Книга Паразиты - Рю Мураками

Теперь можно было спускаться и самому. Уихара попытался поймать ближайший узел. Уцепившись за край щели, он отчаянно ловил узел величиной с кулак ногами, но тот все время увертывался. В конце концов Уихара удалось ухватить веревку ногами, и он начал спуск. Снизу веяло жутким холодом, и Уихара даже поежился. Он прекрасно понимал, что, если веревка оборвется, ему уже ни за что не подняться. Но Уихара отогнал эту мысль — в самом деле, с чего бы это веревке просто так рваться? К тому же этот путь указывал ему Поток. Ведь удалось же ему достать пилу, а затем и очистить себе путь к цели. Что ж — он совершил то, что хотел. Большинство человеческих особей стоят вне Потока и даже не знают этого. А без его энергии ничего подобного сделать невозможно. Теперь Поток и червь хослокатерия стали для Уихара единым целым.

Ступня коснулась пола. Уихара зажег фонарь и огляделся. Звуки отражались от бетонных стен, и Уихара слышал собственное дыхание. Пот на его лбу и щеках мгновенно высох. Подземелье давило. Уихара опустил на пол вторую ногу и сразу почувствовал небольшой уклон. Он осторожно приблизился к пролому — плита явно была расколота. Все вокруг густо заросло плесенью и лишайниками. Вверху зияло отверстие входа. Отсюда оно было похоже не то на гигантский улыбающийся рот, не то на лунный серп. Потом Уихара надел рюкзак и стал ждать, пока глаза привыкнут к темноте. На всякий случай не мешало бы проверить веревку — он ухватился за нее и повис всей своей тяжестью. Веревка не подвела.

Площадь помещения, в котором очутился Уихара, была немногим больше шести татами. Пролом находился почти в самом ее центре. Решив заодно испробовать и прочность бетона, Уихара топнул ногой и тотчас же провалился по колено. От неожиданности и от страха он громко завопил, и его крик эхом многократно отразился от осклизлых стен. Дрожащий луч фонаря выхватил из темноты напластования содранной плесени и… полусгнившие доски. Уихара на всякий случай обмотал вокруг запястья конец веревки и осторожно ступил на них. Дерево хрустнуло. Пол оказался не бетонным, а деревянным! Приблизившись к пролому, Уихара понял, что наступил на сложенные штабелем ящики. Внутри виднелись какие-то продолговатые предметы, похожие на консервные банки, но без этикеток. Банки покрывал толстый слой ржавчины. Хотя крышки ящиков давно сожрал грибок, Уихара все же удалось прочитать полустертые китайские иероглифы. Их было всего три: «Горчичный газ. Опасно!»

XI

Уихара на мгновение сделалось плохо. Скорее всего его смутила манера начертания иероглифов. Этот шрифт давно не употреблялся, и его не было даже в текстовом редакторе компьютера.

Стену осветил слабенький лучик солнечного света. На всякий случай вход он замаскировал ветками, поэтому на стене затрепетали тени от листьев. Эти тени напомнили Уихара кружевные занавески, что он видел в больнице, в дедушкиной палате. Они запомнились так же четко, как смертельно бледное лицо деда, пластиковые трубки и плотно сжатые веки.

Уихара присел на корточки, не выпуская из рук веревки. Судя по всему, ящики с «консервными банками» были сброшены сюда сверху. Он навел фонарь на второй ящик, на котором значилось: «Иприт». Одно было непонятно — отчего эти иероглифы вызывали такое гнетущее чувство? Написаны они были вручную, кистью. Со временем дерево потемнело, и надпись стала едва заметной, но вряд ли дело было только в этом. Само начертание букв рождало в душе какое-то беспокойство. И тут Уихара осенило: такое же начертание было у тех иероглифов, что он видел в фильме. Титры на экране, слова на транспарантах — все было выполнено в той же манере, что и на крышках ящиков. Теперь, глядя на эти полустертые от времени иероглифы, он вспоминал жуткие картины войны.

Солнце поднялось достаточно высоко. Его лучи проникали сквозь листву и падали в подземелье, образовывая световой конус. Затхлый подвальный воздух пришел в движение. Уихара почувствовал, что начинает согреваться. Свет словно просачивался сквозь него, создавая впечатление теплых водяных струй. Уихара запрокинул голову и прикрыл глаза. В тот момент он испытывал истинное наслаждение, такое же, как вчера, когда сидел у ручья. Слабые лучи осеннего солнца вытапливали из его души накопившийся лед. Это было совершенно новое ощущение — его тело как будто раскрывалось в потоке света, а по жилам бежало тепло… словно отдельные части его существа снова становились единым целым. Уихара однажды слышал, как говорила о таком состоянии Йосико Сакагами. С микрофоном в руке она стояла на берегу океана, а ее волосы неистово трепал ветер. «Когда оказалась окруженной всей этой красотой, — вещала Сакагами, — то почувствовала, как ко мне возвращается нечто казавшееся навсегда утраченным и я опять становлюсь собой. Я, и только я!» Теперь Уихара понял, что имела в виду знаменитая телеведущая. К нему возвращалось его прошлое, то самое, которое он хотел навсегда забыть. Он закрывал глаза и видел картины из детства, возникавшие на поверхности мыльных пузырей, что плыли в потоке солнечного света. Пузыри появлялись один за другим, проплывали на фоне заплесневелых стен, чтобы исчезнуть, коснувшись конуса, в котором стоял Уихара. В розовом пузыре он увидел себя малышом, сидящим в детском надувном бассейне, с корабликом в руках. Он узнал даже Дораэмона, нарисованного на стенках бассейна. Потом Уихара увидел себя на трехколесном велосипеде, а еще…

Он почувствовал какой-то странный запах. В горле запершило и защипало в носу. Уихара осмотрел помещение, но ничего не обнаружил. Запах был ужасным. Он напоминал кошмарный запах горчицы, которой отец и брат сдабривали лапшу удон. И кроме того, что-то нехорошее стало происходить с его ногами. «…И тут один из нас заметил совсем рядом дыру в бетоне. Небольшая такая дырочка, как раз чтоб просунуть голову. Мы немного подумали и решили, что полезу я… Я ни за что не скажу, что я увидел там, внутри, когда мои глаза привыкли к темноте. Нет-нет, ни за что, пусть даже меня назовут брехуном! Сообщу только одно: через несколько дней после того, как я заглянул в ту дыру, один из моих друзей умер, а другой неизлечимо заболел…»

Уихара понял, что он запросто может погибнуть, если хоть на минуту задержится здесь. «А если я сдохну, то не смогу отпиздить этих козлов из „Интер-Био". И уж точно не увижу Йосико Сакагами!» — с ужасом подумал он.

«…Если бы я знал, то никогда бы не покинул того места, где вода стекала по обнаженным корням и по вкусу напоминала нектар. Когда Япония оказалась на грани поражения, военные заводы, где вырабатывали отравляющие вещества — иприт, люизит и тому подобное, — закрыли, а готовую продукцию укрыли в многочисленных подземных хранилищах и бомбоубежищах по всему Канто. Говорили, что при контакте этих веществ с телом у человека моментально сходит кожа и останавливается дыхание. Как следствие — немедленная смерть. Я отправился на поиски этих секретных хранилищ, но ничего не нашел. Я видел себя погребенным в какой-нибудь пещере, с облезшей кожей и разорванным животом. Наша современная жизнь — всего лишь борьба за выживание. Я никогда не забуду того американца и вида его кишок, свисающих с бамбуковой пики. Поскольку мы продолжаем существовать в этой реальности, так или иначе нам придется проткнуть кого-нибудь такой палкой или оказаться на месте жертвы. Это кому как больше нравится… Только в той пещере я мог обрести вечную радость и покой… но я упустил оба шанса…»