Книга Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия - Александра Горовиц

– Такое ощущение, что он вообще не пользуется ногами, – предположила я.

– Да. Это не ноги несут его… Он перемещает центр тяжести тела из стороны в сторону, а ногами пользуется как рычагами.

На другой стороне улицы пешеходов внезапно оказалось гораздо больше – на уровне Г. Видимо, автобусная остановка впереди выбросила из себя пассажиров. Мы увидели высокий дождевик, который тащил за руку маленький дождевик – из-под одежды видны были только руки. Интересно, каково это – быть маленьким человеком, которого взрослые таскают за собой по своим делам. За время прогулок с сыном я уже отучилась тянуть его, и вместо этого сама следовала за ним (в результате мы стали опытными зеваками).

Возможно, чтобы научиться по-настоящему сопереживать пациентам, врач должен уметь сам становиться ребенком, женщиной средних лет и мужчиной со стенозом позвоночного канала или анаэробной легочной инфекцией.

Способность к сопереживанию, которой обладают практикующие врачи вроде Лорбера и Джонсона, имеет отличное объяснение. В начале 90-х годов XX века итальянец Джакомо Риццолатти (Риззолатти) с коллегами изучал мозг обезьян. Ученые идентифицировали нейроны, активировавшиеся в премоторной зоне F5, когда макаки брали арахис (в частности, с помощью микроэлектродов, установленных на отдельные нейроны для регистрации мозговой активности). Эти конкретные нейроны возбуждались, когда обезьяны тянулись за арахисом. Однажды Риззолатти заметил кое-что необычное. Когда экспериментатор собирал установку и выкладывал орехи перед обезьяной, электроэнцефалограф оказался включен. В этот момент устройство зафиксировало возбуждение тех же самых нейронов, хотя обезьяна при этом сидела неподвижно, наблюдая за приготовлениями к эксперименту. Нейроны активировались просто потому, что экспериментатор потянулся за орехом. Иными словами, нейроны в мозге обезьяны возбуждались и во время выполнения действия, и во время наблюдения за тем, как это действие выполняет другой.

Это удивительно: отдельные нейроны были вовлечены в определенные виды поведения и при этом возбуждались в двух конкретных случаях. Давайте представим себе сцену. Макаки – красивые существа с небольшими мордочками и нависающими бровями, которые усиливают выразительность их мимики. В тот день одна из обезьян, сидевшая в тесной камере с зафиксированной головой и вскрытым для регистрации активности мозга черепом, наблюдала, как человек в лабораторном халате вошел в комнату и принялся раскладывать на платформе арахис. Мозг обезьяны, помимо прочего, зарегистрировал две вещи: что этот человек был другой особью – и что он делал ровно то, что в скором времени должна была делать сама обезьяна.

С тех пор результат эксперимента много раз воспроизводили и дополняли, и теперь мы знаем, что зеркальные нейроны – клетки, активирующиеся при выполнении действия и при наблюдении за выполнением действия, – присутствуют в разных участках мозга и встречаются не только у обезьян, но и у людей. Среди этих участков – островок и миндалина, часть лимбической системы, отвечающей за выражение эмоций и восприятие чужих эмоций, а также восприятие тона голоса и слов. Именно зеркальные нейроны отчасти позволяют нам сопоставлять свое поведение с поведением других людей – и морщиться при виде человека, подвернувшего лодыжку и скривившегося от боли; заражаться смехом; испытывать настоящий страх, сидя в темной комнате и глядя в экран, на актеров, играющих в ненастоящей страшной сцене. Возможно, отчасти благодаря этим нейронам дети учатся кидать мяч, завязывать шнурки и поворачивать дверную ручку – просто наблюдая за тем, как это делают другие. И, возможно, именно эти клетки позволяют нам сопереживать – ведь для большинства сопереживание идет рука об руку с наблюдением за чужим поведением и эмоциями.

Не имея счастливой возможности заглянуть в мозг Лорбера и Джонсона, я все же могла вполне уверенно предположить, что их зеркальные нейроны развиты сильнее обычного и позволяют им замечать больше, как бы ощущая чужое состояние собственным телом. Причина этого – свойственный врачам опыт работы с множеством заболеваний. В одном исследовании, посвященном активности мозга профессиональных танцоров, балерин просили смотреть на выступления других балетных танцоров. Их системы зеркальных нейронов приходили в крайнее возбуждение: они чувствовали все движения, которые совершали танцоры. Обычные люди, глядя на представление, также демонстрировали активность зеркальных нейронов – гораздо более умеренную. Когда балет смотрели люди, занимавшиеся капоэйрой, позы которой во многом пересекаются с балетными, их системы зеркальных нейронов также сильно возбуждались, хотя и меньше, чем у балетных танцоров. Аналогично, балерины, смотревшие капоэйру, демонстрировали меньшую активность зеркальных нейронов, чем люди, профессионально занимавшиеся капоэйрой. Но в обоих случаях эта активность была более выражена, чем у людей, не имевших никакого отношения к танцу. Опыт имеет значение, однако основан он на том, чем обладает каждый: на умении ощущать чужие движения своим телом.

Мы с Лорбером, прогулявшись по большому кварталу, направились обратно к Коллегии. Пешеходов было мало, и мы на время погрузились в молчание, как люди, которые только что расправились с обедом и теперь удовлетворенно смотрят в пустые тарелки. Тут Лорбер просиял:

– Вы это имели в виду?

– Да!

Я была счастлива. Я сразу поняла, что он имел в виду: мимо прошла женщина с Типичной Филадельфийской Внешностью. Я помогла Лорберу обострить его внимание – точно так же, как он помог мне обострить свое. Не могу точно сказать, что именно увидел Лорбер, но каким-то образом, на основании нескольких примеров, он уловил общую тенденцию и определил сущность того, что уже начинало казаться мне плодом воображения. Специалисты, изучающие пропорции лица, наверное, сказали бы нам, что мы можем составить схему “филадельфийской” внешности. Проводя “антропометрические” исследования, ученые используют определенные точки на лице, отсчитывая от них расстояния, уровни и углы, и сравнивают пропорции. В качестве маркеров используют не глаза, нос или рот, а самую нижнюю точку бровной дуги, переносицу и кончик носа, внешний край глаза, место, где бы находился зоб, если бы он у нас был, внешний край рта, самую вогнутую часть подбородка и так далее. Так исследователи получают “среднее” лицо – и регистрируют отклонения от этого эталона. Возможно, “филадельфийская” или другая типичная внешность имеет определенные параметры, отличающие ее от средней внешности. У типичного шестилетнего ребенка высота раскрытого глаза составляет примерно треть его ширины, а высота нижней челюсти составляет половину ее ширины. Для нас ребенок просто выглядит шестилетним – но при желании это ощущение можно “поверить алгеброй”.

Когда мы дошли до Коллегии, я пожала Лорберу руку. Надеюсь, мое рукопожатие было сильным, хотя, боюсь, моя рука могла показаться ему холодной и вялой. Он не обратил внимания на ногти на моих больших пальцах… Или все же обратил? На лице Лорбера мелькнула улыбка. Он повернулся и легко зашагал по лестнице.

Возвращаясь в отель, я поймала себя на том, что внимательно разглядываю прохожих – будто они до сих пор объекты медосмотра. Очень быстро я обнаружила, что это заставляет людей смотреть на меня (или просто смотреть на то, как я смотрю на них). Ах! Неужели я уже забыла, чему научилась у сына: не смотреть слишком пристально? Подчиняясь правилам, я отвела взгляд.