил из рук небольшой саквояж и бросился обратно во двор.