Книга Возвышение Рима. Создание великой империи - Энтони Эверит

Однако все это делали не просто по доброте душевной, а ради утверждения императорской власти. Величественная архитектура стала мощным и убедительным орудием романизации.

С Аппиевой дороги началось строительство огромной дорожной сети, сначала по всей Италии, а затем — в более отдаленные земли. Дороги использовались, прежде всего, для военных целей, но также связывали между собой отдельные города и облегчали торговлю. Вдоль дорог стояли мильные столбы, с помощью которых можно было гораздо точнее, чем прежде, измерить расстояния и оценить размеры римских владений.

Везде, где это было возможно, строители старались проводить дороги по наиболее прямому пути. При их прокладке велись значительные земляные работы, для того чтобы трасса дороги как можно меньше петляла между холмами и долинами. Римскую дорогу очень хорошо обустраивали, как правило, она представляла собой хорошо утрамбованное полотно, по обеим сторонам которого тянулись две канавы. Полотно лежало на возвышенном фундаменте из плотно уложенных камней, благодаря чему вода всегда стекала с дороги. На каменный фундамент клали слой бетона, перемешанного с каменной крошкой, а затем — покрытие из гравия, плоских камней или булыжника. Дороги строили на века, и некоторые из них до сих пор приводят в восхищение современных туристов.

Рассматривая вопрос об истоках римского могущества, нельзя забывать о технической документации римлян, которая (наряду с их приверженностью к судопроизводству) является свидетельством их организованности и точности в любых действиях.

Конфликт между патрициями и плебеями приближался к своему завершению. Длительное противостояние привело к тому, что крестьянские хозяйства и небольшие поместья пришли в упадок, а их владельцы попали в долговую кабалу. В 287 году плебеи снова покинули Рим. На этот раз они перешли через Тибр и поднялись на Яникульский холм. Диктатор Квинт Гортензий принял некоторые экономические меры для смягчения сложившегося положения. В чем они состояли, мы не знаем, известен лишь один закон, принятый Гортензием. Теперь решения плебейского совета — этого официально установленного символа раскола и мятежа государства в государстве — приобретали силу закона. Наконец, плебеи получили то, чего они добивались в течение полутора веков. Длительное противостояние завершилось, и разделенный Рим объединился в единое целое.

Нельзя сказать, что это сразу привело к каким-то положительным сдвигам. Римляне не были теоретиками, это значит, что в системе управления они не хотели отказываться от прежних управленческих структур. Теперь у них стало четыре народных собрания: куриатные комиции (comitia curiata), существовавшие с эпохи царей (к I веку их полномочия сократились до подтверждения назначений на должности и утверждение усыновлений и завещаний); центуриатные комиции (comitia centuriata), выступавшие против бедноты, которые проводили выборы высших должностных лиц; плебейский совет (concilium plebis) и новое учреждение — трибутные комиции (comitia tribute), которые во многом походили на плебейский совет, однако их созывали консулы и преторы для принятия законопроектов. В трибутные комиции входило все взрослое население мужского пола, как патриции, так и плебеи.

Однако плоды победы оказались не такими, как ожидалось. Стало ясно, что разные фракции плебейского движения поддерживали не одни и те же интересы. Бедные слои стремились улучшить свое финансовое положение за счет народного собрания. Богатые плебеи, наконец, достигли своей цели. Они получили доступ на государственные должности и постепенно стали сотрудничать со своими бывшими врагами, патрициями. Возникла новая смешанная аристократия. Плебейские трибуны стали заниматься государственными делами, сотрудничать с сенатом и вместе с ним принимать законопроекты.

Такое положение дел можно расценивать двояко. С одной стороны, это было предательство интересов угнетенных и обездоленных. Простые люди могли голосовать по вопросам принятия законов и на выборах должностных лиц, но по установленным правилам им запретили участвовать в обсуждении и не допускали к рычагам исполнительной власти. Преуспевающая сенаторская олигархия приспособилась к новому политическому положению и оставалась у власти. Налицо был один шаг назад, два шага вперед.

С другой стороны, никто и не отрицал, что произошло примирение враждующих интересов, причем это случилось без всякого кровопролития. Греки, которые все больше и больше узнавали об этом новом агрессивном государстве в Центральной Италии, наблюдали за ним с некоторой ревностью, поскольку народ и аристократия в греческих городах-государствах привыкли устраивать друг с другом побоища, тогда как римляне решали все свои политические проблемы путем достижения хотя и болезненного, но компромисса.

В I веке до н. э. Цицерон вложил в уста одного из собеседников своего замечательного диалога «О государстве» следующее сравнение: «Наше государство создано умом не одного [как часто было в Греции], а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков и на протяжении жизни нескольких поколений». Один осведомленный греческий историк написал, что римляне добились у себя такой формы правления «не путем рассуждений, но многочисленными войнами и трудами». Они были полными прагматиками.

После кельтского вторжения латины попытались освободиться от римского господства. Латинский союз распался. Какое-то время его участники сохраняли самостоятельность, но в 358 году Римская республика восстановила свое господство. Союз восстановили, но теперь его структура была несколько иной. Главнокомандующего больше не выбирали попеременно от римлян и латинов. Теперь его полномочия исполняли два претора, которые подчинялись римским консулам.

Латины очень возмущались тем, что их рассматривали не как партнеров, а как подчиненных, и в 341 году это возмущение переросло в вооруженное выступление. Военная кампания длилась четыре года. В 340 году консулами стали известные люди. Один из них, Тит Манлий, некогда убил в сражении рослого кельта и снял с него ожерелье, за что и получил прозвище «Торкват» («Ожерельный»). Он отправил на разведку во все стороны несколько конных отрядов и строго-настрого запретил им вступать в сражения. Командиром одного из таких отрядов был его сын Тит. Юноша со своими людьми оказался около самого вражеского лагеря, чуть не на бросок дротика от ближайшего сторожевого дозора. Здесь его осмеяли неприятельские тускуланские всадники, а их командир вызвал его на поединок. «Исход поединка покажет, насколько латинский всадник превосходит римского!» — воскликнул он.

Кровь бросилась ему в лицо, и, забыв о приказе отца, Тит ринулся в схватку, совершенно не задумываясь об ее исходе. Остальные всадники разошлись по сторонам, словно ожидая представления. Противники бросились друг на друга, выставив копья. Копье Манлия прошло над шлемом его противника, а тот и вовсе промахнулся. В результате второго столкновения Тит попал копьем между ушами коня тускуланского всадника. От боли конь встал на дыбы и сбросил своего наездника. Пока он пытался встать на ноги, Тит вонзил ему копье в шею, так что оно вышло через ребра и пригвоздило его к земле. На этом короткий поединок завершился.

Тит вернулся обратно в свой лагерь, окруженный своими восхищенными спутниками. Он с гордостью преподнес отцу доспехи сраженного им врага. Консул резко отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор. «Тит Манлий, не почитаешь ты ни консульской власти, ни отчей, — сказал он, — если подлинно нашей ты крови, ты не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине. Ступай, ликтор, привяжи его к столбу».