Книга Россия перед голгофой - Семен Экштут

Эта истина подтверждается различными источниками. Сошлёмся на два наиболее колоритных: на недавно опубликованные воспоминания управляющего Морским министерством и на распространявшееся в списках стихотворение вольной поэзии. Строки, вышедшие из-под пера «полного» адмирала и отставного чиновника Министерства финансов, хотя их авторы стоят на разных ступенях социальной лестницы, воспринимаются как развёрнутый комментарий к классическому роману Тургенева и превосходно соотносятся друг с другом: генерал-адъютант и поэт-сатирик отменно дополняют один другого. В 1875 году тогда ещё контр-адмирал Иван Алексеевич Шестаков, морской агент в Австрии, Италии и южных портах Европы, получил приказание незамедлительно прибыть из Ниццы, где была его штаб-квартира, в Петербург. Шестаков был лично известен как генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу, так и императору Александру II. За годы службы Иван Алексеевич успел побывать адъютантом великого князя, флигель-адъютантом государя и ряд лет состоял в Свите его императорского величества. Он хорошо знал частную жизнь своих августейших патронов и судил о них без всякого пиетета. Друзья Шестакова занимали ключевые посты в Морском министерстве и незамедлительно сообщили ему светские новости. О столичных нравах бывалый морской волк написал кратко: «Великий князь вовсе не скрывал своей закулисной жизни, ночевал у своей любовницы и утром с холодом на руках и в лице принимал всех, возвращаясь из своего petite maison (маленького домика). Скандальная хроника уже вовсе не заботилась о простых смертных, толковали только о деяниях царского семейства на этом поприще»[278]. Прошло несколько лет после изображаемых адмиралом Шестаковым событий, и в 1881 году, вслед за убийством народовольцами Александра II, отставной чиновник и поэт-сатирик по совместительству Пётр Васильевич Шумахер (1817–1891) написал получившее широкое распространение в списках стихотворение «Сердце царево в руце Божией». Поэт живописал жизнь царского двора, и строфы сатирика воспринимаются как непосредственное продолжение мемуаров «полного» адмирала и генерал-адъютанта.

Не грех и не беда: Все очень понимают, Что фрейлины всегда На передок хромают. Сам царь им делал честь И лазал к ним в постели; На то они и есть — Дворцовые мамзели[279].

Крушение традиционных нравственных норм было столь очевидным, что на него не могли не обратить свой пытливый взор не только русские писатели, но и жандармы. На первый взгляд это кажется странным. Ну, какое, спрашивается, «голубым мундирам» дело до сексуальной революции. Им бы с назревающей социальной революцией совладать. Однако так может рассуждать только наш современник. Жандармы мыслили иначе. Со времён Николая I «голубые мундиры», во исполнение специальной инструкции, данной им графом Бенкендорфом, по долгу службы постоянно собирали сведения «о худой нравственности и дурных поступках молодых людей»[280]. Стоило в Петербурге появиться магазинам по продаже «развратных предметов», как тайная полиция приняла меры: в апреле 1852 года первые российские секс-шопы были опечатаны, а их владелец (разумеется, иностранец) выслан из империи[281]. Это было в конце царствования императора Николая I. Однако наступили новые времена, и в эпоху перестройки, гласности и оттепели жандармы далеко не всегда действовали столь же круто. В пореформенной России резко возрос интерес ко всему, что касалось секса, и порнографические открытки не составили исключения. Спрос всегда рождает предложение — в биржевом сквере Петербурга началась бойкая торговля, о чем было доведено до сведения III Отделения.

«Продажа похабных картинок и изображений вообще строго преследуются нашими законами, а между тем, в биржевом сквере, наряду с разными, выставленными на продажу заморскими диковинками, продаются и фотографические снимки с разных картин, портретов и статуй, в числе которых есть и похабные, т. е. не просто легкого, эротического содержания, какие продаются везде, но такие, как например — Юпитер, совокупляющийся с нимфой Ио.

Заглядывают ли в биржевой сквер инспекторы типографии, литографии и т. п.

2 сентября 1869 г.»[282].

На тексте этого агентурного донесения не сохранилось никаких начальственных маргиналий: факт сочли незначительным и пустяковым, не имеющим существенного значения и не заслуживающим пристального внимания тайной политической полиции. На сей раз «голубые мундиры» не посчитали нужным вмешаться и власть употребить. Торговля порнографией в биржевом сквере беспрепятственно продолжалась…

Жандармы сосредоточивали в своих руках разнообразные данные обо «всех без исключения происшествиях» и ежегодно представляли императору «нравственно-политический» отчет, который должен был помочь государю вникать во все мелочи жизни его подданных. Начавшаяся в России эмансипация женщин была своевременно отражена в традиционном ежегодном отчете. Впервые тайная политическая полиция отметила возникновение в Российской империи так называемого женского вопроса в своем отчете за 1869 год, представленном императору Александру II в начале 1870-го. Этот официальный документ был скреплен подписью графа Петра Андреевича Шувалова — генерал-адъютанта государя, шефа жандармов и главноначальствующего III Отделения. Знаменательно, что граф Шувалов обратил внимание на очередной вопрос одновременно с графом Львом Николаевичем Толстым. Графиня Софья Андреевна Толстая, резонно полагая, что это может быть полезно для потомства, отметила дату возникновения нового творческого замысла.

«24 февраля 1870. Вчера вечером он мне сказал, что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой и что как только ему представился этот тип, так все лица и мужские типы, представлявшиеся прежде, нашли себе место и сгруппировались вокруг этой женщины»[283].