Книга Андрей Тарковский. Жизнь на кресте - Людмила Бояджиева

И только когда у Анатолия появлялись слезы на глазах, Тарковский начинал снимать.

Хотя он никогда не садился перед играющим актером, находясь с ним в непосредственной близости, методы «разогрева» актера, практиковавшиеся некоторыми режиссерами, были не слишком деликатны и даже жестоки. Актер для Тарковского — лишь материал, и он добивался нужного результата любым путем, не щадя ни себя, ни других участников процесса создания фильма. А угодить Тарковскому было непросто — он полностью отрицал традиционные краски в построении образа: требовал от актеров нечеткого произношения, алогичных смысловых акцентов в тексте, полного отсутствия некой демонстративности в кадре.

Пленки «Кодак» группе выдали в обрез. Оператору Вадиму Юсову пришлось весь фильм снимать без дублей. Единственный кадр, готовый для монтажа, снимался в конце смены, когда все были уже в изнеможении и еле ворочали языком. Необходимый эффект естественности был достигнут.

4

Однажды Тарковский сказал Наталье:

— Ты знаешь, многие перестали со мной здороваться. За то, что я утвердил на главную роль дочь Бондарчука и ставленницу Герасимова… Перестань так смотреть на меня, Наташа. Это раньше за родственные связи расстреливали. Детей заставляли отказываться от родителей. А знаешь, — неожиданно перешел он на другую тему, — у меня такое чувство, будто я тебя родил. Нет, не как актрису, а как человека. Может, в какой-то другой жизни так оно и было.

— Разве человек живет не один раз?

— А это уж кто как хочет и может.

«Он почему-то допустил меня до себя. И я почувствовала, что это бесконечно близкий мне по духу человек».

Идея Тарковского о том, что нельзя хорошо снять актрису, если у режиссера с ней нет романа, реализовалась и в случае с Наташей. Роман завязался нешуточный.

Снимали сцену, когда Хари хочет убить себя, выпив жидкий кислород.

Тарковский требовал тщательной работы гримера и полного послушания от актрисы.

— Понимаешь, что такое выпить жидкий кислород? Да у нее даже нутра нет! Она не в состоянии говорить — все сожжено!

Когда они оказались вдвоем в пустой квартире Андрея, Наташа молчала и держалась за шею.

— Что случилось? Ты простудилась?

— Я… — просипела она… — я не могу… говорить… Все сожжено!

— Глупости, в пузырьке, что ты выпила, была обычная вода.

— Но я не могу… — крупные слезы покатились из ее глаз. — Я не могу жить без тебя…

— Прекрати сипеть, а то мне кажется, что я тебя душил…

— Лучше задуши меня… — она без сил опустилась на тахту, как несколько часов назад лежала в декорациях станции медленно оттаивающая и оживающая Хари. — Я научилась любить тебя. И я не смогу жить без этого чувства. Мне снится, что я, как Хари, везде появляюсь рядом с тобой.

«Для меня, так же как для многих его любимых актеров, Тарковский был центром мироздания. Прикажи он броситься в огонь — бросилась бы не раздумывая. Но в мир Тарковского я вписывалась как что-то идеальное, неземное, поэтому долгое время ни о какой физической связи между нами не было и речи…»

— Ты моя женщина, — сказал Тарковский, — а это значит… Это значит, что я тебя люблю. Не думай, что я ничего не вижу, не понимаю, как ты относишься ко мне. Настоящая любовь не бывает безответной.

— Я знаю, так часто происходит между актрисой и режиссером: работая вместе, они начинают узнавать друг друга и возникают чувства. «Одинакового моря рыбы», — писала Марина Цветаева.

— Это нормально. Если режиссер не будет любить свою главную героиню, то у него не получится снять фильм про любовь, и не про любовь тоже не получится.

— Я решила, если могу подарить тебе кусочек счастья, с головой в любовь брошусь.

«Мы жили одним днем, не загадывали, что с нами будет дальше…

Когда мы с ним разговаривали, это всегда было о чем-то очень важном, божественном.

— Ах, этот мир создан не для меня, он гораздо хуже, чем я, — вздыхала я.

— Нет, неправда, он лучше! Все здесь устроено прекрасно и мудро, это мы нехороши, порой очень-очень нехороши. Но нам дано усовершенствовать себя и мир, только начинать надо всегда с самого себя, — возражал Андрей».

Наконец, сближение произошло.

— Боже, Боже… что же нам теперь делать? — всхлипывала Наташа на его плече.

— Это здорово, что мы так удивительно подходим друг другу… — Андрей сел, закурил.

— Ты правда могла бы спать со мной всегда? Всю жизнь — в одной постели?

— Самое прекрасное, что можно вообразить…

— Поклянись.

— Чем? Хочешь, всей своей человеческой кровью?

— Тогда послушай… Дурацкое признание… Но… Знаешь, я ведь как-то до сих пор побаивался женщин. Особенно в своей постели.

— А как же две жены и увлечения… — напомнила Наташа.

— Да я все время рискую, рискую в поиске своей женщины. Иду через страх, через подавление своей неуверенности. И надеюсь, что встречу настоящую. Теперь ясно — это ты.

— Что же мы будем делать? Мой верный Коля Бурляев страдать будет… Ты женат, — глаза Наташи, устремленные на возлюбленного, наполнялись слезами.

Он грыз ногти, принимая важное решение. Думал долго, потом навис над ее мокрым лицом, ответил коротко, без колебаний:

— Разведусь!

5

Настал момент, когда об этом решении должна была узнать Лариса.

В квартире мирно пахло ужином, в кроватке тихо спал Тяпа, и лишь из дальней комнаты доносилось стрекотание швейной машинки. (Ольга Суркова к тому времени развелась с Сергеем и вернулась к родителям.) На Ларисе был нежно-голубой стеганый халат, волосы собраны в жалкий пучок. В распахнутых, каких-то голых, беззащитных без туши глазах — испуг.

— Что-то случилось? Не молчите, умоляю, я чувствую — случилось!

Они прошли в кабинет-спальню, Андрей опустился в кресло и поник в нем.

— Устал. Очень устал, — ему вдруг стало жаль эту преданную женщину, весь уют дома, созданный ею.

— Может, сперва покушаете, Андрюшенька? Соляночка, как в «Национале».

— Лариса, сядьте. Не хочу кружить вокруг да около, — он вскочил и заметался по комнате, беря в руки то книгу, то тетрадь. Остановился, поднял глаза:

— Мы с Наташей Бондарчук решили пожениться. Простите меня, Лариса Павловна, но нам придется расторгнуть брак.

— Что-о-о? — голубые глаза закатились, женщина без чувств рухнула на одеяла. Она классически умела устраивать истерики. Многие даже считали, что в фильме «Жертвоприношение» Тарковский использовал опыт Ларисиных скандалов. Сыграв глубокий обморок, она перешла к действенной программе: были крики, сердечные капли, разбуженный дом, швыряние кольца, проклятья… Но едва заметив, что Андрей собирается уйти, Лариса застыла в позе Медеи, принявшей трагическое решение. Ее голос мог бы охватить последние ряды огромного зрительного зала. И у всех — по спине мурашки!