Книга Моя сестра - Мишель Адамс

– Не думаю. Во всяком случае, это точно не Великобритания.

– И не Италия, – заключает он, как будто бы такая вероятность существовала. Я улыбаюсь, потому что это напоминает мне о том, как сильно он хочет быть нужным для меня. Как сильно он хочет быть частью моей жизни. Как часто он пытался ею стать. И из-за этого я вспоминаю о Мэтте, и о том, как же мне стыдно за содеянное.

Антонио продолжает читать документ, уверенный, что мы что-то упустили. Потом он вдруг вскакивает, ударяет по бумаге тыльной стороной руки. Он тычет бумажками в меня, указывая на подпись.

– Вот, смотри. На дату. – Я пожимаю плечами, чтобы дать ему понять, что не вижу в этом повода для восторга. Он опять указывает пальцем, вдавливая его в бумагу. – Всего несколько дней назад.

И он прав. Завещание подписано в тот же день, когда я приехала в дом. Я помню, отец был в кабинете. Он же что-то подписывал, когда я отправилась его искать? Он собирался отдать мне это? Я с силой ударяю ладонью о стену и попадаю по картине с бабочками, которую привезла из дома. Я уже успела повесить ее на стену. Антонио испуганно отскакивает. Вижу, как стекло рассыпается на мелкие осколки, которые отпадают вместе с кусочками краски. Мне тут же становится жаль, что я так поступила.

Глава 21

– Мы должны проверить номер. Он должен что-то значить, – настаивает Антонио уже не в первый раз с тех пор, как мы спустились вниз. Включились батареи, и я слышу, как они постукивают, пока я пью стакан красного. Воздух прохладный, и дом кажется меньше, чем раньше, мы с Антонио то и дело сталкиваемся друг с другом. Он тянется за безразмерным свитером, висящим на краю дивана. Легкая изморось покрывает окно.

– Мне даже думать про него не хочется. Хочу просто забыть обо всем этом. – Если уж быть до конца честной, то я хочу напиться, отрубиться, а завтра проснуться совершенно другим человеком. Снова. Я останавливаюсь на других словах:

– Мне не нужны его деньги, его дом.

Антонио кивает, но, кажется, он не слишком уверен. Он пытается скрыть недовольство тем, что я ничего не хочу, но это у него плохо выходит. Я слишком долго его знаю, чтобы он мог это замаскировать, и я знаю, о чем он сейчас думает. Он верит, что эта бумага создает связь с моей семьей. Что он может использовать эту возможность, залечить мои раны, и в итоге я дам ему то, что ему нужно. Он решает сесть рядом со мной на диван, пока мы смотрим какую-то бессмысленную передачу о брачном периоде навозных жуков, но через некоторое время ему уже не сидится на месте. Антонио отставляет нетронутый стакан вина, уходит к столу. Вижу, что он что-то ищет в Интернете, вбивает номер с завещания моего отца в разные поисковики.

После пары часов и еще одной бутылки «Мерло», я чувствую себя лучше, а Антонио завершил сбор данных. Он начинает предлагать мне варианты, возможные ответы на вопрос, что же значит этот номер: телефонные перечни Египта, числа Фибоначчи, или телевизионное шоу под названием «Тревожный номер». Уверяет меня, что вариант с шоу уже вычеркнул как тупиковый. Далее следуют рассказы о том, как вычислить международный банковский номер, пояснения, как создать банковский счет в Швейцарии, и замечания о нестабильности человеческого генома. И это все появилось из цифр, накарябанных на обороте завещания. Меня бесит, что он, похоже, наслаждается тем, превратив бессмысленные поиски в Интернете в охоту за сокровищами, как будто это часть какой-то игры.

– Это не теория заговора, – говорю я даже резче, чем собиралась. – Что это за дерьмо? – Отталкиваю гору бумажек, на которых он делал заметки, и когда он их не забирает, скидываю на кофейный столик. Он оскорблен. Но во мне уже слишком много бокалов вина, и я не могу сообразить, чем эта бессмыслица, сказанная так убежденно, может быть полезна. К черту Фибоначчи. Доверьте дело итальянцу, и он додумается до итальянского решения проблемы.

– У нас нет никаких догадок о том, что это за номер. Нам нужны предположения. Это точно что-то важное, раз это передал тебе отец. – Он тянется к моей руке, но я отмахиваюсь от него. Я не хочу, чтобы он был рядом. Его присутствие раздражает меня, вызывает болезненные ощущения.

– Отец не давал мне ничего до этого момента. Если бы меня заботило, что значит этот номер, я бы отыскала телефон юриста, который подтвердил бы документ. Я уверена, если номер важен, то он сможет объяснить, что это значит. В конце концов, он был там, когда составляли документ, тебе не кажется? – «Говори потише. Она наверху. Не хочу, чтобы она услышала». Он тогда говорил обо мне или об Элли? Я думала, что обо мне, но теперь я уже не так уверена. Я вливаю в себя остатки вина и ставлю пустой бокал на стол, удерживая его от падения, которое может возникнуть по вине моей нетвердой руки. Так тихо без тиканья дедушкиных часов. Я больше не могу прятаться здесь, как делала раньше.

– Но он был твоим отцом, и оставил тебе немало. Ты же годами мечтала, чтобы твое прошлое было не таким, каким оно было. Я думал, вы с ним решили все вопросы. Элли сказала, что вы говорили всю ночь. Что вы даже не ложились спать.

А, вот где моя ошибка. В варианте, предоставленном Элли, мы даже спать не ложились, однако именно в постели отец завершил свою жизнь. Рука Антонио опускается на мою ногу, поглаживая ее. Но в пьяном угаре и во власти ран, нанесенных моим прошлым, я могу думать только о том, как бы мне хотелось, чтобы рядом со мной был именно Мэтт, человек, которого я едва знаю.

– Если тебе его не хватает, – продолжает он, – если тебе грустно, мы справимся с этим вместе. К тому же он оставил тебе все свое состояние.

– Но мне не нужно это состояние. А почему это ты так заинтересован? – говорю я, убирая его руку, отмахиваясь от него, как от мухи в летний день. – Я же говорила, я не хочу с ними связываться. Ни с ней. Ни с ним. Но ты так просто не отстанешь. Это потому что ты думаешь, что дело в деньгах? Думаешь, мы будем обеспечены до конца жизни, если будем претендовать на наследство?

Он скрипит зубами, размыкает губы. Чтобы не смотреть на меня, отворачивается в сторону.

– Ты не хотела так говорить. Я знаю, что ты не думаешь так обо мне. – Он оскорблен таким обвинением, и все же мой взгляд не смягчился. – Ты просто выпила лишнего. – Он забирает пустые бутылки и уносит на кухню. И хотя я понимаю, что несу какой-то бред, слова продолжают слетать с моих губ, вслед ему летят обидные подозрения.

– Это причина, по которой ты еще здесь? – кричу я. – Ради денег? Ты собирался уехать тогда, перед смертью моей матери. Не думай, что я не заметила сумку. Но вместо этого ты застрял тут, предполагая, что я вот-вот сорву джекпот. Что я смогу оплатить твой телефонный счет, заказывать тебе обеды на дом, – говорю это, вспоминая пятно от пиццы на кухонном полу. – Даже здесь, например. Когда ты в последний раз оплачивал счет? – И в этот самый момент я уверена, что обвинение не беспочвенно. Действительно, когда он в последний раз оплатил счет? Черт, я что-то не припомню. Стиснув зубы он стоит в дверном проеме, изо всех сил стараясь промолчать. Но я надеюсь, что он все же ответит, потому что сейчас я хочу, чтобы он меня ненавидел. Ведь только это улучшит мое самочувствие и оправдает мое затянувшееся молчание. Это докажет мне, что он использует меня точно так же, как использую его я. Я почти убеждаю себя, что он не заслуживает правды. – Даже когда моя мать умерла, ты не смог, собравшись с духом, предложить поехать вместе. Ты не знаешь, как поддержать меня. Все, что ты делал последние три года, – это жил за мой счет! Пользовался моими деньгами! Думаешь, ты настолько хорош? Думаешь, стоишь этого?