Книга Мировая история - Одд Уэстад

Воззрения де Голля на европейскую консолидацию ограничивались сотрудничеством между независимыми национальными государствами; в ЕЭС он видел прежде всего организацию, через которую собирался отстаивать экономические интересы своей страны. Он подготовился к тому, чтобы любой ценой приспособить новую организацию под собственные цели. В этом плане он дважды вполне успешно налагал запрет на заявку британцев, стремившихся присоединиться к странам ЕЭС. Из своего военного опыта де Голль вынес глубокое недоверие к «англосаксам» и убеждение, вполне обоснованное, в том, что британцы все еще страстно мечтали об интеграции с атлантическим сообществом во главе с США, а не с континентальной Европой. В 1964 году он разозлил американцев тем, что обменялся дипломатическими представителями с коммунистическим Китаем. Он настоял на продолжении собственной программы Франции по разработке ядерного оружия, отказавшись от американского покровительства, означавшего зависимость Парижа от Вашингтона. Наконец, изрядно потрепав нервы союзникам, он вывел Францию из состава НАТО. Такой шаг можно было рассматривать как внедрение в западный блок «полицентризма». Когда де Голля отправили в отставку после неблагоприятного для него референдума в 1969 году, в Западной Европе исчезла главная политическая сила, вносившая в ее ряды неопределенность и разлад.

В 1973 году Великобританию наконец-то приняли в состав ЕЭС, тем самым зарегистрировав факты XX века, касающиеся самого консервативного в истории Европы национального государства. Такое решение послужило дополнением к отказу от иллюзии империи и признанием того факта, что британская стратегическая граница пролегает теперь не по Рейну, а по Эльбе. Так в эпоху неопределенности наметился серьезный поворот, пусть даже казавшийся далеко не окончательным. На протяжении четверти века сменявшиеся британские правительства пробовали и никак не могли сочетать экономический рост, расширение услуг системы социального обеспечения и повышение уровня занятости населения. Благополучие системы социального обеспечения принципиально зависело от экономического роста, а с обострением трудностей его всегда приносили в жертву еще и занятости населения. Соединенное Королевство, в конце концов, числилось демократическим государством, избиратели в котором, ненасытные и легковерные, требовали к себе нежного обращения. Незащищенность британской экономики, ориентированной на внешнюю торговлю, тоже представлялась своего рода изъяном. Остальные изъяны Британии заключались в ее старинных отраслях промышленности, страдавших от нехватки капиталовложений, и глубоко консервативном настрое народа. Притом что Соединенное Королевство богатело (в 1970 году фактически ни один работник физического труда не пользовался правом на месячный оплачиваемый отпуск; 10 лет спустя такое право предоставили каждому третьему из них), оно все больше отставало от развитых стран по размеру состояния и темпам его накопления. Если британцам все-таки удалось пережить упадок своей державы на международной арене и обеспечить стремительную деколонизацию без особого насилия и внутренних потрясений, наблюдавшихся в остальных странах, оставалось все-таки неясным, смогут ли они окончательно избавиться от своего имперского прошлого и смириться со скромным положением граждан страны второго ряда.

Очевидная и показательная угроза европейскому порядку и цивилизации исходила от Северной Ирландии. Протестантские и католические экстремисты в равной степени проявляли склонность к разрушению своей родины вместо того, чтобы налаживать сотрудничество с их соперниками, и в 1970—1980-х годах причинили смерть тысячам британских граждан – солдатам, полицейским и гражданским лицам, протестантам и католикам, ирландцам, шотландцам и англичанам без разбора. К счастью, они не сорвали политику британской партии, как ирландцы не раз делали в прошлом. Британский же электорат не стал на них отвлекаться, озабоченный своими материальными проблемами. Инфляция находилась на невиданном уровне (ее показатель в годовом исчислении в 1970–1980 гг. оценивался в 13 с лишним процентов) и послужила усугублению промышленных проблем в 1970-х годах, особенно в разгар нефтяного кризиса. Ходили досужие разговоры о возможной «неукротимости» этой страны, когда из-за стачки горняков ушло в отставку одно из правительств. Тем временем многие предводители и толкователи общественного мнения казались одержимыми темами социального расслоения. Даже вопрос, следует ли Соединенному Королевству оставаться в ЕЭС, выставленный на опасный с точки зрения радикальных последствий референдум в июне 1975 года, подразумевал именно такие определения. Тем большее удивление испытали многие политики, когда исход референдума оказался однозначно благоприятным для продления участия в этой организации.

Однако совсем скоро (говоря об экономике) ждали худшие времена; инфляцию (в 1975 году на пике нефтяного кризиса она оценивалась в 26,9 процента) правительство наконец-то назвало самой опасной угрозой государству. Из-за требований профсоюзов о повышении заработной платы рассчитывать оставалось только на продолжение инфляции, и кое до кого в Британии начало доходить, что время безоговорочного роста потребления прошло. Но тут появился проблеск света; несколькими годами раньше на шельфе у побережья Северной Европы геологи обнаружили богатые месторождения нефти. В 1976 году Соединенное Королевство превратилось в страну – экспортера нефти. Такой новый статус немедленной отдачи не обещал; в том же самом году Лондону потребовалась ссуда Международного валютного фонда. Когда в 1979 году госпожа Маргарет Тэтчер, первая в Британии (и Европе) женщина-премьер-министр и первая женщина, возглавлявшая ведущую политическую партию консерваторов, заняла свой пост, ей в некотором смысле практически нечего было терять: ее противники утратили доверие избирателей, дискредитированными в глазах многих выглядели и представления, долгое время безусловно считавшиеся детерминантами британской политики. Радикальный отход от них на самом деле выглядел вполне возможным. К удивлению многих и изумлению кое-кого из одновременно ее сторонников и противников, именно такую реакцию вызвала Тэтчер после нерешительного начала своего правления, которое окажется самым продолжительным сроком пребывания у власти кого-либо из британских премьер-министров в XX веке.

Едва освоившись в кресле премьер-министра, в 1982 году она занялась, быть может, последней колониальной войной Великобритании. Возвращение под британский флаг Фолклендских островов, на короткое время оккупированных аргентинскими войсками, только с одной точки зрения материально-технического обеспечения Королевского флота выглядит большим ратным подвигом, не говоря уже о крупном психологическом и дипломатическом успехе. Интуиция дамы-премьер-министра, подвигнувшая ее отстаивать принципы международного права и права островитян выбирать, какой власти они отдают предпочтение, получила весьма положительный отклик общественности. Она к тому же правильно оценила возможности международной поддержки. После неопределенного начала предприятия (что неудивительно, учитывая традиционную деликатность отношений с народами Латинской Америки) США предоставили важную практическую и негласную помощь британцам. Не меньшую важность представило то, что большинство стран EC поддержало бойкот Аргентины в ООН и резолюции с осуждением действий аргентинских властей. Особо следует отметить то, что британцы с самого начала получили поддержку своим действиям (не часто предлагавшуюся им так однозначно) со стороны французского правительства, осознававшего угрозу безусловным правам.