Книга Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд

Его лицо расплывается у меня перед глазами, слезы, подлые предатели, капают мне на колени. Он говорит мне – все в порядке, не казни себя за эти чувства.

– Это значит, мне с ней больше нельзя встречаться?

– Мы договорились, что ты можешь работать с ней над своим портфолио для конкурса до конца семестра. А там будет видно, не стоит загадывать надолго – кто знает, что будет дальше.

Со мной, он хочет сказать.

В убежище своей комнаты я вынимаю рисунки. Портреты, твои. Галерея самой темной стороны моей души, где обитаешь ты. Я прошу у тебя прощения за МК, обещаю, что это больше не повторится. Слышу, как на телефон приходит сообщение, подхожу к кровати, читаю. Это Морган, подтвердить, что наша встреча в дальнем конце сада в шесть состоится. Да, отвечаю я и слышу из коридора голос Фиби, кричит:

– Нет, не буду!

– Нет, придется, – отвечает Майк.

Я прислушиваюсь из-за двери.

– Почему я должна сидеть дома, тебя ведь все равно не будет.

– Это не имеет значения, – парирует Майк.

– МНЕ ПЛЕВАТЬ, БЛИН. ОТСТАНЬТЕ ВСЕ ОТ МЕНЯ.

Я прислоняюсь к двери. Ребенок и родители, не существует отношений более сложных. Дверь в ее спальню захлопывается, я отхожу от своей, кладу рисунки обратно в ящик под кроватью и сажусь за письменный стол, пытаюсь делать уроки, но испытываю сильное унижение и злость от того, что так наглупила с МК. Ты никогда не делала глупостей, ты всегда знала, как и с кем обращаться. Лица женщин начинали светиться, когда ты появлялась на работе, и лица детей тоже. Я обычно наблюдала за тобой в надежде, что однажды смогу стать такой, как ты.

Наступает время встречи с Морган, но я сомневаюсь, идти ли, я узнаю это чувство, которое закипает внутри. Нехорошее чувство. Темное. Я бы и не пошла, но Морган звонит сказать, что она уже на месте. Ждет. Давай скорее, говорит она, а то холодно. Я надеваю толстовку и спускаюсь с балкона по пожарной лестнице, крадусь вдоль стены, которая ограждает сад, сигнальная лампочка загорается только в том случае, если ступить на гравий или газон. Я знаю, проверяла. Морган в дальнем углу, рядом с въездными воротами. В шесть часов уже стемнело, и, когда мои глаза привыкают к темноте, я различаю черты ее лица, она ест сэндвич.

– Он с чипсами, – поясняет она. – Помнишь, ты дала мне пакет чипсов, когда мы познакомились?

Я киваю.

– Ну, что у тебя приключилось?

– Ничего особенного, так, ерунда всякая в школе.

– Что за ерунда?

– Проблемы с учителем.

– Чего, пристает?

Оказывается, это я пристаю.

– Нет, просто недоразумение.

– Он чего, гладил, что ли, прижимал?

– Это не он, а она.

– Час от часу не легче.

Да, вот так же обыватели судят и о тебе. Женщина, которая убивала детей. По всему миру газеты шуршат за столом во время завтрака, и пролилось молоко из полосатых кувшинчиков, выпали кукурузные хлопья из разинутых ртов, когда эту новость впервые напечатали. Я бью ногой по стене. Горячая расплавленная лава разливается внутри.

– Да ты чего, просто я пошутила.

Я отвечаю – ничего, все путем, хотя должна бы сказать – уходи, сегодня я не я. Или наоборот, сегодня я и есть я, настоящая я, вот эта особа, которая стоит рядом с подругой и борется с острым желанием причинить ей боль, чтобы не мне одной было больно.

Она громко чавкает. Хрустят чипсы, ее чавканье нарушает тишину, которая мне необходима. Обычно ее присутствие успокаивает меня, но не сегодня. Я продолжаю думать про адвокатов, про их вопросы. Что ты видела в ту ночь, когда был убит Дэниел. Что произошло? Я видела свою мать. Что именно ты видела? Что она делала?

– Ты это из-за своей мамы, да? Из-за нее психуешь? Я тут видела в новостях, передавали, что она работала медсестрой. В голове не укладывается, просто жопа – представь, за тобой ухаживает такая медсестра.

– Я не хочу говорить об этом, Морган, перестань.

– Может, тебе станет легче, если ты поговоришь об этом. Ты же не виновата, что она сумасшедшая. Еще там говорили, что с ней жил ребенок. Если не ты, то кто же? Ты вроде не говорила, что у тебя есть братья или сестры.

– У меня их нет.

Я не хочу об этом говорить.

– Кто же тогда жил с ней, как ты думаешь?

Я пожимаю плечами.

– Морган, я ведь тебя попросила, перестань.

Гораздо лучше молчать, вообще ничего не говорить. Пожалуйста. Слишком много вопросов. Слишком много голосов звучит в моей голове. ЭТО НЕПРАВДА, ЭННИ. ВСЕГО ОДИН. МОЙ. Лава внутри меня сметает все доброе, нежное на своем пути. Я смотрю, как движутся жующие челюсти Морган, как она облизывает губы. Проглоти свой язык, проглоти. Я хочу, чтобы она перестала разглагольствовать о тебе.

– Мои вообще считают, что ее посадят пожизненно, ты ее больше никогда не увидишь, так оно и к лучшему, надо думать.

– Заткнись, Морган, говорю тебе. В последний раз прошу.

– Ой, какие мы чувствительные, да она же просто долбаное чудовище, радуйся, что я ненавижу ее.

Ест, как животное, все лицо перемазала. Рот разевает, зубы, язык видны. И без умолку тарахтит о тебе, поди ж ты. ВОТ ИМЕННО. ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ? Добрый волк. Злой волк. Хруст. Чавканье. Язык. Губы. Я хочу прогнать злого волка, скажу ей, что замерзла и уйду домой.

– Чего так оборзела-то? Тебе же нет до нее никакого дела, верно?

Не могут Шалтая, не могут Болтая снова собрать.

Сэндвич летит на землю, выхваченный из ее руки, наступает очередь руки, выворачиваю ее. Прижимаю Морган к стене. Место, которое мы выбрали для встреч, больше не безопасное. Я наваливаюсь на нее всей тяжестью, а руку сжимаю изо всех сил и представляю, какой формы и цвета синяк на ней образуется.

– Пусти, – говорит она. – Перестань.

Это мои слова, обычно их говорила я, роли поменялись. Как приятно быть плохой. Прости, не могу удержаться, но она больше не говорит о тебе, значит, быть плохой иногда полезно. Может быть, я бы и еще что-нибудь сделала, похуже, но тут она говорит – знаешь, а может, ты гораздо больше похожа на свою мать, чем думаешь, и горячая лава опадает, бледнеет, застывает. Холодно. Больно. Внутри больно. Я отпускаю ее руку, отступаю назад, наклоняюсь вперед. Руки кладу на бедра. Не может быть. Нет. Я не похожа на тебя. Не хочу быть похожа.

Мы обе молчим, осмысляем то, что произошло, каждая на свой лад. Я поворачиваюсь к ней, она потирает больную руку, водит ладонью вверх-вниз.

– Морган, прости меня. Я не знаю, что на меня накатило.

– Ничего, больше это не повторится.

– Что ты имеешь в виду?

– А пошла ты на фиг, вот что я имею в виду.