Книга Тиберий. Преемник Августа - Джордж Бейкер

Сеян обладал такой способностью. Он был гением приспособления к другим. Его с полным правом можно назвать так, поскольку он сумел войти в доверие к одному из самых скрытных и необычных людей, к самому трудному человеку из когда-либо живших — к Тиберию.

Луций Элий Сеян, как и следовало ожидать, сделал блестящую карьеру, в основном связанную с домом Августа. Его можно причислить к тем, кто использовал армию Цезаря в качестве ступеней к славе и богатству. Он был сыном простого всадника Сея Страбона, начальника преторианской гвардии в последние годы правления Августа. Его матерью была сестра Юния Блеза. После службы с молодым Гаем Цезарем на востоке он был принят в ставку Тиберия и сумел оказаться полезным. Сеян стал служить вместе со своим отцом, когда Тиберий унаследовал принципат. Мы уже встречали его в сопровождении Друза при подавлении паннонийского мятежа. Когда его отец получил в управление Египет, Сеян получил назначение на должность начальника преторианской гвардии.

Его возможности были отнюдь не воображаемыми. Очевидно, Тиберий считал, что может на него положиться. По всем свидетельствам, Сеян был повесой и смельчаком, не вызывал недружелюбия и жил в приятной атмосфере надежности и внешнего успеха. Все жизненные колеса вокруг Сеяна крутились мягко и ровно, как по маслу. Будучи префектом преторианской гвардии, он контролировал внутренние войска, от которых зависела власть Цезаря.

Значимость Сеяна и желание иметь столь способного и верного человека во главе преторианцев были понятны, если иметь в виду обстоятельства первых лет правления Тиберия. Он неустанно охранял принцепса, поначалу не отличаясь сенсационными результатами. В первые восемь лет прошло двенадцать судов по обвинению в измене, и ввиду кризисов, которые преодолел Тиберий, и постоянной угрозы ему трудно удивиться этой цифре. Пока надежды оппозиции в основном возлагались на военный мятеж, мы мало слышим о Сеяне.

В те дни Тиберий не утратил еще того чувства республиканской свободы, проявляемого на Родосе. Задолго до того, как Тиберий задумал все бросить и поселиться на Капри, Луций Пизон яростно выступал в сенате против тогдашних пороков и продолжал это делать. Тиберий был раздражен, и все друзья Пизона пытались урезонить смутьяна. Это был тот самый Пизон, что осмелился подать в суд на матрону по имени Ургулания, подругу Ливии Августы. Она, естественно, приняла вызов, а Ливия призвала против Пизона всю мощь империи в лице Тиберия. Как человек, обязанный повиноваться матери, даже в возрасте пятидесяти семи лет, Тиберий отправился на суд, но с обычной своей ловкостью обходить острые углы он пришел на суд как частный гражданин! Естественно, тогда еще оставалась некоторая надежда на восстановление республики, и он шел по улицам Рима как всякий другой, а его преторианцы следовали в отдалении. Дела еще недалеко ушли от того дня, когда старый Лентул, умеренный сенатор, будучи обвинен в измене, мог встретить обвинение в свой адрес со смехом. «Мне не стоит жить, если Лентул меня ненавидит», — говорит удовлетворенный Цезарь, сенат рассыпается в выражениях любви и единодушия.

Однако все это, вероятно, имело свою цену, и цена была заплачена позднее. Часть ее, без сомнения, была обеспечена заботой этруска. Хотя его хлопоты и были неусыпны, он, тем не менее, начал видеть радужные сны. У него были свои способы находиться в курсе приливов и отливов общественного мнения. Одним из них были связи с женами важных лиц, обладавшими массой полезной информации. Вероятно, он зашел в своем рвении чуть дальше, чем это диктовалось необходимостью, во всяком случае, он включил жену Друза Ливиллу в сферу своей деятельности.

Интрига с Сеяном оставалась бы забавным эпизодом, если бы он вел любовную линию с тем же искусством, что и в других делах. Все, с этим связанное, выглядело бы как невинная шутка. Молодая жена, будучи замужем за непривлекательным мужланом, едва ли могла устоять перед таким красивым и ловким человеком, как Сеян, который чаровал днем и ночью и рассыпал по небу больше звезд, чем способны различить глаза человека. Кроме того, такой человек, как Сеян, обладал даром выставить в невыгодном свете грубоватого мужа. Друз этого заслуживал.

Неуклюжесть Друза не позволяла ему одолеть такого соперника. Он пожаловался отцу. Некое инстинктивное предубеждение усиливало его неприязнь к ухажеру жены, это была подозрительность, свойственная прямым натурам в отношении тех, кто слишком умен и легкомыслен. Этот человек мог им манипулировать. В свою очередь Тиберий выказал удивительную бесчувственность. Он не хотел — да и как он мог? — преувеличивать опасность. Он, естественно, видел в этруске лишь хорошие стороны. Он создал Сеяна и не мог его переделать. Люди обычно не боятся инструментов, которыми пользуются. Сеян, умевший приспособиться к любому, приноровился и к Тиберию. В те дни этруск, вероятно, был единственным, кто имел ключ к тому тайнику, где в одиночестве без всяких масок и притворства обитал не Тиберий Цезарь, но просто человек Тиберий Клавдий Нерон.

Опыт с Ливиллой, кажется, открыл перед Сеяном новые и волнующие возможности. До этого он как следует не понимал, как далеко он может пойти. Даже если раньше он лелеял какие-то надежды и амбиции — а этому свидетельств нет, — он, естественно, совершенно не надеялся на успешное их исполнение. Но уже на полпути его интриги с Ливиллой у него должна была мелькнуть мысль о поистине волнующей возможности. Таким способом он мог достичь… Чего? По утверждению историков, ответ прост. Того, о чем говорят его дальнейшие действия. Он провел целую политическую операцию в своих интересах. Пастушья собака погнала и пастуха, и стадо туда, куда захотела. Наступит время, и пастух, опомнившись, спросит себя, куда же он идет. Однако это время еще не настало.

Друз, хотя и понимал ситуацию, был не в состоянии с ней справиться. Его предупреждения, его жалобы, его ссоры не принимались во внимание. Он все больше терял выдержку. Однажды, говорят, он ударил Сеяна. Ударить этруска было делом опасным, даже для римлянина.

Разногласия между Друзом и Сеяном закончились на девятом году правления Тиберия смертью Друза, последовавшей после краткой болезни. Общество не было столь удивлено, как можно было ожидать. За два года до смерти он был консулом вместе со своим отцом. Не надо было быть пророком, чтобы предсказать несчастье. Все помнили, что Публий Квинтилий Вар исполнял консульские обязанности вместе с Тиберием в 13 г. до н. э., и все знали, что случилось с Варом. И Гней Пизон был консулом в 7 г. до н. э. вместе с Тиберием, и все знали, что случилось с Пизоном. И Германик был консулом вместе с Тиберием в 18 г., и все помнили, что случилось с Германиком. Когда четвертый человек, бывший консулом вместе с Тиберием, умер два года спустя, предсказатели только качали головой. Быть консулом в паре с Тиберием — зловещий знак. Кто будет пятым?

Вероятно, и Сеян следил за коллегами Тиберия по консульской должности. Ему предстояло еще раз наблюдать за этим в обстоятельствах более интересных для них обоих.

Удар был слишком тяжелым для пожилого человека. Смерть Друза была еще одним знаком злой судьбы, сметающей все надежды человека. Он вынужден был развестись с Випсанией, чтобы жениться на Юлии, ставшей причиной многих его бед. Ему пришлось обойти собственного сына Друза и усыновить Германика в качестве своего преемника. Германик умер… Мы видели, при каких обстоятельствах, а теперь судьба вырвала и Друза. Его собственный сын теперь никогда ему не наследует, будут другие люди, более или менее — скорее менее — близкие и незаинтересованные в методах и идеалах правления, столь много значивших для Тиберия.