Книга Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

Попытка достучаться

После обследования в клинике Ганнушкина С. Есенин временно поселяется на квартире И. В. Вардина.

Илларион Виссарионович Вардин был автором книг «Краткая история партии коммунистов, «Большевизм после Октября», «Пресса большевизма». С. Есенин познакомился с ним в конце зимы 1924 года. Ил. Вардин со своей кавказской прямотой пытался вырвать Есенина из-под влияния недостойного, по его мнению, окружения. Дверь его квартиры была открыта для молодых литераторов, примыкавших к журналу «На посту», где Вардин занимал руководящий пост. Между Ил. Вардиным и С. Есениным установились дружеские отношения. Поэт шутливо называл его «отцом», часто брал у него взаймы деньги. Г. Бениславская была рада, что Есенина приютил именно Вардин. Хотя она считала, что это человек не очень большого кругозора, но в современной политике разбирался хорошо. Беседы с хозяином квартиры помогли Есенину разобраться в сложной политической обстановке после смерти В. И. Ленина, понять причины идеологических разногласий в верхних эшелонах власти. Это позволило поэту посмотреть на мир другими глазами, отбросив свою личную обиду. Тем не менее, дружеские чувства С. Есенина не влияли на его критическую оценку политических и идеологических взглядов Ил. Вардина.

Галина Бениславская с Катей навещали поэта, веселились вечерами. 4 апреля 1924 года Сергей Есенин приглашает на вечеринку А. Берзинь. Поэт Иван Приблудный дополнил есенинскую записку: «Хорошая Анна Абрамовна! Когда освободитесь — приходите к Вардину. Сергея мы сегодня никуда не пускаем. Вечером будут Галя, Катя, Рита и другие. Будем петь, а Вы будете смеяться над заявлением Сергея о выезде за пределы СССР. Приходите и проч.».

Шумные вечеринки не мешали Есенину осуществлять свои творческие планы. Ему удалось договориться о выступлении на авторском вечере в Ленинграде. Стал готовить доклад «О мерзости и прочем в литературе. Вызов не попутчикам». Встречался с поэтом Александром Ширяевцем, который 4 апреля писал своему другу Поршакову в Ташкент: «Дня три тому назад на Арбате столкнулся с Есениным. Пошли, конечно, в пивную, слушали гармонистов и отдавались лирическим излияниям. Жизнерадостен, как всегда, хочет на лето ехать в деревню, написал много новых вещей…»

Есенин заключил договор на издание Госиздатом поэмы «Пугачев», завершал работу над стихотворением «Письмо матери». Но одновременно у него опять случались неприятные срывы. 6 апреля подвыпивший Есенин ворвался в артистическую уборную артистки Малого театра Щербиновской, обещавшей дать ему контрамарку на спектакль, стал вызывающе вести себя, пытаясь во время спектакля пробраться на сцену. Был задержан и доставлен в отделение милиции, где после составления протокола дал подписку о невыезде из Москвы.

Встречи Бениславской с Есениным в это время были редкими. Галина была занята на работе, кроме того, ей самой из-за ухудшающегося здоровья приходилось часто консультироваться у врачей. Приходила вечерами в «Стойло Пегаса», но Есенина не всегда там заставала. Все попытки поговорить с ним по душам не удавались. Есенин избегал встреч. Узнав об очередном скандале и приводе в милицию С. Есенина, решила высказать все наболевшее у нее на душе письменно. Хотела откровенно выразить свою обеспокоенность за судьбу любимого человека, который, по ее мнению, подошел к краю пропасти. Ее настораживала обострившаяся отчужденность в их отношениях за последнее время. Письмо во всей полноте раскрывает душевную тревогу Бениславской за Есенина и за себя.

«Сергей Александрович, милый, хороший, родной, — писала она. — Прочтите все это внимательно и задумчиво, постарайтесь, чтобы все, что я пишу, не осталось для Вас словами, фразами, а дошло до Вас по-настоящему.

Вы ведь теперь глухим стали, никого по-настоящему не видите, не чувствуете. Не доходит до Вас. Поэтому говорить с Вами очень трудно (говорить, а не разговаривать). Вы все слушаете неслышащими ушами; слушаете, а я вижу, чувствую, что Вам хочется скорее кончить разговор. Знаете, похоже, что Вы отделены от мира стеклом. Вы за стеклом. Поэтому Вам кажется, что Вы все видите, во всем разбираетесь, а на самом деле Вы не с нами. Вы совершенно один, сам с собою, по ту сторону стекла. Ведь мало видеть, надо как-то воспринимать организмом мир, а у Вас на самом деле невидящие глаза. Вы по-настоящему не ориентируетесь ни среди людей, ни в событиях. Для Вас ничего не существует, кроме Вашего самосознания, Вашего мироощущения. Вы до жуткого одиноки, несмотря даже на то, что Вы говорите: «Да, Галя друг», «Да, такой-то изумительно ко мне относится». Ведь этого мало, чтобы мы чувствовали Вас, надо, чтобы Вы нас почувствовали, как-то, хоть немного, но почувствовали. Вы сейчас какой-то «не настоящий». Вы все время отсутствуете. И не думайте, что это так должно быть. Вы весь ушли в себя, все время переворачиваете свою душу, свои переживания, ощущения. Других людей Вы видите постольку, поскольку находите в них отзвук вот этому копанию в себе. Посмотрите, каким Вы стали нетерпимым ко всему несовпадающему с Вашими взглядами, понятиями. У Вас это не простая раздражительность, это именно нетерпимость. Вы разучились вникать в мысли, Вашим мыслям не созвучные. Поэтому Вы каждого непонимающего или несогласного с Вами считаете глупым. Ведь раньше Вы тоже не раз спорили, и очень горячо, но умели стать на точку зрения противника, понять, почему другой человек думает так, а не по-вашему. У Вас это болезненное — это безусловно связано с Вашим общим состоянием. Что-то сейчас в Вас атрофировалось, и Вы оторвались от живого мира. Для Вас не существует, как улицы, по которым Вам надо идти, есть грязные, есть чистые, красивые, но это все так, на дороге, а не само по себе. Вы машинально проходите, разозлитесь, если попадете в грязь, а если нет — то даже не заметите, как шли. Вы по жизни идете рассеянно, никого и ничего не видя. С этим Вы не выберетесь из того состояния, в котором Вы сейчас. И если хотите выбраться, поработайте немного над собой. Вы говорите: «Это не мое дело!» Это Ваше, потому что за Вас этого никто не может сделать, именно не может.

У Вас всякое ощущение людей притупилось, сосредоточьтесь на этом. Выгоните из себя этого беса. А Вы можете это. Ведь заметили же Вы, что Дуров не кормил одного тюленя, дошло. А людей не хотите видеть».

Галина задумалась, припоминая другие примеры внимательного отношения Есенина, но на ум ничего не приходило. Хотя, почему не обратить внимание лично на себя… И она продолжала писать: «Пример — я сама. Вы ко мне хорошо относитесь, мне верите. Но хоть одним глазом Вы попробовали взглянуть на меня?

А я сейчас на краю. Еще немного, и я не выдержу этой борьбы с Вами и за Вас.

Вы сами знаете, что Вам нельзя. Я это знаю не меньше Вас. Я на стену лезу, чтобы помочь Вам выбраться, а Вы? Захотелось пойти, встряхнуться, ну и наплевать на все, на всех. «Мне этого хочется…» (это не в упрек, просто я хочу, чтобы Вы поняли положение).

А о том, что Вы в один день разрушите добытое борьбой, что от этого руки опускаются, что этим Вы заставляете опять сначала делать, обо всем этом Вы ни на минуту не задумываетесь. Я совершенно прямо говорю, что такую преданность, как во мне, именно бескорыстную преданность, Вы навряд ли найдете. Зачем же Вы швыряетесь этим? Зачем не хотите сохранить меня? Я оказалась очень крепкой, на моем месте Катя и Рита давно свалились бы. Но все же я держусь 7-мь месяцев, продержусь еще 1–2 месяца, а дальше просто «сдохну». А я еще могла бы пригодиться Вам, именно как друг.