Книга Тропами вереска - Марина Суржевская

– Я с собакой, – прошептала я.

– Хороша защитница, – усмехнулся он. – Мне показалось, я слышал ее рык.

– На змею наступила, глупая псина, – закинула голову, всматриваясь в мужское лицо.

Он тоже смотрел, да так, что мне жарко становилось. Даже луна застыдилась, спряталась за облако и тут же снова выглянула, любопытная. Осветила полянку перед домом, на которой мы стояли, разрисовала картинами. Всмотрись внимательнее и увидишь в тенях волну, ласкающую песчаный берег, нежный вьюнок, оплетающий кряжистый дуб, влюбленных, слившихся в объятиях… но я не смотрела. Луна-затейница меня сейчас не занимала – слишком близко стоял служитель, слишком пристально смотрел. Да и он это понял, отпрянул снова, попятился, отвернулся.

– Рад, что с вами все в порядке, – глухо выдавил он, не поднимая на меня глаз. – Знаете, мне неспокойно что-то. Чудится, недоброе в округе творится.

– Ваш клинок, говорят, злую волю за версты чует, – тихо и горько сказала я. – Что ж не укажет злодея?

– Не знаю. Сталь холодна, словно бездушна, а раньше чуткой была и живой. – Он отступил еще. – Простите меня. Что потревожил.

– Так не велика тревога, – пожала я плечами.

– Тогда… доброй ночи.

– И вам.

Он повернулся и пошел по дорожке, что услужливо расстилала перед ним луна. Тенька недоуменно тявкнула. Ильмир остановился, постоял ко мне спиной, а потом обернулся и в два шага рядом оказался. И без слов прижал к себе, потом обхватил мое лицо ладонями и коснулся губ. Руки у него дрожали, а губы целовали, не отрываясь, словно дышал он мною, словно пил с моих губ сладкий мед. Я и не дышала почти, боясь пошевелиться. Вроде и ждала этого, ночами мечтала, а сделал – испугалась. Вот глупая женская душа! Только и осмелилась, что положить несмело руку на его грудь, там, где бьется сердце. И все вслушивалась в этот стук, да в рваное дыхание, да в тепло его ладоней на моих щеках. Так и стояла бы всю жизнь, лишь бы не отпускал!

Не знаю, может, и не отпустил бы, но что-то в глубине леса вдруг завыло голосом не человечьим и не звериным. Служитель отвернулся, и тускло блеснула в его руке сталь.

– Вересенья, в дом, живо! – приказал он, всматриваясь в чащу. – И дверь заприте!

Я тоже развернулась к лесу. Вой оборвался, как и не было, и лес умолк, притих, насторожился.

– Волки так не воют, – нахмурился Ильмир и перевел взгляд на свой клинок. Сталь посветлела, словно ожила, сверкнула, отражая лунный свет и питаясь им. Тонкие лучи оплели клинок сетью, невидимой чужому глазу, но неразрушимой. И я, не трогая, знала, что похолодела рукоять из вишни и самшита, предупреждая хозяина об опасности. Вот и служитель почуял, бросил быстрый взгляд на меня.

– Уходите, скорее. Вот чувствовал я, что неладно здесь… Возьмите! Насыпьте у порога и под окнами. – Он кинул мне мешочек, и я улыбнулась.

– Соль? Но разве помогает она от зверя лесного?

– От нежити помогает, – Ильмир чуть улыбнулся на мою насмешку в глазах. – Только не спрашивайте, откуда я это знаю. Ответ вам дать не смогу, но способ на себе проверил. Идите, я скоро вернусь.

– Вы что, собрались ловить того, кто выл в лесу? – испугалась я.

– Ловить – нет, но вот проверить надо. Не бойтесь, Вересенья, вряд ли он к жилью подойдет. Но лучше поберегитесь. Дети у вас.

– А вы?

– Я? – Он вопросу удивился, словно и не сразу понял, о чем тревожусь. А поняв, снова улыбнулся. – Вернусь. Мне ведь еще прощение просить.

– За что? – закусила я губу.

– За поцелуй. – И служитель рассмеялся, словно шел не зверя ловить, а на ярмарке гулять! И подмигнул мне лукаво. – А может, и не буду…

И шагнул в темноту, словно растворился.

Я еще минуту смотрела на тень, что скрыла служителя, а потом метнулась к дому. Обежала по кругу, рассыпая соль и заговаривая, закрыла все углы, запечатала все входы. Тропинку отвела да тенью дом укрыла. Потормошила спящего Таира.

– Вставай, нужен ты мне. – Мальчишка сообразил быстро, лишь прикрыл рукой рот, зевая.

– Двери закроешь, и даже если я буду звать тебя, о помощи просить – не выйдешь и меня не впустишь, ясно тебе? – повелела я.

– Как это? – сонно моргнул паренек.

– Если я приду, то сама в двери войти смогу, а если нежить в моем обличье, то я дом заговорила, да и дух здесь, не пустит. Но ты берегись: если сам пригласишь – откроешь нечисти вход. Понял?

– Понял, – моргнул Таир.

– Лелю береги. Я скоро вернусь.

Посмотрела на притолоку, где дремала Саяна. Ворона мой взгляд почуяла, каркнула недовольно и сбежать попыталась. Не любит она ночные прогулки, совсем домашней стала. Но мне другую птицу искать недосуг, да и сил много тратится на дикую певчую. Так что поманила Саяну к себе, и ослушаться приказа ворона не осмелилась. Привычно села на голову, сбила лапами мне волосы, устраиваясь. Я откинула за спину порыжевшую косу и вышла.

Лес стоял тихий, провожал меня взглядами да шепотком. Цеплялся за ноги корнями ползучими, выставлял ветки – задержать хотел, уберечь ведьму. Я лесу поклонилась и прислушалась.

– Лети, Саяна, покажи мне, где нечисть ходит, в какой стороне!

Ворона тяжело сорвалась с моей головы и низко полетела над деревьями, цепляясь за ветви подбитым крылом. Я закрыла глаза, устремляясь вслед за птицей. Не целиком, лишь кусочком души слившись с душой вороньей, поглядывая сверху, покаркивая недовольно.

Саяна летела к озерам, и даже чуяла уже тихий шелест полевок в камышах, плеск стоячей воды… а там… страшное, темное, неживое. Затаилось у заводи, смотрит сквозь сухие ломкие стебли, ждет. И служитель идет по тропке, сияет клинок под светом луны синим блеском, горит янтарь на рукояти.

Я вскрикнула, разорвала связь с вороной, приподняла юбки и к заводи бросилась. Ильмир шел в обход, но я-то эти места хорошо знала, вот и рванула напрямик, через бурелом, через непроходимую чащу. В глубине за черной ольхой чавкало жижей маленькое болотце, так я хлопнула по вязкой водице ладонью.

– Тропку проложи! Живо! – приказала таившейся на дне болотнице. Она хоть и пыталась скрыться, да разве от взора ведьмы спрячешься? Я даже порадоваться не успела, что духи в лес потянулись, – видать, прознали про мое возвращение. Но не до того сейчас было, успеть бы…

Мшистые кочки качнулись на топи, всплыли темными пятнами.

– Луна-красавица, освети дорожку, – прошептала я, и светлее в лесу стало. Скинула мне Небесная Дева свою ленту бледного серебра, разложила да звездами украсила. Я шагнула на первую кочку, придерживая подол, шикнула на вылезших жаб, чтобы под ногами не путались. И побежала, уже не глядя под ноги, перескакивая торопливо. Спрыгнула на другой стороне, чуть провалившись в сабельник и мягкий болотный мох, водой у ног сочащийся, постояла, озираясь. И снова побежала, рукой задевая деревья, прислушиваясь к току соков и шепоту листвы. Лес мне уже не мешал, но шумел все тревожнее.