Книга Инсектерра. Выжить в любви - Александр Верт

— Нужно поставить ногу на место и хорошо закрепить, — спокойно пояснил Уно и пересел, чтобы оказаться ближе к неестественно повернутой части тела.

У меня сердце сжималось при виде того, как чуткие пальцы наставника пробежали по конечности кормиса, а потом Уно дернул ногу, буквально поворачивая ее на место. Аро глухо застонал и открыл глаза.

— Тише, тише, все уже хорошо.

— Магрит, я хотел…

— Я знаю, ничего не говорит, я все знаю.

Мне так хотелось ему хоть как-то помочь, что, не сдерживаясь, я наклонилась к Аро и губами коснулась его окровавленного рта, потом щеки, лба и носа.

— Мы позаботимся о тебе, мы будем рядом, и ты скоро поправишься.

Сердце мое переполняла жалость и боль, я с трудом сдерживала слезы, увидев рваную рану за его ухом, но нужно было сохранять хладнокровие, чтобы не тревожить его лишний раз.

— Магрит…

Он все силился мне что-то сказать, но ему будто не хватало воздуха. Взгляд его помутнел и глаза закрылись.

— Аро! Ты мне нужен, слышишь! Не смей умирать!

Мы быстро смастерили какое-то подобие шины для его голени, обмотав ногу мягкой тряпкой и привязав к ней обломки двух досок. Также я сама старательно соорудила тугую повязку на его груди и еще раз поцеловала Аро в лоб, как больного ребенка.

— Помни, что ты мне нужен! Я тебя жду.

Метка раненого внезапно наполнилась голубоватым сиянием. Аро глубоко вдохнул, приподнимаясь, насколько ему позволила плотная перевязь на груди, и открыл прояснившиеся глаза, уже вполне сознательным взглядом обведя стоящих вокруг мужчин. Это было так неожиданно, что Мано даже вздрогнул, не сдерживая возгласа. Еще ни одна Королева на его памяти не давала так много сил одним лишь прикосновением. Неужели, этот мальчик и вправду, был дорог Магрит. Невероятно!

Я заметила, что теперь все почему-то благоговейно уставились на меня, но я же не сделала ничего особенного, лишь кое-как его перевязала и только.

— Ты вдохнула в него жизнь. Теперь я спокоен.

Уно кивнул, словно ставя окончательный вердикт в медицинском осмотре. А я растерянно смотрела на Аро и думала с тоской, что этот юноша, возможно, пострадал из-за меня. Он же хотел покрасоваться, вот и полез наверх, а потом не заметил расшатавшихся досок. И я сейчас не сделала ничего сверхестественного, я просто выполнила свой долг, как уж сумела.

— Теперь можно погрузить его на носилки, только очень осторожно, — попросил Уно, отступая в сторону.

Подошли еще двое из нянек и, повинуясь жесту Старшего, унесли Аро внутрь Дома.

Я медленно выдохнула, чувствуя прилив внезапной усталости и мучительную жажду. Но, глянув на Мано, заметила кровь на его руках.

— Ты ранен? Нужно обработать твои ладони, промыть ссадины и тоже перевязать.

— Не нужно… это совсем мелкие порезы и они не стоят твоего внимания! — неловко пробормотал Мано, пряча свои разодранные лапищи за спину.

Сцена, что только что развернулась перед ним, откровенно поразила Старшего Строителя. Вместо того, чтобы уйти, брезгливо морщась при виде чужого изуродованного тела, Королева не только осталась наблюдать за тем, как оказывается помощь заурядному строителю, но и сама утишала его боль, проявляя немалую выдержку и умение.

— Это самая добрая и мудрая Правительница из тех, что были в Кормаксилон. Наша новая Королева умеет все.

Глава 17. Художник и его Муза

Остаток дня Королева провела у постели Аро, одним лишь своим присутствием вселяя в юношу веру в исцеление. Уже в глубоких сумерках Старший Добытчик увел женщину в королевские покои, накормил ужином и попытался развлечь дружеской беседой, но Госпожа явно грустила.

— Магрит, не вини себя. Мальчик пострадал из-за собственной небрежности, ты подарила ему свою любовь и он непременно скоро встанет на ноги, вот увидишь. А сейчас, если ты, конечно, не очень устала, мы можем спуститься в Архив. Я давно хочу показать тебе наше Хранилище Памяти. Хочешь? Или на сегодня прогулок достаточно и ты просто будешь отдыхать? Решать только тебе.

— Я пойду. Все равно не смогу уснуть. К тому же я хочу посмотреть на твои рисунки.

— Да-да, я надеялся, что ты вспомнишь и об этом…

Наро кивнул и подал Королеве руку, чтобы женщина привычно ухватилась за нее, поднимаясь с постели.

— И давно ты рисуешь? — спросила Магрит, спускаясь вниз по крутой лестнице, укрепленной старыми деревянными перильцами.

— Давно, — охотно признался Наро. — Я понял, что хочу что-то раскрашивать еще до появления метки Добытчика. Сперва я пробовал расписывать глиняную посуду — учился владеть кистью, а потом мне позволили украшать колоны. Теперь же я рисую только в залах. Не потому что я Старший кормилец, нет… просто, по мнению собратьев я делаю это очень хорошо.

— А сам ты разве сомневаешься?

— Настоящий мир прекраснее моих изображений. Даже ты, Магрит, куда ярче и сочнее, когда живая стоишь передо мной, заставляя сердце биться быстрее.

Королева рассмеялась, польщенная такой неловкой лестью, что, впрочем, шла от всей пылкой души кормиса. Приближаясь к расписанной стене, она ожидала увидеть что-то вроде рисунков пещерных людей, человечков, похожих на палочки, зверей как пятна с глазами, но вскоре замерла в неподдельном восторге.

Перед ней были две вытянутые фигуры, слившиеся в поцелуе. Женщина с длинными темными волосами и белой кожей имела на своем теле причудливые узоры — только они были не похожи на переплетение острых лилий, которые украшали мужчин Кормиксолон. Ее знаки цвета молочного шоколада скорее походили на кружева. Глаза женщины были закрыты, а руки с длинными пальцами покорно лежали на груди мужчины.

Он, несомненно, был истинный кормис, только на его плече вместо уже знакомых Магрит знаков в центре круга была одна точка и больше ничего, а за плечами мужчины были сложены длинные крылья, как у огромной стрекозы.

— Это тоже рисовал ты? — спросила Магрит, от изумления затаив дыхание.

— Что ты, Королева! Когда появилось это изображение, возможно, не было даже моего яйца. Это же Первая мать Кормаксилон и сам Отец.

Наро спокойно отступил влево, приподнимая факел повыше, чтобы лучше осветить стену.

— Посмотри правее — я рисовал здесь. Вот это ты… Магрит. Тебе нравится? Только ответь правдиво, я хочу знать.

В голосе Наро звучали легкое волнение и одновременно гордость за свой «шедевр». Королева взглянула на женщину, лежавшую под деревом с фруктом в руках, и невольно вздрогнула.

— Значит, это я?

— Да, Повелительница. Мне хотелось запечатлеть тебя так, как я всегда тебя чувствовал, какой вижу тебя, закрывая глаза.

По коже Королевы пробежали мурашки. Себя она с трудом узнавала, но цвет глаз и волос, в которые художник любовно вписал блики солнца, а главное, взгляд были ей хорошо знакомы.