Книга Его глазами - Эллиот Рузвельт

На этот раз в совещании приняло участие 12 американцев, 11 англичан и 5 русских, и оно длилось более трех часов. В ожидании конца совещания я успел вздремнуть, что было очень кстати. Пробило пять, шесть, семь часов… Наконец, около четверти восьмого отец разбудил меня. По его лицу было видно, что он очень устал.

— Мне придется переодеться к обеду, — пожаловался он, — я безусловно предпочел бы сначала прилечь.

— А почему бы и нет?

— Знаешь, мне кажется, что я слишком устал и издерган.

— Может быть ты почувствуешь себя лучше, если выпьешь?

— Спасибо, потом. Я подожду, может быть выпью коктейль перед тем, как начать одеваться. Теперь мне только хочется прилечь. Сегодня мы будем в гостях у Сталина, — добавил отец, — а это значит, что обед будет в русском стиле и, если наши эксперты из государственного департамента опять не напутали, за обедом будет множество тостов!

Отец закрыл было глаза, но не заснул. Сняв очки, он протер глаза обеими руками, затем протянул руку за папиросой.

— Этот человек умеет действовать. У него цель всегда перед глазами. Отец говорил медленно и задумчиво. — Работать с ним — одно удовольствие. Никаких околичностей. Он излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется.

— «Оверлорд»?

— Да, он говорил об этом. И мы тоже обсуждали этот вопрос.

— Англичане все еще возражают?

— Как сказать… сейчас Уинстон говорит о двух одновременных операциях. Мне кажется, он понимает, что теперь уже нечего и пытаться возражать против вторжения на западе. Маршалл слушает слова премьер-министра с таким выражением, как будто не верит собственным ушам. Вспомнив об этом, отец рассмеялся. — Уж если есть американский генерал, которого Черчилль не выносит, то это Маршалл. И происходит это, бесспорно, потому, что Маршалл прав. Я надеюсь, когда-нибудь вся Америка поймет, чем она обязана Джорджу Маршаллу. Никто не может сравниться с ним. Никто!

— Что же подразумевает Черчилль под двумя одновременными вторжениями?

— Одно на западе, а другое… угадай где.

— На Балканах?

— Конечно. — Отец снова рассмеялся, вспоминая то, что происходило на совещании. Он приподнялся на локте, чтобы видеть меня, и сказал:

— Знаешь, Эллиот, в одном отношении эти пленарные заседания поразительны. Всякий раз, когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он на самом деле хочет. Он прежде всего хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если возможно, в Венгрию. Это понимал Сталин, понимал я, да и все остальные…

— Но он этого не сказал?

— Конечно, нет. А когда Дядя Джо говорил о преимуществах вторжения на западе с военной точки зрения и о нецелесообразности распыления наших сил, он тоже все время имел в виду и политические последствия. Я в этом уверен, хотя он об этом не сказал ни слова. — Отец снова лег и замолчал.

— Я не думаю… — начал я нерешительно.

— Что?

— Я хочу сказать, что Черчилль… словом, он не…

— Ты думаешь, что он, быть может, прав? И, быть может, нам действительно было бы целесообразно нанести удар и на Балканах?

— Ну…

— Эллиот, наши начальники штабов убеждены в одном: чтобы истребить как можно больше немцев, потеряв при этом возможно меньше американских солдат, надо подготовить одно крупное вторжение и ударить по немцам всеми имеющимися в нашем распоряжении силами. Мне это кажется разумным. Того же мнения и Дядя Джо и все наши генералы. И они придерживались этого мнения всегда, с самого начала войны. Пожалуй, даже раньше, с тех самых пор, как наш отдел оперативного планирования впервые начал размышлять о том, что нужно будет делать, если начнется война. Представителям Красной Армии это тоже кажется разумным. Так обстоит дело. Таков кратчайший путь к победе. Вот и все. На беду, премьер-министр слишком много думает о том, что будет после войны и в каком положении очутится тогда Англия. Он смертельно боится чрезмерного усиления русских. Может быть, русские и укрепят свои позиции в Европе, но будет ли это плохо, зависит от многих обстоятельств. Я уверен в одном: если путь к скорейшей победе ценой минимальных потерь со стороны американцев лежит на западе, и только на западе, и нам нет нужды понапрасну жертвовать своими десантными судами, людьми и техникой для операций в районе Балкан, — а наши начальники штабов убеждены в этом, — то больше не о чем и говорить. Отец хмуро усмехнулся.

— Я не вижу оснований рисковать жизнью американских солдат ради защиты реальных или воображаемых интересов Англии на европейском континенте. Мы ведем войну, и наша задача выиграть ее как можно скорее и без авантюр. Я думаю, я надеюсь, Черчилль понял, что наше мнение именно таково и что оно не изменится. — Отец снова закрыл глаза, и наступила тишина, нарушавшаяся лишь тиканьем часов; это напомнило мне о времени.

— Устроить тебе ванну, папа?

— А который час? Ого! Да… и позови Артура. И как насчет коктейля, о котором ты говорил?

— Сделать тебе «старомодный» коктейль?

— Но только не крепкий, Эллиот. Не забывай, сколько тостов мне предстоит!

* * *

Обед состоялся в столовой, смежной с залом заседаний. Кроме отца и премьер-министра, маршал Сталин пригласил Антони Идена, Молотова, Гарримана, Гарри Гопкинса, Кларка Керра и в качестве переводчиков Болена, Бережкова и майора Бирзе.

Я не получил приглашения, но, в то время когда подавали первое, один из русских, стоявший за спиной Сталина, заметил меня у бокового входа и, наклонившись к Сталину, шепнул ему что-то. Увидев, что маршал посмотрел в мою сторону, я в замешательстве поспешно ретировался, но он сразу встал и пошел за мной. Прибегнув к жестам, он совершенно ясно выразил желание, чтобы я присоединился к обществу; переводчик подтвердил это любезное приглашение по-английски; как он объяснил мне, маршалу не было известно, что его секретарь не пригласил меня. Маршал взял меня за руку и привел обратно в комнату; для меня освободили место между Иденом и Гарриманом.

Итак, я впервые попал на банкет в русском стиле. Разумеется, была водка, но, к счастью, было также и легкое сухое белое вино, и русское шампанское, которое мне очень понравилось. Я говорю «к счастью», так как ни один разговор не обходился без бокала, иначе это противоречило бы самому значению слова «разговор»: ведь мы разговаривали только тостами. Такой вид беседы может показаться несколько громоздким, но если у вас достаточно крепкая голова, это даже очень весело. Так, если вы хотите сказать что-нибудь даже на такую скучную тему, как погода, вы заявляете:

— Я хочу предложить тост за прекрасную погоду! — Затем вы встаете, чтобы выпить, и все остальные тоже поднимаются и пьют. Целая система. Тост может быть даже политическим.

— Я хочу предложить тост, — воскликнул один из русских, — за ваши будущие поставки по ленд-лизу, которые, я уверен, начнут прибывать вовремя, не запаздывая, как сейчас! — Все встали, осушили бокалы и снова уселись.