Книга Против либерализма к четвертой политической теории - Ален де Бенуа

Антиутилитаристское движение, следуя за такими авто­рами, как Марсель Мосс и Карл Поланьи, разработало си­стематическую критику утилитаристской парадигмы. Жан­ Пьер Дюпьи, прекрасный знаток англосаксонского мира и теории игр, считает, что роковым для человечества ста­новится «все возрастающее проникновение во все области жизни — приватные и публичные, социальные и полити­ческие — экономической и товарной логики». В своей по­следней книге он в ходе строгого и доказательного разбора классиков либерализма (Ролз, Нозик, Хайек) показывает, что либеральное общество, исключая саму идею жертвы, на которой основана всякая подлинная социальность, авто­матически приводит к неизбежному конфликту «уравнен­ных» индивидуумов и к абсолютизированной «панике».

Подведем итоги:

развод между собой политических и интеллектуаль­ных семейств открыл перспективу новых и неожиданных союзов. неприятие доминирующей идеологии, находящей­ ся в центре, заставило сторонников периферии совершить значительные перегруппировки, и те, которые вчера еще принадлежали противоположным лагерям, сегодня объеди­няются. Тот факт, что реакция на события последних лет — падение Берлинской стены, война в Персидском заливе, распад Варшавского договора, а затем СССР — была у пред­ ставителей разных идеологических групп совершенно не­ предсказуемой, показывает, что мы вступили в новую эру, где солидарность будет определяться на основании новых признаков и принципов. В 1981 году приход к власти Мит­терана положил начало ликвидации социализма. В то время власть провозгласила основной тезис: «Вся наша деятель­ность в современной Франции направлена на то, чтобы ре­волюции не произошло ни в коем случае». левые отныне стали как бы вторыми правыми. Они скромно призывали к тому, чтобы покончить с идеологиями и ослабить остро­ ту политических убеждений граждан, т. е. провести курс на деполитизацию. Вместо левацкой формулы «все — по­литика», возобладала либеральная «все — экономика». но­ вые социальные оппозиционные движения, выходящие да­леко за рамки старых моделей, начали совместно выступать против этой идеологии центра, где царствует «рыночный монотеизм» (выражение Гароди): бессмысленный «антира­сизм» прикрывает собой полное отсутствие подлинно левых идей, а в стане правых узколобая ксенофобия подменила со­ бой связное нонконформистское мировоззрение и защиту органической общины. Отныне подлинное разделение про­ ходит между холизмом и индивидуализмом, коммунотариз­мом и универсализмом, технократией и экологией, рыноч­ностью и антиутилитаризмом. В сущности есть только два лагеря: те, кто приемлет товарную вселенную и рыночную логику, и те, кто их отвергает. Или еще: те, кто верит в конец истории, и те, кто считает, что она все еще открыта.

ТРЕТИЙ ВОЗРАСТ КАПИТАЛИЗМА

В своей недавней книге люк Болтански и Ева Шапелло1 задались вопросом, каким образом капитализм не пере­стает мобилизовывать индивидов на достижение одной­ единственной цели: накопление капиталов? Занятые иден­тификацией «верований, которые должны оправдать капиталистический порядок, поддержать и сделать легитимным соответствующий ему способ действий», они приходят к выводу, что в каждую эпоху капитализм содержит в себе разные базовые фигуры, разные способы индивидуального привлечения и разный оправдательный дискурс. Все это позволяет говорить о трех различных периодах.

В первую эпоху классического капитализма (XIX в.) этот строй воплощен в фигуре буржуа, описанной Верне­ром Зомбартом, фигуре предпринимателя и «рыцаря инду­стрии», характерной чертой которого является вкус к риску и к инновациям. Это капитализм патерналистский и семей­ный, держащийся на солидарности в рамках класса буржуа­зии, осуществляющего власть. Элемент привлечения по­ строен на воле к открытию и предпринимательству, дискурс легитимации совпадает с культом прогресса.

Второй капитализм развивается начиная с 30­-х годов. Это капитализм крупного предприятия и фордистского компромисса, в рамках которого пролетариат отказывает­ ся от социальной критики в обмен на гарантии вхождения в средний класс. рост зарплат стимулирует потребление, смягчающее конфликты. Символической фигурой этого второго капитализма является генеральный директор пред­ приятия или акционерного общества. Индивидуальное привлечение (соблазн) состоит в развитии предприятия до максимума производительных возможностей. Оправдательный дискурс делает акцент на увеличении покупатель­ ной способности, на валоризации компетентности и «за­ слуг». Этот период, соответствующий перераспределению, осуществляемому Государством­-Провидением, кейнсиан­ству и регулярному расширению среднего класса, заканчи­ вается вместе с концом славного тридцатилетия, примерно в середине 70-­х, что совпадает с нефтяным кризисом 1973 г. Мы уже вошли в «третью стадию капитализма», что со­ ответствует разнузданному капитализму, или турбокапита­лизму, как определил его Эдвард Лютвак2. его базовой фи­гурой является шеф проекта (coach) или работник сети (net­worker), ограниченный в своей активности необходи­мостью работы в структурах с коротким сроком существо­вания. его ключевыми ценностями являются автономия, мобильность, креативность, выживаемость. новый капи­тализм меняет принцип иерархии другими способами управления персоналом. Становится все меньше и меньше «руководителей», все больше и больше «ответственных». Гибкий, коммуникабельный, адаптируемый, внимательный к человеческим ресурсам менеджер заступает место солидному и планирующему свои действия руководителю. Слу­жащий мобилен и в наименьшей степени верен фирме, в ко­ торой он работает. В связи с интенсификацией конкурен­ции фирма все меньше и меньше действует «внутри»: она выносит вовне свои службы, которые характеризуются суб­подрядным принципом и ненадежностью. Предприятие фордистского или тейлоровского типа все более уступает место фирме­сети, феномену, параллельному появлению «коннексионистского» мира постмодерна. Элемент привле­чения представлен развитием новых технологий. Оправдательный дискурс состоит в дискурсе «новой экономики», которая поможет человечеству войти в новую эру устойчи­вого роста.

Основной чертой этого нового капитализма является необыкновенный рост могущества финансовых рынков. Взрывной рост биржевых курсов, начавшийся на Уолл­стрит в 80­е гг., вскоре распространился и на Европу.

Между 1998 и 1999 г. биржевой индекс ценных бумаг на Парижской бирже вырос на 30 %. если на протяжении прошедшего столетия стоимость ценных бумаг, вращавших­ся на бирже, была эквивалентна пятнадцатилетней норме прибыли, то сейчас она эквивалентна тридцатипятилетней. результатом являются одержимость создания прибыли для акционера и требования чрезмерной рентабельности для капитала. нормы доходности для капитала в настоящее время составляют 15 %, в то время как рост ВВП не превы­шает 4–5 %. Параллельно, если ранее прибыльность пред­ приятия оценивалась на основе доходных поступлений в его бюджет, сейчас из­за неуверенности в будущем этот показатель вычисляется на основе завоеванных им частей рынка. Курс акций, колеблющийся случайным образом, перестал отражать реальную ситуацию в компании или на предприятии; котировка акций фирм уже не совпадает с их реальной стоимостью. Западный биржевой бум порвал отношения между нормами прибыли реальной экономики и нормами прибыли, извлекаемой из ценных бумаг. Эко­ номическая ценность все меньше и меньше соответствует ценности объективной и все более и более — виртуальному богатству, отвечающему неограниченным желаниям инди­видов. Предпринимательская динамика встраивается в фи­нансовую динамику, не имеющую реальной основы. Этот разрыв между реальной и финансовой ценностью, между биржевой и прибавочной стоимостью, а также между по­требителем и акционером приводит к иллюзии, что нако­пление ценных бумаг равноценно производству матери­альных благ. Спекулятивный «пузырь», не перестающий расти, рискует в каждый момент лопнуть, приведя к новому биржевому краху.