Книга Танго смертельной любви - Александра Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не может быть, — поразился муж. — Доктор говорил, она не может концентрироваться дольше десяти минут!
— Представь себе! — Моника и сама была в восторге от такого достижения дочери. — Пирог она печь со мной не захотела, но, может, у меня получится увлечь ее глазировкой или украшением выпечки?
— Было бы прекрасно, милая. — Лицо Карла потухло, как накрытый ладонью светлячок.
— Как дела? — после минутной паузы спросила жена. Оба понимали, что стоит за простым вопросом.
— Никак. Все ходят, спрашивают, ищут виноватых. Матиас уволился сегодня, передал заявление через Андерса. Люди бегут. Я их понимаю.
— А ты?
— Что — я?
— А тебе вопросы задают?
— Конечно. Их интересует, почему я заснул на работе.
— И почему?
Карл промолчал. Жена и так обо всем догадалась, вначале осудив, но потом все равно встав на его сторону. Однако выливать на нее всю информацию было нельзя. Во-первых, она сама окажется вовлеченной в это дело. Во-вторых, если ее поймают, то ей ничего не стоит назвать имена всех причастных, чтобы вывести из-под удара мужа. Поэтому от упоминаний об Эльзе лучше воздержаться.
— Потому что у меня больной ребенок и ночь накануне была бессонной, — мрачно пояснил Карл, вторую минуту подряд размешивая сахар в чашке.
— Хорошо, — кивнула Моника.
Какое-то время они сидели молча, Моника бросила взгляд на тяжелые бронзовые часы на каминной полке и внезапно осознала, что Алиса отсутствует уже дольше десяти минут и из кухни не доносится никаких звуков. Моника вскочила со стула и кинулась в кухню. Если дочь молчала, можно было ожидать самое страшное!
— Ты куда? — удивился Карл.
— Алиса! Там же уксус, скорее! — на бегу пояснила она.
Карл, вновь опрокинув уже новый тяжелый стул, бросился за женой, неловкая заминка в дверном проходе, и они одновременно ступили в небольшую кухню.
Алиса сосредоточенно перемешивала ягоды с сахаром. Моника совсем о них забыла, выкинула тесто, когда пошла извиняться перед дочерью, и рассталась с мыслью о пироге.
Медленно, аккуратно насыпая сахар чайной ложечкой в миску, Алиса мешала ягоды прямо с веточками.
Моника почувствовала, что сейчас разрыдается, отвернулась к окну и закусила губу.
— Мама, я уже почти закончила! — просияла Алиса, гордая выполненной работой. — Когда будем печь пирог?
Карл обнял жену за плечи, и та уткнулась лицом в его рубашку, чтобы дочь не видела слез.
Мария была собранна и деловита. Сменила платье на более привычные и практичные брюки и теплый темно-синий свитер с изображением кота. Редкие волосы, собранные в пучок, растрепались, выбились из прически и напоминали хохолок. Мария была похожа на нелепого попугая, которого кто-то ради шутки облил водой. Она втащила в дом костыли.
— Вот, я нашла в аптеке, но я не знаю, подойдут ли тебе? — заволновалась девушка. Аптекарь отдал ей единственные имеющиеся в наличии костыли по старой дружбе, она наврала, что они нужны Карлу. Начальник ее, конечно, убьет, когда узнает, но к тому времени она будет уже далеко.
— Помоги мне встать, — попросил Коротышка.
Мария, с трудом сдерживая дрожь, подошла к самому красивому преступнику мира. Ей до сих пор казалось, что она спит. Наверное, только когда она окажется с ним на сказочном острове, она поверит, что все происходящее реально. Конечно, девушка бросила купальник в дорожную сумку. На всякий случай. Но сомнения все же душили ее и вызывали дрожь в руках и ногах.
Она помогла Коротышке подняться, ловко подставив костыли. Он оперся на них, сделал пару шагов по комнате. Ежедневные тренировки в тюрьме имели свое преимущество. С костылями передвигаться было намного удобнее, хоть и на одной ноге. Легкое головокружение и слабость, но это пройдет на свежем воздухе.
— Я готов. — Он кивнул Марии. — Идем.
— Вот так просто? — удивилась та.
— А чего ждать? Дай мне мой рюкзак, я надену его на плечи и, пойдем.
— А Эльза?
— Что — Эльза? Пускай она тебя не тревожит. Пошли.
Мария помогла Коротышке надеть рюкзак на плечи, заботливо его поправив. Тот привлек к себе девушку и поцеловал. Она покраснела, попытавшись мягко возразить.
— Потом. Все потом.
Коротышка кивнул и вышел, не оглядываясь. Мария последовала за ним. Несколько секунд спустя они растворились в лесной чаще. Были люди — и буквально за секунду их не стало, словно превратились в призраков.
Эльза сидела не шелохнувшись и совершенно не чувствуя слез, катившихся по щекам, как первые тонкие струи, готовящиеся пробить мощную плотину. Альберт писал. Оба молчали. Девушка окаменела, а художник был в полном восторге. Мадонна. Да, это Мадонна.
Оглушающее тиканье часов в гостиной казалось здесь, в подвале, детонатором бомбы.
Эльза пришла в себя спустя четыре часа.
— Который час?
— Понятия не имею. Но света нет, наверное, уже поздний вечер. Ты меня развяжешь?
— Мне нужно еще четыре дня, а потом я уйду, — тихо пояснила девушка.
— Четыре? Почему?
— Просто четыре.
Эльза встала и направилась к выходу.
— Как тебя зовут? — окликнул ее Альберт. — Ты ведь так и не представилась.
— Эльза.
— Это твое настоящее имя?
— Это неважно.
— Хорошо, пусть будет Эльза. Послушай, Эльза, у меня есть к тебе предложение.
Девушка с трудом понимала, что он говорил. В голове взрывались вулканы и гейзеры. Казалось, что она стоит на краю огромного ледника в Исландии, и сейчас вечный лед начнет смертоносный ход, погребя ее под тоннами сошедшей лавины. Ее била дрожь. Необходимо было выпить снотворное и поспать. Так будет проще пережить происходящее, а пережить в этой жизни можно абсолютно все. Степень трагедии измеряется отрезком времени, которое уходит на ее забвение. У нее, пожалуй, уйдет вся жизнь.
— Предложение? — тупо переспросила она.
— Да. Ты меня сейчас отвяжешь, но я никуда не пойду, никому ничего не скажу, даже если ко мне кто-то придет и начнет задавать вопросы, я буду нем как рыба. А взамен ты будешь мне позировать эти четыре дня.
— Позировать? — Эльза даже не вникала в то, что он говорит. Технику переспрашивания последнего слова она давно усвоила. Отличный способ поддержания разговора, когда мысли твои совсем далеко.
— Да, для картины, я должен ее закончить. Это важно.
Эльза никак не отреагировала, продолжая разглядывать перед собой вечность.
— Ты меня слышишь? — запоздало сообразил Альберт.