Книга Пойми и прости - Дж. П. Моннингер

— Но у тебя все в порядке? — спросила Констанция. Она намеренно задала столь неясный вопрос. Несмотря на то что мы обсуждали это тысячу раз, мы не знали, что именно Эми думает о том, что ей пришлось уехать, и в целом о поездке в Европу.

— Все хорошо, — ответила она. — Я знаю, что в последнее время была плохой подругой. Простите, что редко выходила на связь. Я просто не могла. Было трудно возвращаться. Неловко. Мои родители были в ярости. Не хотели оставлять эту тему. Моя мама любит упоминать мое фиаско — как она говорит, «фиаско Эми» — во всех разговорах, чтобы напомнить мне, какая я непутевая.

— Матери и дочки, — сказала я.

Констанция кивнула.

— Это было крупное поражение, — сказала Эми. — Просто Эми облажалась.

— В жизни всякое случается, — сказала я. — И постоянно. Могло быть намного хуже.

— Да, но у вас все отлично.

— Невозможно предугадать, что вот-вот случится, — сказала Констанция. — По крайней мере, так учили святые.

— Проблема в том, что мне далеко до святых, — сказала Эми.

— Ты довольно безгрешна, — сказала я.

— Честно говоря, я и правда немного поумерила свой пыл. Я стала менее сумасбродной, менее матерой, как ты говоришь. Я почти бросила пить и снова занялась бегом. Я уже давно занимаюсь. Мне это необходимо. На прошлых выходных пробежала десять километров. Удивительно, но я в достойной форме.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала Констанция. — Выглядишь здоровой.

— Ну, я стараюсь.

Мы поболтали еще немного, в основном сплетничая о недавних амхерстских выпускниках. Эми хорошенько запаслась слухами о нашей старой группе. Наконец вернулись Раф и Джек. Они сели рядом и, попивая кофе, любезно поздоровались с Эми, но тогда она почувствовала себя пятым колесом.

— Ладно, я смываюсь, — сказала она. — До скорого, сучки.

— Береги себя, — сказала я.

— Всегда, — ответила она.

Она закончила вызов, или что там обычно делают, выходя из Facetime. Экран сжался, проглотив ее лицо, и наша подруга исчезла со странным хлопком, учитывая то, что мы были в кафе. Казалось, она вернулась на свой летучий корабль и спустится еще не скоро.

33

Мы остановились в отеле под названием «Трендон» — скромном гостевом доме на левом берегу Сены, неподалеку от Люксембургского сада и в квартале от Сорбонны. Для наших ограниченных бюджетов это было роскошью, но Джек уверял, что оно того стоит. Это наша первая совместная поездка в Париж — и, наверное, единственная, — поэтому мы решили не ютиться в тесном хостеле, а навсегда запомнить это путешествие.

У Рафа, как всегда, были здесь знакомые, и он смог как-то договориться. Его ловкости не было предела.

Комнаты оказались скромными. В них не делали ремонта уже много лет, но в каждой был крохотный балкончик, на котором помещался один стул, если сесть боком. Рафу с Констанцией достался номер на втором этаже, немного ниже и справа от нашего. С нашего балкона было видно крыши домов, сточные желоба из красной черепицы и алюминиевые вентиляционные отверстия. Джек заверил меня, что Квазимодо, Горбун из Нотр-Дама, может нагрянуть в наш номер в любое время дня и ночи.

Он сидел на кровати и смотрел, как я распаковываю вещи. Стараясь навести порядок, я отнесла кое-что в небольшую ванную. Из-за двуспальной кровати было сложно перемещаться по комнате. Я дважды ударилась о нее голенью настолько сильно, что во второй раз мне пришлось остановиться и закрыть глаза от боли. У Джека, кажется, была идея получше. Он явно был готов ко сну, о котором мы договорились, — Раф с Констанцией поддержали эту идею, — прежде чем идти на прогулку.

— Ты в порядке? — спросил Джек, заметив мою гримасу.

— Чертова кровать.

— Почему бы тебе не залезть ко мне? Тогда она не будет ставить тебе подножки.

Я кивнула и подползла к нему, по-прежнему ощущая, что моя нога пылает, как факел. Опустив головы на подушки, мы взглянули на полуденный Париж. Я улыбнулась при мысли о том, до чего же хорошо в этом городе. Солнце припекало лишь слегка. На сером небе было лишь два или три ленивых облака, которые, казалось, вобрали в свои волнистые тушки весь цвет этого дня.

— У меня немного голова болит, — сказал Джек.

— Ты в порядке?

— Все хорошо.

Он пожал плечами.

— Может, принести тебе что-то? Как-то помочь?

— Секс, — ответил он. — Извращенный секс.

Я поднялась на локте и посмотрела на него. Он улыбнулся. Это была слабая улыбка. Он явно чувствовал себя паршиво, его лицо вмиг побледнело.

— Я серьезно, Джек, ты в порядке?

Он снова пожал плечами. Он пытался сделать уверенное выражение лица, но было видно, что ему очень плохо.

— Сейчас я закрою глаза, — сказал он. — А через час буду как новенький.

— Хорошо, но если меня здесь не будет, когда ты проснешься, то знай, что меня похитил Горбун.

— Приму это к сведению.

Я нежно поцеловала его в щеку. Уголки его губ приподнялись в улыбке, но он сам не шелохнулся.

Мы проспали довольно долго. Я проснулась после обеда и увидела, что Джек крепко спит рядом. Он отвернулся, поэтому я не видела его лица. Тихонько, чтобы не разбудить его, я прошмыгнула в ванную, умылась, почистила зубы, быстро расчесалась и приклеила записку к зеркалу.

«Позвони мне, когда проснешься, соня, — написала я. — Меня похитил Горбун. Надеюсь, тебе станет лучше».

Я вышла за дверь и отправилась на экскурсию по Парижу в одиночестве.

Я купила блинчики с сыром, или креп дю фромаж, и кофе в фургончике с едой недалеко от Люксембургского сада и села за столик рядом со статуей Пана у входа в парк. Я ужасно проголодалась, но мне хотелось пообедать именно в одиночестве, в парке, известном благодаря Хемингуэю. Я села под огромным каштаном с тяжелыми, кое-где расколотыми плодами у корней. Медленно наслаждалась сырными блинчиками. Этот вкус напоминал мне травы и луг, а сыр был теплым и сладким. У кофе была темная тяжелая вязкость, которую я никогда раньше не ощущала в этом напитке. Два этих вкуса и две текстуры — мягкие, тягучие блинчики и маслянистое изобилие оттенков кофе — делали меня счастливой по-своему, по-особенному. И вот я снова здесь, на левом берегу Парижа, поздним летом, в Люксембургском саду, в окружении массивных деревьев и зеленых газонов, ведь именно здесь Хемингуэй с Хэдли и Бампи сидели десятки лет назад, где-то между Первой и Второй мировыми войнами.

Да, это было немного глупо и чрезмерно романтизировано, но мне было плевать. Я достала iPad и стала читать Хемингуэя. Мой выбор пал на «Праздник, который всегда с тобой». Именно эту книгу я читала во время своей первой поездки в Париж. Я просматривала страницы, перечитывая отрывки, которые отметила или подчеркнула. Хемингуэю по-прежнему удавалось задеть меня за живое. Он писал: «Мы ели и пили вкусно и дешево, спали крепко и тепло и любили друг друга».