Книга Поющая для дракона - Марина Эльденберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не надо было обладать выдающимися умственными способностями, чтобы понять, кто стоял передо мной.
— Бергард Норгхар, — коротко представилась эта глыба льда. — Поднимемся на смотровую площадку. Я хочу побеседовать с вами наедине.
Вот теперь я заозиралась, но Халлорана нигде не было видно. Зато на глаза попался Дрэйк, который выразительно приподнял брови и прошептал одними губами:
— Удачи.
— Дождешься?
— Куда я денусь! Хочу еще разок прокатиться по городу на такой высоте.
Улыбнулась и снова повернулась к Норгхару.
— Я вся в вашем распоряжении.
Мы прошли до конца зала, поднялись по лестнице на второй этаж и оказались у огромной стеклянной стены, за которой открывался вид на раскрытую пасть и Гельеру. Угол здания срезал парковку и краешек Мэйстона. В более теплую погоду можно было бы выйти на улицу, но сейчас мне этого предлагать не стали. Норгхар кивнул в сторону зоны отдыха. Царство приглушенного света, журнальных столиков и кожаной мебели.
— Хотите кофе, эсса Ладэ?
— Нет, спасибо. Я не пью кофе по вечерам.
— Тогда просто поговорим.
Мы устроились на ближайшем диванчике, и я не могла отделаться от чувства, что во мне сейчас просверлят дыру. Исключительно ради того, чтобы заглянуть внутрь и посмотреть, как я там устроена и нет ли в моей голове коварных планов по поводу завтрашнего. Странная детская обида отступила так же быстро, как и пришла. В конце концов, я просто певичка из Ландстор-холла. И делать для меня исключение никто не обязан.
— Расскажите о своем детстве.
— Что именно?
— Все. Начните с первых осознанных воспоминаний.
— Я родилась в Рагране, но первые детские воспоминания связаны с Мэйстоном. Помню небольшую квартирку, в которой мы жили с мамой до ее встречи с отчимом. Еще детскую площадку в садике. На ней работали только круговые качели, все остальное пришло в негодность, поэтому дети дрались, чтобы на них попасть.
— Что вам больше всего запомнилось?
— Момент, когда мама приходила, чтобы меня забрать.
— Почему она решила переехать?
— Из-за голода, который начался в стране после разрушительного налета.
— Не совсем так, эсса Ладэ. Основной поток эмигрантов возник спустя два года после смены власти. Эрмина Ладэ перебралась в Аронгару сразу после того, как сменился режим.
— Это говорит только о том, что мама решила не дожидаться, пока станет совсем плохо.
— Это она вам так говорила?
— Да, она говорила именно так.
Короткое раздражение, как вспышка: ведь наверняка именно он собирал на меня информацию.
— Зачем вы спрашиваете, если все знаете сами?
— Всего я знать не могу.
— Но очень хочется?
Норгхар хмыкнул.
— Напомню, это мне нужны ваши ответы, эсса Ладэ.
И я еще Халлорана называла непробиваемым. В начальника службы безопасности можно в упор врезаться на флайсе, и ничего не будет. Начальнику, флайс придется чинить. Новую волну поднимающегося изнутри раздражения я поспешно разбила о здравую мысль: работа у него такая. Я вот пою, а он к людям пристает. На предмет заговоров.
— Какое отношение это имеет к завтрашнему выступлению?
— В моем деле имеет отношение все. Иногда самые невинные вопросы и самые невинные ответы способны рассказать о многом.
Кажется, теперь я поняла, о чем говорил Дрэйк. Под таким взглядом действительно можно сознаться во всем, что делал и чего не делал: ощущение ввинчивающихся в сознание ледяных игл только усилилось.
В наше время существуют технологии, позволяющие проникнуть в разум любого человека и заставить выложить всю правду, вот только эти технологии противозаконны. Разработку, которую успешно проталкивал ученый-иртхан… из Ферверна, кстати… мировое сообщество принять отказалось. Аппарат считывал короткую память и провоцировал на откровенность, но причинял дикую боль, а еще существовала вероятность серьезного повреждения рассудка. Изобретение не спасли ни деньги, ни связи иртхана, ни его оружейная корпорация с мировым именем. Ни тем более его странные доводы, что опасных преступников не стоит щадить. Вот только сейчас я почувствовала себя как под лучами того аппарата. Разве что голова не взорвалась болью и не захотелось скакать на одной ноге, вращаясь вокруг собственной оси. Хотя… Интересно, что бы Норгхар на такое сказал.
Может, попробовать?
— О, ну в таком случае я с удовольствием расскажу вам что-нибудь еще.
— Разумеется. Вы согласились выступать на юбилее местры Халлоран на безвозмездной основе. Почему?
Вот скотина.
Я выпрямилась и спокойно посмотрела ему в глаза, хотя отчаянно хотелось зажмуриться. Чувство было такое, что его лед втекает в меня и спустя пару минут я просто моргнуть не смогу. Да что там, по радужке побежит морозный узор.
— Это моя благодарность местру Халлорану.
— За что?
— Он спас моего друга.
— Вашего виара.
— Марр мой друг, — чувствуя, как внутри все переворачивается, глубоко вдохнула.
— Тем не менее до этого у вас имел место серьезный конфликт интересов.
О, теперь буду знать, как это называется.
— Марр — мой друг, — упрямо повторила я. — И спасение его жизни стоит того, чтобы забыть любой… конфликт интересов.
— Неужели?
— Ферн Норгхар.
Неестественно спокойный голос Халлорана ворвался в наш милый разговор и заставил вздрогнуть. Только сейчас поняла, что сижу, обхватив себя руками, словно упала голой попой в сугроб. И чувствовала я себя примерно так же. На миг показалось, что с его появлением стало еще холоднее, пришлось прилагать усилия, чтобы зубами не застучать.
— Вы мне нужны внизу. Срочно.
Иртхан наградил меня жестким взглядом и шагнул в арку.
— Удачного выступления, эсса Ладэ. — Норгхар поднялся.
Простите, не могу поблагодарить. Зубы свело.
Я смотрела в спину начальнику службы безопасности, пока он не скрылся из вида. Потом поднялась и тоже направилась к лестнице. Надеюсь, завтра начнется и закончится быстро. И все. Никаких больше иртханов.
— Очешуеть платьице! — выдала Танни.
К счастью, визажист на пару со стилистом еще собирали вещи в спальне, так что краснеть мне не пришлось. Марр сидел в центре комнаты, задрав голову, всем своим видом выражая схожие с сестрой чувства.
— И вообще очешуеть, — подытожила сестра.
— Еще одно слово, и ты ночуешь дома.
Сама я очешуела уже несколько раз подряд. Для начала, когда увидела платье еще в футляре. Потом, когда увидела его на себе. И еще раз, когда увидела себя с укладкой и одетой перед выходом — такой и предстала перед сестрой. В черном платье в пол, с разрезом до середины бедра и подчеркивающим плотный лиф тонким кружевом. К нему прилагались черные перчатки и бриллиантовый браслет, колье и серьги. Волосы не стали поднимать, оставили волнами стекать на плечи и обнаженную спину, акцент сделали на губы — алые, в цвет кулис, и на глаза. На этом моя восприимчивость дала сбой и отказалась сотрудничать дальше. Разговор с Норгхаром и последний взгляд Халлорана проморозили меня так, что я даже волноваться перестала.