Книга Король Георг V - Кеннет Роуз

«Королева выглядела бледной и напряженной. Глядя на нее, можно было сказать, что это благородная дама, но не королева. Двигаясь по проходу, она разве что не съеживалась от страха и, казалось, предпочла бы пройти на свое место через какой-нибудь боковой вход: в противоположность этому ее „возвращение“ после коронации представляло собой изумительное зрелище, словно она подверглась какому-то сказочному превращению. Вместо робкого создания, вызывавшего жалость у присутствующих, перед нами предстала величественная особа, державшая себя с достоинством и спокойной уверенностью, означавшими, что она действительно чувствует себя королевой великой империи, черпая из этого знания силу и законную гордость».

Признательность короля супруге была выражена кратко, но искренне: «Дорогая Мэй выглядела прекрасно, и ее присутствие было для меня большой поддержкой, как и на протяжении последних восемнадцати лет». В качестве своеобразного жеста признательности королеве он предложил, чтобы ее старший брат, герцог Текский, впредь именовался Его Королевским Высочеством — этого титула всю жизнь тщетно добивался ее отец. Когда «Долли» Текский скромно отказался от этой чести, король предложил наградить его самого и его единственного оставшегося в живых брата, принца Александра, Большим крестом ордена Бани; эту награду они оба приняли.

Другие детали предстоящей церемонии определялись с большими осложнениями. Король снова и снова вынужден был прерывать психологическую подготовку ради таких мелочей, как длина и цвет шлейфов у принцесс или распределение наград среди иностранных гостей. Менсдорфа, большого специалиста по звездам и лентам, спрашивали, «будет ли уместно наградить одним и тем же орденом великого герцога, членов свиты и болгарского генерала или шведского адмирала».

С трудом удалось определить, где должен стоять господин Асквит. «Его собирались упрятать среди представителей колоний, — писал Мюррей, — но я затеял спор с людьми гофмаршала… В конце концов, он все-таки премьер-министр Великобритании и по установленному королем Эдуардом прецеденту должен стоять впереди герцогов». В результате Асквит получил место в самом центре. Двое других государственных мужей были, судя по всему, вполне довольны отведенной им ролью. Бальфур мирно проспал все приготовления к церемонии, а Керзон, по словам Мюррея, «вел себя так, словно эта церемония устроена в его честь: прохода ему едва хватало». Не все гости, однако, вели себя столь спокойно. Один молодой служитель в конце дня сообщал, что подобрал три нитки жемчуга, три четверти бриллиантового ожерелья, двадцать брошей, шесть или семь браслетов и около двадцати выпавших из корон шариков. Свой улов он оценивал в 20 тыс. фунтов, а таких служителей было около двухсот.

«Нелегко приходится той голове, что носит корону» — эта фраза, которую Шекспир вложил в уста Генриха IV, для его преемников приобрела буквальный смысл. Корона святого Эдуарда, надеваемая только на коронацию, весит пять фунтов и в течение долгой церемонии причиняет обладателю тяжкие страдания. «Корона причинила мне сильную боль», — писала королева Виктория после своей коронации в 1838 г. Даже имперскую корону, которая весит значительно меньше, всего три с половиной фунта, она вскоре перестала надевать на открытие парламента. Ее примеру последовал Эдуард VII и предпочел короне треугольную шляпу фельдмаршала. Однако Георг V, напротив, держался за корону как символ тех обязанностей, которым посвятил всю жизнь. И вот в 1913 г. он решил посоветоваться на этот счет с правительством. Сэр Чарлз Хобхаус высокомерно заметил: «Утреннее заседание кабинета. Король чрезвычайно озабочен тем, что должен надевать на голову во время открытия парламента… Поскольку всем нам безразлично, что он наденет, согласились на корону…» Четыре дня спустя король запишет в дневнике: «Я был в короне, чего желали многие; на открытие парламента ее не надевали более шестидесяти лет».

Корона оказалось тяжелой ношей. В 1924 г. Георг V признался лорду Линкольнширу, что из-за нее у него так сильно болит голова, что он не может выдержать и пяти минут. В 1935 г., в возрасте семидесяти лет, он спросил премьер-министра, считает ли тот необходимым и далее ему носить корону. Макдональд ответил, что не видит в этом необходимости. Случилось, однако, так, что королю больше не довелось открывать сессию парламента. В тот год церемония, которой он так страшился, была отменена в связи со смертью принцессы Виктории, а через несколько недель корону положили ему на гроб.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

КОНСТИТУЦИОННЫЙ МОНАРХ

Красные кожаные портфели. — Палата лордов против палаты общин. — Торжественный прием в Дели. — Ирландский гомруль. — Перевооружение флота. — Кайзер.

«Мои министры приходят и уходят, — сказал как-то король одному из друзей, — а я всегда остаюсь на месте». Бальфур, вызванный в Осборн, где при смерти лежала королева Виктория, был потрясен бесконечным потоком депеш, которые требовали ее внимания; а ведь он с 1885 г. почти беспрерывно занимал высокие посты. Ее внук в не меньшей степени был таким же пожизненным заключенным. Даже в Сандрингеме, свободный от церемониальных обязанностей, он вынужден был ежедневно проводить три или четыре часа за чтением государственных бумаг. В последний год царствования врачи предписали ему готовиться к серебряному юбилею, отправившись в короткий отпуск на море. Тем не менее сэр Сэмюэль Хор обнаружил, что король каждое утро работает с 8 ч. до 9 ч. 30 мин. и лишь после этого присоединяется за завтраком к королеве. Какая же притягательная сила заключалась в этих потрепанных красных чемоданчиках![54]

В отсутствие официально оформленной и опубликованной конституции полномочия короля теоретически были неограниченными. Бейджхот заявлял: монарх вправе без согласия парламента объявить войну Франции, чтобы завоевать Бретань, и заключить мир, пожертвовав Корнуоллом; сделать всех в королевстве пэрами, а каждую деревню университетом; распустить армию и флот, уволить государственных служащих и помиловать всех преступников.

Те льстивые выражения, в которых было принято — и принято сейчас — обращаться к суверену, также своего рода дань подобным фантазиям. Уинстон Черчилль, который как министр мог быть весьма несговорчивым, сменив министерство внутренних дел на Адмиралтейство, в октябре 1911 г. писал королю:

«Те чрезвычайно любезные слова, сказанные Вашим Величеством вчера в мой адрес, навсегда будут запечатлены в моем сердце с глубоким чувством благодарности и признательности. Для меня было высокой честью находиться столь близко к Вашему Величеству во время волнующих и незабываемых событий первого года Вашего счастливого и блистательно начавшегося царствования».

Но даже этот перл кажется едва ли не грубостью в сравнении с тем, что написал один из королевских приближенных:

«Лорд Эшер смиренно свидетельствует свое уважение Вашему Величеству и с величайшим почтением умоляет решить вопрос о том, будет ли „Избранная переписка королевы Виктории“ издана в трех или четырех томах…