Книга Артур Артузов. Ас разведки и контр-шпионажа - Юрий Ленчевский

Аркадию не повезло: когда его в пролетке везли на Лубянку, он попытался бежать, ударил Сыроежкина, тот стукнул бандита по голове рукояткой нагана. Иванов скончался на месте.

Первые дни Павловский молчал. Тогда ему предъявили длинный список совершенных им на советской земле кровавых преступлений. Даже малой части их было бы достаточно, чтобы трибунал без малейших сомнений вынес ему смертный приговор. А Павловский при всей его несомненной храбрости, оказывается, хотел жить. Потому и заговорил. Более того, он согласился оказать содействие контрразведчикам, хотя Дзержинский лично предупредил его, что ОГПУ никаких гарантий на жизнь дать ему не может. Судить его все равно будут. Видно, очень уж не хотелось Павловскому расставаться с жизнью, а каждый день в тюрьме был ее продлением. Как позднее выяснилось, полковник не исключал и возможность побега.

Федоров вновь приехал в Париж во второй половине апреля 1924 года, но Савинкова не застал: тот был в Лондоне, где пытался добиться денежной помощи от английской разведки. В отсутствие Савинкова Андрей Павлович коротал время в компании… Сиднея Рейли, который весьма интересовался деятельностью ЛД и намеком дал понять, что и сам не прочь поехать в Россию. Федоров обещал сообщить об этом руководству Центра, что, разумеется, и сделал.

В те же дни в роли курьера ЛД в Вильно был направлен Григорий Сыроежкин с письмом Павловского, в котором тот просил Савинкова приехать в Москву для устранения разногласий и укрепления организации.

Савинков все более укреплялся во мнении: надо ехать в Россию. Он даже стал настаивать на этой поездке, но при одном условии — за ним должен приехать Павловский.

Весь план оказался под угрозой срыва, поскольку о поездке Павловского в Париж не могло быть и речи.

Оставался только один способ успокоить Савинкова: устроить встречу Фомичева с Павловским в Москве. По приглашению ЛД Фомичев охотно приехал и принял участие в двух инсценированных Артузовым совещаниях руководства организации, на которых присутствовал и Павловский. Готовя полковника к встрече с гостем, Артузов и не пытался пробудить в душе собеседника какие-либо человеческие чувства. Артур Христианович просто предупреждал Павловского, что квартира надежно охраняется и что малейшая попытка при встрече с Фомичевым нарушить установленные для полковника правила игры, кончится для него плохо. Этот язык Павловский понимал прекрасно…

Полковник успешно сыграл отведенную ему роль. Он нахваливал Фомичеву «Либеральных демократов» за то, что они наконец переходят к энергичным действиям, просил Ивана Терентьевича передать Савинкову его просьбу — разрешить остаться в России, чтобы помочь своим опытом и личным участием в намеченных серьезных диверсиях и террористических актах.

Однако Артузов понимал, что все по-прежнему висит на волоске. В конце концов, Савинков может заупрямиться всерьез и категорически приказать Павловскому вернуться в Париж. Это надо было предупредить. И Артузов придумал новую комбинацию, одобренную руководством. Фомичеву 10 июня показали тревожную телеграмму: ранен Павловский при попытке ограбить почтовый вагон, в котором — они точно знали — находились и мешки с деньгами, нарвались на неожиданно яростное вооруженное сопротивление поездной бригады и охраны почты.

В Москве на конспиративной квартире Фомичева ожидал «раненый и прикованный к постели» Павловский. О случившимся Павловский написал собственноручно письмо и отправил его с Фомичевым в Париж.

Прочитав письмо Павловского, Савинков задал лишь один вопрос, коим поразил Федорова:

— Сергей Эдуардович писал его сидя или лежа?

— Лежа, разумеется, — ответил Федоров, мгновенно вычислив ловушку и оценив исключительную проницательность Савинкова.

Конечно же, когда человек пишет лежа, у него несколько изменяется почерк. Наблюдательный человек непременно заметит. В душе Федоров вознес хвалу Артузову, предусмотревшему и эту «мелочь».

Сообщает Федорову, что отправляется в Москву не один — его добровольно будут сопровождать Александр Аркадьевич и Любовь Ефимовна Дикгоф-Деренталь. Странная супружеская чета никогда Лубянку особенно не интересовала, но Федоров возражать не стал. Коли Савинков принял такое решение, перечить ему не стоит. Главное — он едет.

12 августа вся группа (к ним присоединился и Фомичев) прибыла в Варшаву. Остановились, как всегда, в отеле «Брюль». Сюда Савинков пригласил своих сотрудников, постоянно находившихся в польской столице, поставил их в известность о принятом решении.

15 августа, несколько изменив свою внешность, с паспортом на имя Виктора Ивановича Степанова Савинков вместе с четой Деренталь и Фомичевым через Вильно выехал к границе. Федоров отправился днем раньше, чтобы обеспечить «окно». На границе Савинкова встретили Федоров, Пузицкий и Крикман, которого Фомичев знал как Ивана Петровича Батова — «своего» человека в советских погранвойсках.

Было около семи часов утра 16 августа 1924 года, когда они вошли в предместье Минска. Здесь из осторожности разделились на три группы: Савинков, Любовь Деренталь и Пузицкий и отдельно от них Александр Деренталь должны были разными маршрутами проследовать в квартиру на Захарьевской улице, 33, Фомичев и Крикман — в гостиницу.

В гостинице Фомичева немедленно арестовали и отправили на вокзал — там уже был приготовлен для приема «гостей» специальный вагон.

Савинкова и супругов Деренталь встретили более приветливо. Дверь им отворил хозяин квартиры — огромного роста богатырь лет тридцати пяти, с добрым округлым лицом — и пригласил в гостиную. Рядом с ним стоял худощавый, примерно такого же возраста мужчина, уже обычного роста и сложения. Это были хозяин квартиры — полномочный представитель ОГПУ по Западному краю Филипп Демьянович Медведь — и заместитель начальника КРО ОГПУ Роман Александрович Пилляр.

В гостиной уже был накрыт стол. Савинкову дали возможность поделиться своими впечатлениями о переходе границы, ближайшими планами.

Обыграть такого незаурядного человека, как Савинков, было непросто. Смелый человек, опытнейший враг. И так «лопухнулся». Чекистам было чем гордиться, выиграв поединок с такой личностью. Оценка Савинковым действий чекистов была справедливой.

Позволив Савинкову выговориться, Пилляр поднялся, словно желая произнести очередной тост, но вместо этого сказал как-то очень обыденно:

— Вы арестованы, Савинков! Вы в руках ОГПУ!

Ни один мускул не дрогнул на лице Савинкова. Помедлив не более двух-трех секунд, спокойно, глуховатым голосом произнес:

— Позвольте закончить завтрак, господа.

Позволили…

В тот же день Савинков, Деренталь и Фомичев были доставлены в Москву. Всю дорогу Савинков молчал, только во внутреннем дворе здания на Лубянке, выйдя из автомобиля и оглядевшись по сторонам, сказал:

— Уважаю ум и силу ГПУ!

Арестованных разместили в одиночных камерах. Следствие по делу Савинкова было проведено в кратчайший срок — всего за десять дней, поскольку Артузов и его сотрудники уже давно располагали всеми необходимыми материалами о его контрреволюционной деятельности начиная с 1917 года и до самого ареста. Принципиально важные допросы Савинкова проводил сам Артузов, остальные — его заместитель Пилляр. На одном из первых допросов Артур Христианович спросил Савинкова об условиях содержания под стражей. У арестованного никаких претензий не было. Ему доставляли газеты, а позднее, после завершения суда, разрешили и переписку с родными. Попросил только вернуть фотографию младшего сына — маленького Левы. Вернули…