Книга Первое противостояние России и Европы: Ливонская война Ивана Грозного - Александр Филюшкин

Третьим сценарием было добиваться перемирия на пять-семь лет на условиях возврата Руси Холма и передачи Речи Посполитой Великих Лук, Озерища, Заволочья, Велижа, Невеля и Усвята и восьми городов в Ливонии. Если паны затеют торг, то послам следовало постепенно отказывать от одного города в Ливонии за другим.

Переговоров с новым московским посольством не получилось. Паны, ознакомившись с содержанием грамот Ивана IV, обвинили Пушкина в сознательном затягивании переговоров, чтобы «королевскую рать изволочить». 18 июня стороны назвали свои условия заключения перемирия. Пушкин предлагал королю оставить за собой все завоевания в русско-литовском пограничье, от Полоцка до Великих Лук, в обмен на тридцать шесть городов в Ливонии и заключить перемирие на шесть-семь лет. В ответ король пообещал, что будет воевать не только за Ливонию, но чтобы покорить все Русское государство. Казалось, что сбывается царское обещание полувековой войны России и Речи Посполитой. Никаких мирных перспектив не предвиделось. Посольство Пушкина было отправлено обратно в Россию.

Одной из причин срыва переговоров было отправленное 30 июня 1581 года послание Ивана IV Стефану Баторию. Оно содержало набор оскорблений и обвинений. Требования короля были названы «превозношеньем и безмерьем», а их обсуждение — «то не торговля, разговор… не то лихо, что торгуемся, а то, что панове твои нами и нашими государствами играют». Грозного, видимо, особо оскорбляло, что король мало участвует в переговорах, а претензии на русские земли звучат в основном из уст литовских панов, с точки зрения царя — «холопов и страдников».

Основной идеей послания было противопоставление истинного христианского государя, Ивана IV, Стефану Баторию, ставшему государем «не по христианскому обычаю» и, соответственно, ведущего себя, как не подобает настоящему монарху. Баторий назван «государем хуже бусурманских», потому что он является виновником войны и пролития христианской крови. Если выполнить условия короля — отдать ему и Ливонию, и пограничные города, и еще деньги, — то Речь Посполитая усилится настолько, что сможет завоевать Русь и обязательно нападет на нее. Это ли поведение подлинного христианского правителя?

Особенно царя возмутило требование денежной контрибуции: «А что подъему просишь, и то вставлено з бесерменского обычая, такие запросы просят татарове, а в хрестьянских господарствах того не ведется». На родство Батория с «бусурманами» также указывало неправильное оформление документов для послов и надругательство воинов виленского воеводы над мертвыми под Соколом: солдаты срезали у трупов с брюшины подкожный жир, который в европейских средневековых армиях использовался как основа для лекарств. Грозный же решил, что солдаты извлекали внутренности для языческих волхований и гаданий. Он сравнивал польского короля с неправедными биб­лейскими царями, которые были посрамлены израильским народом. Свое противостояние со Стефаном Баторием Иван IV воспринимал через примеры из священной и церковной истории — борьбы пророка Моисея с амаликитянами, снятия осады Иерусалима ассирийским царем Сеннахеримом (Синахерибом) в 701 году до н. э., спасения Иерусалима от нашествия персидского царя Хосрова (Хоздроя) и его полководца Шахрбараза (Сарвара) в 626 году до н. э. и победы императора Константина над мятежным цезарем Максенцием в 312 году.

25 августа 1581 года гонец Батория Матвей Превозский передал возвращающемуся восвояси посольству Пушкина ответное письмо Батория. Король заявил, что всему миру известны «поганские» дела Ивана Грозного. Своей миссией как христианина Баторий считал вытягивание «увязшего в трясине невежества» московского царя из болота грехов и заблуждений. Король сравнил его с «бессмысленной скотиной, ослом или волом», однако если осел может выбраться из болота, то Иван Васильевич из‐за своей «гнусности» неспособен «прозреть» и «извлечь из своих глаз бревно».

Далее Баторий издевался над обращениями Грозного к Священному Писанию: «Ты будто бы правдивый человек, в устах которого псалмы беспрестанно звучат…», но элементарных «прав хрестианских и Божьих не разумеешь». Все, что умеют русские государи, — лгать, предавать, убивать, грабить. Грозный и его род объявлен происходящим из «теста тиранского». Баторий проиллюстрировал этот тезис рассказом о том, как Иван III якобы вызвал мирных новгородцев на беседу и их коварно замучил. «Добывание Новгорода» король сравнил с дьявольским обманом: «яко и чорт Адама и Еву яблоком честовал». Сам Грозный назван «Фараоне Московский», чье сердце «затвержено» для подлинного христианства. Король утверждал, что «терпел тебе Бог так долго», что царь этим соблазнился и думал, что так будет всегда, но наступает час расплаты!

Москва объявлена Стефаном далекой от христианства. Московиты не участвуют в работе христианских церковных соборов. Их круг общения — бусурманский мир, татары, ногаи, язычники. Ни в одной стране, даже у язычников, правители так не издеваются над иноземными послами, утверждал король. Послание содержало ряд прямых оскорблений, перед которыми меркли привычные ругательства Грозного. Баторий язвительно бросал в лицо царя: ты говоришь наяву или несешь бред, как пьяный? Или: «О никчемный человече, что-то бредишь!» В конце письма Баторий вызвал Ивана IV на поединок.

Ситуация на русско-польско-литовских переговорах в 1581 году зашла в тупик. Монархи дошли до личных оскорблений и чуть ли не дуэли, а взаимные территориальные претензии Речи Посполитой и России исключали компромисс. Судьбу Московской войны должны были решить пушки на полях сражений.

«Мы пускаемся с мотыгой на солнце»: псковский поход Стефана Батория

Решение о псковском походе было принято в августе 1581 года на военном совете Стефана Батория со шляхтой Польши и Великого княжества Литовского в недавно взятом городе Заволочье. Обсуждались три направления удара: смоленское, новгородское и дерптское. Падение Смоленска открывало путь к Москве. Однако крепость лежала вдали от стратегической цели Речи Посполитой — захвата Ливонии. Более соблазнительно было идти на Новгород, тем более разведка доносила, что местное дворянство «волнуется почему-то против московского царя». Но город находился в глубине российской территории. Удар в направлении Дерпта мог решить ливонскую проблему, но в тылу при этом оставались основные базы московских войск — Новгород и Псков. Поэтому военный совет в Заволочье принял четвертый вариант: целью похода была намечена ближайшая русская пограничная крепость — Псков.

К кампании 1581 года, наступлению на Псков, Стефан Баторий готовился очень тщательно. Походы 1579 и 1580 годов показали, что наиболее боеспособными частями, решившими исход практически всех крупных боев, являются наемные отряды из Венгрии и германских земель, поэтому особое внимание было уделено доукомплектованию армии. Новый набор в Венгрии вел брат Стефана, Христофор Тран­сильванский. Прославившийся немецкий командир Фаренсбек вербовал немецких наемников, ранее служивших в Голландии. Шляхтичу Н. Уровецкому было поручено отобрать лучших воинов из польской шляхты для королевской пехоты. В состав армии вошли также отряд прусских воинов под командованием Варфоломея Бутлера, группа прусских добровольцев, отряд любекских немцев.

8 августа армия Стефана вышла из Заволочья по направлению к Вороничу. 17 августа полки Стани­слава Тарновского и Николая Уровецкого, а также отряды венгров осадили крепость Остров — последнюю преграду на пути к Пскову. Город сдался через три дня, после того как венгерские пушкари метким огнем проломили стену. Население дружно присягнуло захватчикам, опасаясь повторения великолукской резни. Причем собравшиеся под городом крестьяне кричали о своем желании немедленно принести клятву верности Стефану так громко, что Замойский принял поднявшийся шум за начало нового боя и примчался с кавалерией.