Книга Улица Сервантеса - Хайме Манрике
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это я бросала вам монеты из окна, – сказала она. – Я долго наблюдала за вами и слушала истории, которые вы рассказывали другим пленникам. Мне кажется, вы единственный человек в остроге, кому я могу доверять. Я не встречала никого похожего на вас.
– Но кто вы, госпожа? – спросил я. – И почему вы решили мне довериться?
– Родители нарекли меня Зораидой, но мое христианское имя Мария. Я дочь Хаджи Мурата, и это все, что я пока могу вам сказать. Позвольте, я отвечу на вопросы позже. Из этого письма вам многое станет понятно. – Она достала из рукава маленький конверт и протянула его мне. – Прочитайте, когда я уйду. А сейчас выслушайте меня как можно внимательней, потому что я не знаю, когда нам выпадет другая возможность переговорить с глазу на глаз. Не беспокойтесь, здесь мы в безопасности: служанка даст знак, если кто-то приблизится… Я сейчас в отчаянном положении, и время не ждет. Ко мне сватались множество женихов с берберийского побережья и самых отдаленных уголков Аравии, но я отвергла их всех – к большому неудовольствию отца, который уже вступает в преклонные годы. Наконец он объявил, что моей руки просит Мулей Малуко, правитель Феса. Отец планирует свадьбу на конец октября. Мулей – хороший человек, добрый и образованный… – Зораида бросила на меня быстрый взгляд, словно желая убедиться, что я ее слушаю. – Но я его не люблю. Должно быть, вы знаете, что мой отец очень богат, и в моем распоряжении все его состояние, включая золотые эскудо и драгоценности. Я дам вам столько золота, сколько понадобится, чтобы снарядить корабль до Испании. Я хочу бежать с вами и стать монахиней. Я чувствую, что вы не обманете моего доверия. Слава о вашей отваге гремит по всему Алжиру. Вами восхищаются даже враги.
У меня закружилась голова. Казалось, сам Господь послал мне этого ангела, дабы я мог вернуться на родину.
– Я знаю, вы честный человек, – продолжала Зораида. – Мой народ коварен, и я не могу доверять здесь никому, кроме своей служанки, которая тоже собирается в Испанию. Лубна – христианка. Отец купил ее много лет назад, когда она была еще молодой девушкой. Она мечтает вернуться в Испанию хотя бы на старости лет, чтобы умереть в лоне единственной истинной церкви. Завтра на рынке, там же, где вы встретились сегодня, Лубна передаст вам необходимую сумму. Возьмите эти деньги и немедленно начинайте приготовления. А мне пора идти. Мы должны действовать с осторожностью и быстротой гепардов.
Я пал на колени.
– Клянусь служить вам, сеньора, сколько хватит моих сил, – промолвил я. – И обещаю защитить от всякого зла.
Тут Зораида протянула мне надушенный платок и скрылась среди деревьев. Я лег на ковер из мха и хвои и прижал платок к лицу. Время для меня будто остановилось. Я лежал с закрытыми глазами и умолял небо, чтобы этот момент совершенного счастья длился вечно. Ежели то был сон, я не хотел просыпаться.
Лишь начав замерзать, я выбрался из леса и отправился на маленькую площадь перед развалинами древней христианской церкви. Там не было ни души. Я присел на камень, с которого открывался вид на гавань, и впервые с момента пленения подумал, что Средиземное море выглядит не таким уж неприступным.
В письме Зораиды говорилось следующее.
Сеньор Поэт.
Мне сообщили, что ваше имя – Мигель Сервантес. Возможно, прочитав это письмо, вы проникнетесь ко мне сочувствием. Я никогда не знала матери – она умерла, давая мне жизнь. Убитый горем отец поклялся никогда больше не жениться. С самого детства он возлагал на меня огромные надежды. Он говорил, что мне суждено стать принцессой, и воспитывал так, чтобы я могла выйти за человека самых благородных кровей. Также он позаботился дать мне образование, которое соответствовало бы моему будущему высокому положению.
Однажды, когда я была еще ребенком, он вернулся домой с молодой испанкой, которую купил на торгах. Раньше Асусена состояла фрейлиной при графине Паредес. Отец велел ей обучить меня испанскому языку и всему, что следует знать девушке из благородного семейства. Асусена была истовой христианкой. Я жила в окружении множества слуг, которые меня кормили, умывали, одевали и развлекали, но лишь Асусена, несмотря на свою тоску по свободе, искренне жалела меня, сироту. Я никогда не знала другой матери, кроме нее. Она могла бы возненавидеть меня как дочь человека, который похитил ее свободу, но вместо этого посвятила жизнь тому, чтобы сделать меня счастливой и научить всему, что знала сама. Асусена спала в моей комнате; я не могла разлучиться с ней ни на минуту. Отец был весьма доволен, что она привила мне прекрасные манеры, обучила игре на гитаре, пению и испанскому наречию. Оно стало нашим шифром: больше никто в доме не говорил на этом языке, так что мы могли не бояться, что нас кто-нибудь подслушает.
Через год графиня прислала в Алжир испанских священников с выкупом. Но отец, видя, как важна для меня Асусена, отказался продавать ее за любые деньги. Стоило нам остаться наедине, как бедная няня заливалась слезами. Она отказывалась от пищи и стала почти прозрачной. Я боялась, что она погибнет. «Когда я вырасту и выйду замуж, – пообещала я, – то сразу же подарю тебе свободу». Асусена обняла меня и расцеловала.
Каждый вечер она на коленях читала Розарий. Меня всегда учили, что единственный Господь – Аллах. Однако я смотрела, какое утешение дают Асусене ее молитвы, каким терпением наделяет религия, как безусловная вера в Лелу Мариам утоляет ее печали, и мне тоже хотелось обрести этот мир в душе и мыслях.
Среди немногих пожитков, сохранившихся у Асусены от ее прежней жизни, была статуэтка Лелы Мариам. «Если молиться Матери нашего Спасителя с истинной верой и чистым сердцем, Она обязательно тебя услышит», – сказала однажды няня. Я попросила ее научить меня молиться, но она ответила, что мой отец никогда этого не одобрит и отошлет ее прочь, как только узнает. Я очень боялась ее потерять. Тогда-то мне и начала сниться Лела Мариам в венце из звезд.
Сперва я боялась рассказывать Асусене об этих снах. Однако, когда я все же набралась смелости, Асусена ответила, что это, должно быть, знамение – Святая Дева хочет, чтобы я обратилась в христианство. Няня боялась, что ее сожгут или посадят на кол, если прознают об этом, так что я поклялась до смерти хранить нашу тайну. Разумеется, мне и в голову не пришло бы причинить вред человеку, которого я любила больше всех на свете – после отца…
Далее Зораида писала о смерти Асусены, которая случилась несколько лет спустя. После этого няня стала являться ей во сне и советовала плыть в Испанию, чтобы вести там жизнь праведной христианки. И хотя во время своих визитов Асусена не уточняла, что это за жизнь, Зораида не сомневалась, что ей следует уйти в монастырь и стать Христовой невестой.
«Если только мне не удастся ее переубедить», – подумал я.
Почти десять лет прошло с тех пор, как я был влюблен в Мерседес. Теперь она казалась мне не более чем прекрасным образом из юношеских воспоминаний. В годы алжирского рабства одна мысль, что я могу снова влюбиться, казалась верхом бессмыслицы. Я не питал иллюзий, что какая-нибудь женщина ответит мне взаимностью. Да и кто прельстится искалеченным невольником? Но в тот день я ощущал чистое, безграничное счастье от сознания, что прекрасная и неподкупная Зораида доверяет мне одному; что лишь в мои руки она решила предать свою жизнь. Я давно забыл, что на свете есть радость. За годы, проведенные в остроге, мое сердце очерствело. Как мог я утратить веру в то, что даже в самых ужасных обстоятельствах мир напоминает нам: красота и добро существуют, а по земле ходит не меньше Божьих детей, чем потомков Сатаны. «Она разглядела мою душу, – сказал я себе, ложась спать. – Это должна быть истинная любовь, потому что я ощущаю великодушие и благодарность, а не себялюбие и самодовольство».