Книга Надежда умирает последней - Тесс Герритсен

– Или же они все еще изучают нас.

«Изучают, как и все остальные здесь», – думала Вилли, оглядывая шумное кафе. Одним взглядом она охватила столики, загроможденные кофейными чашками и суповыми тарелками, посетителей, сидящих в чаду готовки и сигарет, официантов, разносящих подносы с едой. «Все они наблюдают за нами», – думала она. В дальнем углу сидели двое полицейских и стряхивали пепел сигарет в блюдце. А через грязные уличные окна детские мордахи глазели на редких гостей из Америки. Официант, изможденный и молчаливый, поставил перед ними две миски супа с лапшой и исчез в створках дверей. В кухне лязгали горшки, слышалась болтовня, к этим звукам примешивалось стаккато нарубаемых овощей. Створки дверей не переставали ходить туда-сюда, пропуская официантов, согнувшихся под тяжестью подносов. Полицейские не смыкали глаз. Вилли, готовая рассыпаться от напряжения, машинально взяла в руки палочки и принялась есть. Это была скромная трапеза из лапши и почти прозрачных ломтиков мяса, плавающих в перченом бульоне. Это было мясо индийского буйвола, по словам Гая. Мясо вкусное, но жесткое. Согнувшись над столом и стараясь не замечать надсмотрщиков, она ела в полном молчании. Лишь когда она неосторожно прокусила семечко чили и надо было запить остроту лимонадом, она отложила палочки для еды.

– Даже не знаю, долго ли я смогу терпеть эту роль туристки, – вздохнула она.

– Терпеть придется столько, сколько нужно. Чему-чему, а терпению в этой стране можно здорово научиться. Надо ждать и ловить удобный момент, использовать возникшую возможность.

– Двадцать лет ожидания – по-моему, достаточный срок.

– Вот это как раз то, что меня сильно беспокоит, – сказал он, хмурясь, – что спустя целых двадцать лет контора по-прежнему интересуется этим делом, почему, спрашивается.

– Возможно, они и не интересуются. И Тоби Вульф просто ошибся.

– Тоби никогда не ошибается, – ответил Гай, тревожно озираясь в переполненном помещении. – Есть еще что-то, что меня все еще беспокоит, и беспокоило с первого дня. Наша так называемая случайная встреча в Бангкоке. Мы оба вдруг задаем одни и те же вопросы, ищем одного и того же человека. – Он сделал паузу. – В дополнение к этакой легкой паранойе я ощущаю какое-то…

– Совпадение?

– Скорее предначертание.

Вилли покачала головой:

– Я не верю в судьбу.

– Придется поверить.

Он стал разглядывать сигаретный дым, сворачивающийся у потолка вокруг вентилятора.

– Такова эта страна. Она изменяет твое представление о реальности, лишает тебя чувства контроля. Ты начинаешь верить в то, что все события были заранее предначертаны и сопротивляться этому бесполезно. Словно бы твоя жизнь уже расписана по мелочам в какой-то книге, и книгу эту никак уже не перепишешь.

Их взгляды встретились.

– Я не верю в судьбу, Гай, – сказала Вилли спокойно, – и никогда не верила.

– А я и не прошу тебя верить.

– Я не верю в то, что наши пути непременно должны были пересечься. Они просто пересеклись, и все.

– И все-таки что-то нас свело ведь, называй это как хочешь: судьба, рок или кто-то все это подстроил нарочно.

Он наклонился к ней, не сводя с нее глаз.

– Из всех возможных и невозможных мест в этом мире мы с тобой сидим именно здесь, за этим столиком, в этом самом кафе. И… – Он запнулся. Карие глаза его излучали тепло, а кривоватая улыбка лишь усилила серьезность сказанного. – И я думаю, настало время смириться и принять выпавшую нам долю, настало время отдаться инстинкту.

Они смотрели друг другу в глаза через завесу дыма. А она подумала: «Я знаю, какому инстинкту хочу отдаться я, – пойти с тобой обратно в гостиницу и отдаться тебе. Знаю, что потом пожалею, но это то, чего я хочу сейчас, а может, и хотела с самого первого дня знакомства».

Он протянул к ней руку, а она встретила ее своей рукой. Как только пальцы их соединились, словно бы какая-то волшебная цепь замкнулась вдруг, и словно так и должно было быть, и теперь эта связь вела их куда-то, не каждого в отдельности, но обоих вместе. Их ждали объятия, ждало ложе.

– Пойдем в номер, – прошептал он.

Она кивнула.

Между ними пропорхнула улыбка ожидания, улыбка, полная обещания. Она уже представила себе, как снимаются их рубашки, как расстегиваются ремни, как блестят вспотевшие плечи и спины. Она медленно отодвинула назад свой стул.

Но как только они поднялись из-за стола, до них донесся до боли знакомый голос.

Додж Гамильтон пробирался к ним через сумятицу столиков и, весь в поту и бледный, рухнул на стул рядом с ними.

– Какого хрена ты здесь делаешь? – воскликнул Гай в недоумении.

– Это еще хорошо, что я вообще есть, – сказал Гамильтон, проводя по лбу носовым платком. – Один из движков на нашем самолете дымил всю дорогу от Дананга. Ох, как мне не хотелось быть раскиданным где-то там, по горам.

– Но я думала, что ты останешься в Сайгоне, – сказала Вилли.

– Если бы. Вчера получил телеграмму от министра финансов – он согласился дать интервью, я ждал этого не один месяц. Ну я и вскочил в последний самолет из Сайгона.

Он покачал головой:

– Все, отказываюсь я теперь летать, точка! Боже, выпить мне! – Он показал пальцем на стакан Вилли: – Это что у тебя в стакане?

– Лимонад.

Гамильтон повернулся и позвал официанта:

– Эй, послушайте, нельзя ли мне вот этого вот, лимонного?

Вилли отпила немного, внимательно глядя поверх стакана на Гамильтона.

– А как ты нас нашел?

– Что? А, да проще простого, консьерж в отеле направил меня сюда.

– А он откуда знал?

Гай вздохнул:

– Как видишь, нам и шагу нельзя ступить, чтобы об этом все не узнали.

Гамильтон подозрительно нахмурился при виде официанта, принесшего салфетку и стакан с лимонадом.

– Небось зараза какая-нибудь смертельная плавает. – Он поднял бокал. – Авось выживем. Что ж, за Ильюшиных – надежду и опору на крыльях. Чтобы не падали, пока я внутри по крайней мере.

Гай поднял свой бокал и от всего сердца добавил:

– Аминь! Отныне переходим на корабли.

– Или велорикш, – сказал Гамильтон, – ты только представь, Барнард, нас будут катать через весь Китай!

– Я думаю, что безопаснее будет все же самолетом, – произнесла Вилли и взяла свой стакан. Когда она подняла его, заметила темное пятно, отпечатавшееся на скатерти. Несколько секунд она соображала, что же это такое, эта голубая полоска. Конечно. Чернила. Что-то было написано на обратной стороне ее салфетки.

– Все упирается в самолет, – сказал Гамильтон, – с меня хватит русской техники после сегодняшнего. Прошу прощения за каламбур, но уж если хочешь плыть по небу, то «Ил» тебе не поможет.