Книга Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев

– Ладно. Я тебя не имею в виду. Я сам видел, приезжал Андропов, его охрана пила. И ваших я тоже видел, вашу команду…

Видимо, он имел в виду поездку на отдых Брежнева с Андроповым. Когда руководитель КГБ повез Генерального секретаря через Минеральные Воды, чтобы, сделав там остановку, познакомить Брежнева с молодым Горбачевым, та встреча имела решающее значение в судьбе Горбачева; вообще он многим обязан Андропову в своей карьере. Не исключено, что Михаил Сергеевич что-то неладное и увидел в охране высоких гостей. Но думаю, почти уверен, что ему поставлял информацию сам Плеханов, работавший у Андропова секретарем.

– Речь о том, чтобы назначить тебя начальником личной охраны. Согласен? – спросил Горбачев.

– Если вы доверите эту службу, готов.

– Ладно, иди. Свободен. Конкретно обо всем скажет Плеханов.

Я уверен, что Юрий Сергеевич сам «сосватал» меня. Он, видимо, задергался, подыскивая людей на этот чрезвычайно ответственный пост. Со мной ему и самому было спокойнее.

Я вышел. Следом за мной, минут через пять, – Плеханов.

– Передавай свои дела и приступай.

Вот как сложилось. Когда-то я опекал маленького члена семьи Брежневых и затем вошел в их семью. Конечно, Рябенко держал меня на примете – просто сошлось. Теперь я опекал жену Генерального и снова поднялся на круги своя. Чисто внешнее совпадение, теперь я вспоминаю об этом с легкой иронией и грустью. И невольно сравниваю их, бывших подопечных, – наивного, бесхитростного внука и многоопытную, всезнающую жену.

Все-таки он, Андрюша Брежнев, совершил поступок, когда чужой взрослый дядя отшлепал его и он не только не наябедничал всемогущему деду, но и, переборов себя, нашел силы извиниться.

…Крым, утро. Раиса Максимовна подходит ко мне и, как школьная учительница провинившемуся младшекласснику, объявляет:

– Вы, Владимир Тимофеевич, плохо работаете.

Я озадачен. За четверть века работы в КГБ мне никто не делал серьезных замечаний за какие-то упущения. Не зная за собой вины, я хочу выяснить, что произошло.

– Я вам сейчас говорить ничего не буду, – медленно, со значением отвечает она. – Вот выйдет Михаил Сергеевич. Я хочу, чтобы он слышал.

Не понимаю, в чем дело, но понимаю, что она ему уже пожаловалась. Из дома выходит Михаил Сергеевич и – что это: – мимо нас проходит к морю, на пляж. Он уже забыл о ее жалобе, ему гораздо приятнее теперь идти отдыхать.

– Михаил Сергеевич! – опять важно, со значением окликает она его. Он разворачивается, подходит. – Вот, я вам говорила о Владимире Тимофеевиче…

Оказывается, Раисе Максимовне понадобилась женщина из обслуживающего персонала, но та – заболела… Теперь выясняется, почему я плохо работаю: подбирать нужно ту обслугу, которая в нужный момент не болеет, а работает. Но тон, тон – провинциального педагога. Я стою перед ней, здоровый крепкий мужик, накачанный-перекачанный, прошедший такую огромную школу КГБ за четверть века беспорочной службы.

– Да, вы плохо работаете!..

На лице ее не просто удовлетворение – удовольствие. Осанка, взгляд! Она величественно разворачивается, и они уходят. Мне почему-то казалось, что Михаилу Сергеевичу должно быть неудобно за супругу.

Те общались при мне просто, как муж с женой, как люди.

– Леня, ты…

– Витя, ты… Эти:

– Михаил Сергеевич, вы…

– Раиса Максимовна, вы… Как на сцене.

Сказал вот, что каждый новый Генеральный топчет или, скажем мягче, развенчивает предшественника, и слышу упрек: ну, уж Горбачев-то как раз обошелся без особых нападок.

А разве обязательно нападать в открытую – при нашей-то системе?

…Мы проезжали по Кутузовскому проспекту. На фасаде дома, где жил Брежнев, была приделана маленькая полочка. Каждый раз на ней лежали свежие цветы. Везуутром Михаила Сергеевича на работу – цветы. С работы – цветы. Он прямо в машине снял телефонную трубку и позвонил Плеханову.

– Ты проезжаешь мимо дома двадцать шесть? Полочку эту на фасаде видел?

Он даже не просил убрать ее. Просто поинтересовался: видел?

На другой день и все остальные дни, месяцы и годы не было ни полочки, ни цветов.

Одного этого звонка было достаточно, чтобы автоматически заработала система.

Всем памятно шумное расследование относительно министра внутренних дел Щелокова и его заместителя Чурбанова. Щелоковы – и муж, и жена – покончили самоубийством, Чурбанов уже успел отбыть наказание. Я не имею права не верить следствию – возможно, виновны оба. Но ведь надо было раскручивать цепочку до конца – тысячи чиновников разного уровня были втянуты в преступные связи. Ограничились же практически этими двумя личностями, потому что они – из ближайшего окружения бывшего Генерального: один – давний сослуживец, еще со времен Молдавии, другой – член семьи.

Невольно вспоминается «дело Соколова» – директора Елисеевского магазина, главного гастронома Москвы. Судили его в срочном порядке и также срочно расстреляли, оборвав нити, которые шли от него к высокопоставленным лицам. Так было всегда: выбирают какое-то одно лицо, одиозную фигуру, на которой и замыкают все грехи.

Когда истерия вокруг личности Брежнева достигла вершины – все было, от анекдотов и эстрадных пародий до обвинений в уголовных преступлениях, – тогда я увидел на телеэкране знакомое лицо Андрея Брежнева. Молодой человек, красивый, грустный.

– Я свою фамилию менять не буду, – ответил он тележурналисту.

Мне рассказывали, что он вырос порядочным человеком, и я очень рад за него.

«Горбачеву – ура!»

Снова все то же, все так же. Те же кабинеты – в Кремле и на Старой площади. Тот же социалистический выбор, хула капиталистического строя. Большие, но призрачные планы, обещания светлого будущего, которое обязательно наступит. Все та же лексика, но с новым бесконечным рефреном: «Перестройка, перестройка, перестройка…»

Все те же красочные парады с сотнями собственных портретов. И на Мавзолее ничего не изменилось – подать очки, пригласить кого-то из гостей. Стол, стулья, буфет, официантки, горячее вино. Вот Раиса Максимовна вместе с женой премьера Николая Рыжкова Людмилой Сергеевной, кажется, замерзли, вместе дружно спускаются вниз.

– Горбачеву ура! – выкликают на площади.

– Ура-а!

Демонстрация верности и любви сокращена теперь на полчаса – до двенадцати дня.

По окончании тот же банкет, здравицы, концерт. Если Виктория Петровна бывала на банкетах не часто, то Раиса Максимовна – всегда. Та – как бы вечная старуха, эта – вечно молодая, любящая показываться «в свете». Вопрос начальников личной охраны других персон еще более актуален: «Во что сегодня будет одета Раиса Максимовна?»

А я не знаю – в чем. Пусть все прочие жены не рискуют, одеваются поскромнее, если опасаются выделиться или перещеголять первую леди.