Книга Сербия на Балканах. XX век - Константин Никифоров

Примерно половина беженцев покинула Боснию. Другая половина – переселилась на территории, контролировавшиеся соотечественниками. К сербским жителям Республики Сербской добавилось еще и около 100 тыс. сербов из Хорватии. Фактически в сегодняшней Боснии и Герцеговине и Республика Сербская, и обе части боснийско-хорватской федерации – Федерации БиГ стали национально однородными. Сразу после войны в Республике Сербской представителей несербской национальности оставалось не более 10 %. Бошняки на контролируемых ими землях составляли 80–85 % населения. И, наконец, в хорватской части Федерации проживало около 98 % хорватов[230].

И такое соотношение между тремя боснийскими этническими общинами в целом сохранилось. Так, Центр по демографическим и общественным исследованиям в Зворнике полагает, что в Федерации Боснии и Герцеговины осталось менее 4 % сербского населения. К такому выводу он пришел, анализируя результаты местных выборов в этом государстве в 2008 г.[231] Причем многократные опросы, проходившие уже в дейтонской Боснии, подтверждали нежелание большинства сербов жить в единой Боснии и Герцеговине. Аналогичным было и желание (или нежелание) хорватов. И даже бошняки, позиционируя себя как «титульная нация», выступают лишь за целостность территории Боснии и Герцеговины, но совсем не озабочены сохранением на этой территории сербского или хорватского населения.

Наконец, война в Косово (1998–1999 гг.) и натовские бомбардировки сербско-черногорской Югославии (1999 г.) привели к новым волнам беженцев. Сначала, еще до нападения НАТО, мятежный край покинуло около 170 тыс. косовских албанцев, главным образом женщин и детей. Затем, уже во время бомбежек, – еще 790 тыс. албанцев, а также 100 тыс. сербов и других проживавших в крае меньшинств. Большая часть албанцев уходили в Македонию и Албанию. Но часть из них нашли убежище в Сербии и Черногории.

В целом война НАТО против Югославии вызвала перемещение внутри Сербии и частично Черногории более 1 млн. человек. В отличие от беженцев из Хорватии и Боснии, это уже были так называемые вынужденные переселенцы, поскольку они перемещались в границах одной страны. После того, как Косово полностью перешло в руки НАТО и косовских албанцев, край покинуло около 250 тысяч сербов[232]. Косово и Метохия, где и так было около 90 % албанцев, стало еще более моноэтническим образованием. Впрочем, и здесь трудно сказать что-то более точно, поскольку также долгое время не было переписи. К тому же сербские авторы к жертвам этнических чисток относят и всех тех сербов, которые, опасаясь за свою жизнь, десятилетиями покидали Косово еще до распада Югославии.

В целом считается, что за годы югославского кризиса со своих мест было прямо или косвенно изгнано около 4 млн. человек[233]. Как упоминалось, больше всех пострадали сербы. Сербия оказалась даже на первом месте в Европе по количеству беженцев и вынужденных переселенцев. По данным сербского Комиссариата по делам беженцев, после окончания всех войн Сербия приютила 830 тыс. людей, изгнанных из родных мест[234]. Для 7,5-миллионного населения Сербии это была огромная цифра.

Сегодня ситуация уже заметно изменилась. Но и через 17 лет после окончания войн в Хорватии и Боснии и через 13 лет после натовских бомбардировок в Сербии зарегистрировано более 300 тыс. беженцев и вынужденных переселенцев – 97 тыс. беженцев из Хорватии и Боснии и 236 тыс. вынужденных переселенцев из Косово. Раньше беженцев из Хорватии и Боснии было около полумиллиона, но за последние годы более 200 тыс. беженцев получили гражданство Сербии, другие – возвратились в родные места. Причем количество вернувшихся в Боснию намного превосходит число тех, кто вернулся в Хорватию. А в самом незавидном положении оказались около 20 тыс. человек, которые были изгнаны из своих домов в Косово, но переселились не в Центральную Сербию или Воеводину, а в другие сербские анклавы этого ставшего фактически независимым албанского края[235].

Существующее на сегодняшний день положение вряд ли изменится в обозримом будущем. Согласно проведенным опросам, только 5 % из беженцев или вынужденных переселенцев хотели бы вернуться в места прежнего проживания.

Важно подчеркнуть, что везде на постюгославском пространстве во время череды войн и их урегулирования четко прослеживалась одна тенденция – тенденция к моноэтничности, сколько бы ни говорили об обратном, о мультиэтничности и мультикультурности, многочисленные западные посредники.

Похожая ситуация наблюдается и в других странах Юго-Восточной Европы. Так, в Болгарии болгары составляют сегодня 85,3 % населения, в Румынии румын еще больше – 89,5 %, а в Албании албанцев вообще 95 %. То же самое можно сказать и про центральноевропейские страны: в Венгрии – 98 % венгров, в Польше -97 % поляков, в Чехии – 94,4 % чехов, в Словакии – 85,7 % словаков. Иная картина наблюдается только в Македонии, где 67 % относят себя к македонцам, 29,9 % – к албанцам[236].

Подчеркнем, что эта тенденция к моноэтничности доминировала на Балканах и даже везде на востоке Европы весь ХХ век. Распались многонациональные империи, затем многонациональные государства. Фактически исчезли два общих для стран этого региона национальных меньшинства – евреи и немцы. Сильно ослаблено и третье региональное национальное меньшинство – цыгане. Отъезд в последнее время многочисленных болгарских, румынских и других цыган с востока на запад показывает, что отмеченная нами тенденция для Восточной Европы продолжает существовать. Восток Европы становится еще более этнически однородным.

Такая тенденция существенно отличает восточноевропейский регион от Западной Европы, в которой особенно в послевоенный период заметно увеличилась мультиэтничность. Она даже породила идеологическое обоснование этого процесса в виде концепции мультикультурализма. Мультикультурализм – принципиально иная политика в отношении различных этносов внутри того или иного государства. Это – не интеграция в социокультурную среду доминирующего этноса (крайнее проявление подобного развития – американский «плавильный котел»), а параллельное сосуществование разных, а часто и противоположных культур и культурных традиций.

«"Плавильный котел” ассимиляции барахлит и чадит – и не способен “переварить” все возрастающий масштабный миграционный поток, – отмечал В. Путин. – Отражением этого в политике стал “мультикультурализм”, отрицающий интеграцию через ассимиляцию. Он возводит в абсолют “право меньшинства на отличие” и при этом недостаточно уравновешивает это право – гражданскими, поведенческими и культурными обязанностями по отношению к коренному населению и обществу в целом.