Книга Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944-1947 - Ютака Ёкота
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня мы все вместе с почтившим нас своим присутствием адмиралом Нагаи, – сказал он, – собрались здесь, чтобы воздать должное и помолиться за успех лейтенанта Какидзаки и пятерых его товарищей. Прошу вас повеселиться и приятно провести время, чтобы они могли сохранить о нас самые приятные воспоминания.
Затем встал адмирал Нагаи.
– Я хочу пожелать морякам группы «Татара» всяческих успехов, – сказал он. – Надеюсь, что каждый из вас поразит нашего врага. В этот момент ваши души вознесутся к престолу Ясукуни, откуда они будут вечно взирать на возлюбленную богами страну Японию. Не сомневайтесь в том, что все мы, воины 6-го флота, сделаем все возможное, чтобы утешить и поддержать тех, кого вы оставляете на земле. О ваших семьях мы позаботимся.
С его последними словами из-за стола поднялся заместитель командующего базой Мията.
– Прошу всех, – воскликнул он, – налить сакэ!
На столах были расставлены большие бутыли сакэ, так что любой желающий мог наливать себе столько, сколько пожелает. Адмирал Нагаи лично наполнил фарфоровые чашечки шестерым водителям «кайтэнов». Капитан 2-го ранга Корэда, встав, поднял свою чашечку.
– Я предлагаю тост за храбрецов, которые уходят в бой с врагом, – провозгласил он. – Прошу всех присоединиться ко мне!
До того как я прибыл на базу Хикари, мне редко приходилось участвовать в застольях, но по такому случаю я не мог не осушить свою чашечку одним глотком. После первого тоста наступило глубокое молчание, которое прервал младший лейтенант Хироси Хасигути, впечатлительный молодой человек, впоследствии совершивший харакири. Он поднялся из-за стола и предложил всем присутствующим вместе исполнить «Песнь воина». Я и мои товарищи молча сидели, слушая, как в нашу честь звучат эти торжественные слова:
Звуки песни заполнили все пространство большого зала. Я закрыл глаза, слушая эти слова и думая о Нисине, Ядзаки, Миёси и многих других, которые ушли на смерть перед нами. В этот момент все сомнения оставили меня. Мне больше уже не надо было взвешивать все за и против моего решения идти на смерть или спрашивать себя, почему я решился на это. Через два дня я уйду в бой, вот и все! Я не буду клясться совершить нечто грандиозное, как другие в ходе прощальной церемонии. Я просто уйду, не обещая сделать ничего выдающегося, и приложу все силы, чтобы поразить врага.
С этими мыслями я протянул свою чашечку лейтенанту Митани, сидевшему рядом со мной. Он наполнил ее. Я опрокинул ее в рот. Затем еще одну. И еще. Зал начал вращаться у меня перед глазами. Я помню, что видел лейтенантов Какидзаки, Маэду и старшину Фурукаву, сидящих у другой стены залы и распевающих песни. С некоторым трудом поднявшись на ноги, я пробрался к ним, присел рядом и стал подтягивать песнь.
Лейтенант Хамагути, которого я давно простил за то, что он ударил меня в тот день, когда я допустил ошибку в управлении «кайтэном», присоединился ко мне в тот момент, когда вечер был в самом разгаре. Сакэ лилось рекой. Голоса участников, в том числе и мой, звучали все громче и громче.
– Не забывай! – кричал кто-то мне в ухо. – Сделай все, что можешь!
– Мы скоро пойдем вслед за вами на врага! – доносилось с другой стороны.
– Шесть американских авианосцев! Уделайте их! – слышалось откуда-то еще.
Звучали другие песни, среди них «Флотский марш», которые были в чести у японских моряков. Мы все еще распевали их во все горло, когда в 22.30 вечер окончился троекратным «Бандзай!» в честь водителей «кайтэнов» базы Хикари. Хотя назавтра нам предстоял тяжелый день, я едва держался на ногах. Синкаи был не в лучшем состоянии. Лейтенантов Какидзаки и Маэду кто-то просто отнес в их комнату. Нигде не было видно Фурукавы и Ямагути, но я был почти уверен, что они где-то уединились и продолжают общение с сакэ. Ямагути отличался особым пристрастием к выпивке.
– Я же родом с Кюсю, – порой говорил он мне, опростав около литра сакэ, – а мы охочи до выпивки и еще больше охочи до женщин.
Не знаю, сколько правды было в его последнем утверждении, но я имел все основания верить первому из них. Он мог выпить куда больше, чем любой другой человек, которого я когда-либо видел, причем выпивка не производила на него какого-либо особого эффекта, и на следующее утро он всегда являлся на службу с ясной головой без каких-либо следов похмелья. Потягивая вино, он любил говаривать, что единственное, о чем он как водитель «кайтэна» жалеет, это то, что «в царстве мертвых не будет сакэ».
Вечер для нас с Синкаи закончился тем, что лейтенант Кодзу, поддерживая нас под руки, отвел нас в нашу комнату, где мы, не раздеваясь, рухнули на койки.
На следующее утро голова моя просто разрывалась, как ручная граната. Такого похмелья у меня еще не было! Я вспомнил нашу предыдущую выпивку с Синкаи и то, что дал себе зарок больше так не напиваться. Прощальная вечеринка была, разумеется, совсем особым событием, и это похмелье будет уже точно для меня последним. Проснулся я в 8.30 и первым делом бросился в тот угол, где мы держали небольшой чайник с чаем. Чувствуя, что голова у меня вот-вот отвалится и покатится по комнате, я до последней капли осушил этот чайник. После этого я почувствовал себя немного лучше, но затем в течение дня мне пришлось выпить еще много воды, чтобы утолить страшную жажду.
«Сегодня мне предстоит тяжелый день», – твердил я себе. Я должен был присутствовать на подводной лодке в тот момент, когда на нее станут грузить мой «кайтэн». Еще мне предстояло очистить свою комнату и упаковать большую часть моих личных вещей. На борту лодки многое мне не понадобится, а то, что я оставлю на базе, отправят домой после того, как я уйду на врага. Я также хотел еще отправить несколько открыток своим друзьям. Кроме того, надо было купить в лавочке что-нибудь из еды, чтобы не быть нахлебником у подводников. Может быть, мне даже удастся раздобыть какое-нибудь угощение для них.
Другие старшины из нашей группы мирно посапывали в своих койках. Мне не хотелось будить их. Но я должен был это сделать. На сегодня у них было ничуть не меньше хлопот, чем у меня. Потом я умылся, сделал еще несколько глотков воды и направился в домик, где жили офицеры, чтобы посмотреть, встали ли уже лейтенанты Какидзаки и Маэда.
Едва войдя в их комнату, не мог сдержать смеха. Эти двое, небритые, спали в одной койке, обнявшись, словно супружеская пара. При этом они были в полной форме, только без кителей. Волосы на голове лейтенанта Какидзаки стояли дыбом, а лейтенант Маэда нежно обнимал голову своего начальника. Оба громко храпели. Я только пожалел, что при мне нет фотоаппарата.
– Господин лейтенант! – громко воззвал я.
Мне пришлось повторить свои слова. Только после этого он открыл глаза, но взор их был совершенно стеклянным, и я уверен, он не видел меня, стоявшего рядом с его койкой. Проморгавшись, он наконец-то узнал меня. Изобразив на лице нечто вроде улыбки, он сполз с койки и принялся трясти Маэду. Эта сладкая парочка уже натягивала кители, когда я направился к себе, удовлетворенный тем, что все встали и занимаются тем, чем должны заниматься. Следующие два часа я посвятил упаковке своих личных вещей и уборке комнаты.
