Книга В смертельной опасности - Сергей Майдуков

Прогулки были важной и неотъемлемой частью его новой жизни. Год назад Рученков всё свободное время посвящал Бахусу, за что и вылетел из авиации. После этого он запил уже по-черному, не просыхая. На исходе четвертой недели, когда у Рученкова начиналась белая горячка, его проведал Вадим Верховский.

Приехали вызванные им медики, положили Рученкова под капельницу, промыли, прочистили, напичкали лекарствами. Сутки спустя он очнулся, посидел трезвый на диване и сообщил, что повесится. Вадим не отговаривал, спросил только, видел ли товарищ фильм «Друг» с Шакуровым в главной роли. Узнав, что нет, скачал фильм в интернете и устроил просмотр. Чтобы Рученков не взбунтовался, было куплено пиво, но немного, только чтобы не киснуть.

Фильм Рученкова потряс. Там рассказывалось об одиноком алкоголике, у которого появился говорящий пес, пытающийся помешать хозяину окончательно скатиться в пропасть. Чтобы избавиться от опеки, алкаш Колян звонит собутыльнику-живодеру и просит забрать пса. Но в последующие дни с ним происходят разительные перемены: он обретает утраченный человеческий облик, бросает пить, знакомится с женщиной. Тут-то и появляются живодеры, лишая Коляна единственного друга. Оставшись один, он снова срывается и попадает в наркологический диспансер. Не столько вылечившийся, сколько сломленный, возвращается он в опустевший дом и тоскливо смотрит на мячик, когда-то подаренный четвероногому другу. Кажется, что выхода нет. И тут раздается лай и в комнату входит тот самый пес. Это означает, что Колян прощен и спасен. А еще это означает, что в нашем суровом, равнодушном мире все же случаются чудеса.

Об этом и поговорили товарищи, когда фильм закончился.

— Вот только друга у меня нет, — посетовал Рученков. — Один я.

И заглянул в пустую пивную бутылку.

Он ошибся. Он был не один. На следующее утро друг у него появился. Такой же большой черный пес, как в кино, только другой породы.

— Ньюфаундленда не нашел, уж извини, — виновато развел руками Вадим. — Будешь дружить с итальянским мастифом. Ему шесть месяцев. Через год совсем взрослый будет.

Так и случилось. Через год Каспер вымахал с теленка, а Рученков забыл, как пахнет водка. Он и пива больше не нюхал. Вел новую, правильную, достойную жизнь. Гулял с Каспером, общался с другими собаководами. Когда становилось грустно, ему было с кем поговорить. Когда он возвращался с работы, было кому встретить его в прихожей. Одним словом, в существовании Рученкова появился смысл, и это всё меняло.

Когда Вадим позвонил и попросил ненадолго приютить родителей с дочкой, он согласился без колебаний. Его учили, что за добро нужно платить добром, так он и поступил.

Появление двух мужчин на пустыре, где любил побегать Каспер, нисколько не встревожило Рученкова. Они спросили, какой породы пес, он ответил. Они спросили, у него ли живут старики Верховские с внучкой Лилей. Он сказал: «Нет, понятия не имею, о ком вы говорите».

«Сейчас вспомнишь», — пообещал один из незнакомцев, достал пистолет с глушителем и прикончил Каспера двумя выстрелами в большую доверчивую голову.

Пока пес подыхал, двигая лапами так, как будто продолжал бежать на зов веселых приятелей хозяина, Рученкову напомнили, что у него самого есть престарелые родители. Вот о ком ему следовало заботиться. О собственных маме и папе, а не о чужих. А этих Верховских нужно было спровадить из своей квартиры.

«Все равно мы их заберем, — доверительно пояснили Рученкову. — Лучше, чтобы никто не пострадал. А вы как считаете?»

«Собаку зачем убили?» — спросил он, глядя на затихшего Каспера.

«Для наглядности. Чтобы не пришлось вас долго уговаривать. Это ваша мама?»

Рученкову показали снимок в мобильнике. Она выходила из арки своего дома с сумкой для покупок.

«Прямо сейчас за ней наблюдают, — продолжали незнакомцы. — И ждут нашего звонка. А что мы скажем, зависит только от вас».

«Я скажу Верховским, что за ними Вадим приехал», — глухо произнес Рученков, не в силах оторвать взгляд от тела Каспера.

«Отличная идея, — похвалили его. — Тогда идите. Мы подождем. И те люди, которые сейчас рядом с вашей мамой, тоже».

И Рученков пошел домой, точнее потрусил. А через десять минут Верховских затащили в микроавтобус с фургоном и увезли в неизвестном направлении.

3

Городок был пыльный, расхлябанный, с допотопными деревянными столбами из бревен, пропитанных креозотом. Выше пятиэтажных «хрущевок» только водонапорная башня. Много заборов, третья часть которых покосилась и шла волнами. Много старых автомобилей преимущественно белого, зеленого и морковного цвета. Вороны, галки, воробьи. Кошки. Ну и люди, конечно. В основном трезвые, по случаю рабочего дня.

Отойдя от окна, Вадим в третий раз спросил, скоро ли завтрак.

— Сейчас, сейчас, — отозвалась Ксюша, гремя посудой в кухне.

Он потянул носом. Кажется, ничего не подгорело. Большая удача.

Упав в кресло, Вадим включил телевизор на ножках, помнивший, наверное, «прожектора перестройки» с Горбачевым. Показывали фильм из жизни Дикого Запада. Мужчины в широкополых шляпах пили виски, а потом метко стреляли и красиво дрались. Девушки с красивыми прическами лихо скакали на лошадях. Герои были очень героическими, подлецы — невероятно подлыми.

Вадим не сомневался, что на самом деле Америку осваивали совершенно другие люди, которые разговаривали, одевались и вели себя иначе. В кино всё условно, картинно, утрировано. Вряд ли солдаты Второй мировой узнали бы себя в современных военных боевиках. А уж о ковбоях с мушкетерами и говорить нечего.

Интересно, продолжал лениво размышлять Вадим, а про наше время будут снимать фильмы лет эдак двадцать, тридцать или пятьдесят спустя? Если да, то что могло бы заинтересовать потомков? Техника, которая к тому времени безнадежно устареет? Бесславная война с так называемым терроризмом? Боевые столкновения за жалкие клочки суши?

Получалось, что эпоха совершенно непримечательная, никому не нужная, ничем не славная. Даже скучно стало. Настолько скучно, что Вадим встал и решительно отправился в кухню, где хозяйничала Ксюша.

— Ну и квартирку мы сняли, — пожаловалась она, держа перепачканные мукой руки на отлете. — Ни кастрюли нормальной, ни шумовки…

— Вареники? — обрадовался Вадим, заглянув под крышку.

— А ну! — Она шутливо шлепнула его по руке.

Он слизнул муку с тыльной стороны ладони и спросил:

— С чем?

— С творогом, — ответила Ксюша. — Я в магазин смоталась, пока ты спал. Молока хочешь?

— Хочу, — подтвердил Вадим, но направился не к холодильнику, а к Ксюше.

Она снова была его женой. Ночью выяснилось, что их тела, руки и губы все помнят.

— Отпусти, — потребовала Ксюша, высвобождаясь из объятий. — Вода выкипит.