Книга Огонь и Ветер - Рина Море

Император держит меч двумя руками, от ладоней его к устремленному к земле острию бежит струйка… огня? Темного, густого, вязкого, как кровь. Мгновение – меч императора уже летит к сопернику, а Его Величество ловит растянувшийся в ленту серый протуберанец.

Я успела увидеть, как император заслонился от серой ленты правой рукой, уже не опутанной молниями, как потемнело, посерело запястье, локоть. Меч он перекинул в левую. Как был отброшен его соперник, вдруг обратившийся телом в чистое пламя, как Император оказался окружен десятком огненных двойников врага.

Вся арена тонула в ревущем огне, плавился песок. Даже на трибуны веяло нестерпимым жаром. Кое-как можно было разглядеть два особенно ярких сгустка, мечущихся по арене, но они перемещались слишком быстро. Ничего не понять. Это битва невероятных энергий, вот что такое огненная стихия – просто свободная первородная сила. Звон мечей. Мне кажется, или огонь императора то более темный, густой, то вспыхивает оранжевым солнцем, а у его противника то и дело проскакивает непонятное серое.

Утихает огонь. Перед глазами плывут разноцветные пятна, сквозь них я вижу, как поднимается с колен император, а его соперник, напротив, падает наземь. Половина тела императора темно-серая, страшная… обугленная? Меч императора летит к упавшему, тот вдруг вскидывает руку, и в руке, кажется, прямо под кожей вдруг вспыхивает синяя точка, в лицо императору бросается нечто невидимое.

– Позор! Бесчестье! – кричит из нашей ложи горбоносый. – Он пронес на поединок камень силы!

Трибуны беснуются. Император откинут на противоположный конец арены. Огненный несется ему навстречу. Лицо владыки страшное, наполовину серое, мертвое, неподвижное, другая половина – звериный оскал. Рука его соперника, в которой он держит меч, – в холодном синем сиянии.

– Бесчестье! – Горбоносый пытается прорваться сквозь щит на арену.

Император с ревом бросается вперед. Скрежет столкнувшихся клинков. Они оба двигаются так стремительно, что я почти ничего не успеваю разглядеть. Кроме внезапной бурой полоски на животе императора, откуда ручьем – кровь.

Соперник Его Величества падает. И я не сразу понимаю, что его голова падает немного отдельно от тела, скатывается ему, уже лежащему, на плечо, обнажая красный срез, откуда щедро бьет кровь. Император оседает рядом, прижимая руку к ране на животе. Гаснет радуга вокруг арены. Кричит, воет какая-то сагана в роскошных красных одеждах, торопится вниз, но ее отталкивает с дороги мужчина с мечом в руке, вылетает на арену:

– Умри!

Кроме меча в руке его почти невидимый вихревой кнут, – как у ветренника? Император успевает вскочить, уклониться.

– Я тоже огненный! Я вызываю тебя на бой!

– Убить! – приказывает горбоносый и первым бросается на арену.

– Это против правил! – отвечает ему один из гвардейцев-водяных и остается стоять с товарищами.

Второй удар кнута швыряет императора наземь, но и сам нападающий валится ничком.

– Бесчестный выродок! Никогда Анкрис не сядет на трон Фартага! – Старик в сером плаще медленно и торжественно спускается по ступеням, в руке его посох с большим прозрачным камнем на верхушке. Камень снова вспыхивает, белый огонь бьет в лежащего сагана – лицо нападавшего стремительно обугливается, распадается.

– Тоже хочешь вызвать меня на поединок? – Император поднимается на ноги. Он похож на загнанного зверя.

Пришельца окружает гвардия во главе с горбоносым.

– Стар я для поединков и для короны, – усмехается старик. – Да вот на старости лет захотелось вернуться домой. Надеюсь, не прогонишь… племянник?

Из разговора невест я узнала, что напавший на императора огненный был мужем одной из его сестер и отцом Ямара Анкриса. То ли решил сражаться за трон до последнего, то ли хотел отомстить за сына. Бурно обсуждалось, насколько законным был его вызов. Ведь он не природный огненный, а всего лишь взявший стихию жены. Кроме того, по правилам, воин, только что сражавшийся, перед новым поединком имел право взять небольшой перерыв на «уединение и молитву» – на восстановление сил и перевязку ран на самом деле, ибо какая же честность в поединке, когда один ранен и истощен, а второй полон сил? А муж принцессы вообще сначала неожиданно напал и только потом прокричал свой вызов. Или одновременно с нападением? В общем, бесчестная семейка – Ямар пронес на поединок камень, налитый водной стихией.

Принцесса, рыжеволосая женщина в богатых красных одеждах, усыпанных рубинами, выла на арене над телами мужа и сына. Жрецы пытались ее увести, хотели забрать тела убитых, она дралась с отчаянием дикой кошки. Кусалась, царапалась, размахивала крохотным декоративным кинжалом.

Его Величество пожелал лично наградить победителей прежних состязаний, хотя горбоносый шепотом умолял «проявить благоразумие», главный придворный лекарь в отчаянье заламывал руки, жрецы уже притащили роскошные носилки под алым балдахином.

Он выглядел страшно. Эльяс, как увидела, забилась в припадке, как и еще одна дева-водяная, а кудряшка Юмалита просто упала в обморок. На плечи ему накинули плащ – так, чтобы он прикрывал и правую часть груди, но лицо оставалось на виду, правая половина – будто макет, неумело склеенный из серого картона, рваного серого картона, свисающего клочьями, обнажившего в прорехах кусочек белой кости. Правый глаз не открывается. Левая половина лица красная, отекшая. Шел он с трудом, хромал, правой рукой, очевидно, двигать не сможет. Весь остаток церемонии предпочел стоять, так и не сел в кресло, поэтому все, кто был с ним в ложе, тоже встали, как и саганы в других ложах.

Я смотрела на него и думала почему-то: «Вот оно, лицо победы». Но шрамы заживут, наверное. Так дедушка, мамин отец, когда-то говорил: «На молодых саганах все шрамы заживают». Мой император будет править много-много лет, слава его облетит весь мир, о делах будут слагать легенды. А пока он даже говорить может только шепотом. Горбоносый вместо него называет имена победителей. Когда назвали Велана, я наглейшим образом выхватила из рук беловолосой водяной награду и побежала вручать лично.

И да, я поцеловала ветренника на глазах у всей Империи – на какие-то две секунды мои губы коснулись его губ. Пускай и его тщеславие будет удовлетворено. Сегодня ведь хороший день. Но запомнила, когда горбоносый говорил хвалебные слова победителю, а я целовала Велана, за нашими спинами на арене рыдала женщина в красном, которую жрецы никак не могли увести.

Глава 12

Если проснуться на рассвете и никуда не бежать, ни о чем не думать, а просто, сидя на кровати, молча смотреть на медленно розовеющее небо – в секунду наивысшего молчания души сознание вдруг станет кристально чистым, и тебе откроется истина. Но никто не сказал, что это будет какое-то великое знание или что открывшаяся мне истина будет радовать. Чаще она оказывается болезненна, как удар кинжалом, и мерзка, как глоток воды из болота. Рассветная правда этого дня ранила меня прямо в сердце. Я просто увидела себя со стороны. Свои поступки, дрожащий от гнева голос, надменную душу, знания и умения. Эта истина мне не понравилась, но я выпила ее до дна.