Книга Замужем за Буддой - Вэй Хой

В огромном зеркале в лифте самого дорогого отеля Мадрида — два отражения, фигуры мужчины и женщины, стоящих рядом.

Мы молчим. Во рту все еще горячо от страстного поцелуя… Стараемся не смотреть друг другу в глаза, нервно отслеживая мелькающие цифры на указателе этажей, пока лифт стремительно поднимается. Номер Ника на десятом этаже. Мой — на шестом. Лифт останавливается на моем этаже, двери открываются.

После секундного колебания Ник выходит вслед за мной. Ноги бесшумно ступают, утопая в пушистом ворсе ковра. Никто из нас по-прежнему не произносит ни слова. У двери моего номера мы останавливаемся. И я, запинаясь, с трудом выдавливаю:

— Я…

— О, все нормально, — произносит Ник. — Ты очень устала, это очевидно. — Он намеренно, словно поддразнивая, делает акцент на слове «устала», но выглядит искренним. — Поэтому я собираюсь пожелать тебе спокойной ночи. Увидимся завтра в Барселоне!

— Минуточку, ты сказал — в Барселоне?!

— Я тоже туда лечу. А потом, в тот день, когда ты отправишься в Буэнос-Айрес, я вернусь в Нью-Йорк.

Должно быть, мне не удалось скрыть своего изумления, потому что он расплылся в самодовольной улыбке:

— Сюзанна сказала мне, что через два дня в Барселоне будет концерт фламенко. Может, смогу достать билеты в первый ряд.

Я молча достала ключи и открыла дверь. Потом с грохотом захлопнула ее за собой.

— Эй, как ты там, в порядке? — прокричал Ник, барабаня в дверь. Я рывком открыла ее. Он все еще улыбался.

И вдруг я набралась смелости, саркастически улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, и сказала:

— Может, по-твоему это и забавно. Но, знаешь, таких самовлюбленных павлинов, как ты, вокруг пруд пруди. Ты просто псих! Спокойной ночи! — и снова с оглушительным грохотом хлопнула дверью.

23

В Барселоне

Я мыслю, поэтому я одинока.

Лиз Уинстон

Барселона. Лето.

Самолет кружил в небе. Мы с Сюзанной сидели рядом, просматривая мадридские газеты. По словам Сюзанны, отзывы были положительными.

— Никому не известно, в каком отеле я остановлюсь в Барселоне? — неожиданно спросила я.

Она взглянула на меня с недоумением, потом сообразила, к чему я клоню:

— То есть, ты хочешь сказать?..

Я опустила глаза.

— Успокойся, никто не знает, где ты будешь жить. Тебе забронировали номер на вымышленное имя.

Она смущенно замолчала, а потом произнесла:

— Честно говоря, я не уверена…

— Ладно, забудь, — перебила я и с улыбкой стала рассматривать свои фотографии в испанской газете — рецензии прочитать я не могла.

Я приняла твердое решение больше не думать о том, встретимся ли мы еще с мистером Обаяние. Он — всего-навсего мужчина, избалованный вниманием женщин и богатством. Праздный игрок, умеющий искусно льстить людям и манипулировать ими. Сейчас мне больше всего на свете хотелось поскорее улететь в Буэнос-Айрес и увидеться с Мудзу.

Сюзанна похлопала меня по плечу, указывая на море и раскинувшийся внизу, под крылом самолета, белоснежный город.

— Мы уже прибыли, — сказала она.

В Барселоне нас встречала целая делегация из трех человек. Их испанская речь звучала удивительно мелодично, как песня.

Во время получасового перерыва я улизнула в бизнес-центр отеля и в зале, где был Интернет, проверила свою электронную почту… В моем почтовом ящике скопилось много писем. Сначала я прочла то, что прислал Мудзу. Оно было коротким и, как всегда, начиналось с описания погоды.

«Сейчас в Нью-Йорке почти пятьдесят градусов. Все ходят в летней одежде. Все изменилось. В делах небольшая путаница. Приходится проявлять терпение. Нельзя сделать все сразу, решаю проблемы постепенно. Как ты? Как самочувствие? Не стоит беспокоиться, что мало спишь, главное — как. Важно, чтобы сон был глубоким. Очень скучаю. До встречи в Буэнос-Айресе. М.»

Я отхлебнула чаю с лепестками хризантем, рассеянно глядя в окно на кроны деревьев, напоминавшие купола раскрывшихся парашютов. По залитой ярким солнечным светом улице в обоих направлениях мчались отчаянные и веселые испанцы на своих мотоциклах; новая, незнакомая страна. Даже воздух был здесь особенным.

Я еще раз взглянула на письмо Мудзу — всегда по нескольку раз перечитывала его послания, так вновь и вновь перепроверяют адрес на конверте перед тем, как бросить его в почтовый ящик. Мне все время казалось, что я пропустила что-то важное.

Перечитав письмо Мудзу, я убедилась, что правильно оцениваю наши отношения: мы миновали стадию страстного влечения и вступили в спокойную фазу «семейной» жизни. В наших письмах и разговорах все чаще встречались упоминания о погоде, сне и еде.

Не то чтобы это меня огорчало. Проблема заключалась в том, что мы не были супругами с многолетним стажем, более того, мы вообще не были женаты.

Когда любовники начинают видеть друг в друге супругов, есть два возможных варианта развития событий. Первый — постепенная и сравнительно безболезненная, разлука, похожая на выздоровление после хронической болезни. Второй — быстрое вступление в брак: прыжок в неизвестность под грохот праздничного китайского фейерверка.

Придя к этому выводу, я удрученно покачала головой. Пожалуй, я слишком много думаю. Если мне не суждено выйти замуж, то именно потому, что я постоянно забиваю себе голову рассуждениями. И хотя мое тело, как тайный сад, всегда привлекает мужчин и будит в них плотские желания, мой ум, постоянно находящийся в боевой готовности (так паутина всегда готова опутать попавшую в нее муху), способен отпугнуть любого представителя сильного пола. И в этом нет ничего хорошего. В древнекитайских медицинских трактатах утверждается, что заботы и тягостные размышления плохо сказываются на состоянии и внешнем виде волос.

Я отпила еще один глоток чая и с сожалением отвела взгляд от окна. Получасовой перерыв подходил к концу. Я быстро просмотрела письма от отца и Сиэр.

Отец писал, что в ближайшие полгода будет читать лекции на кафедре истории Сингапурского национального университета и уезжает примерно через полтора месяца; мама едет вместе с ним. Туфли, которые я купила для мамы в Нью-Йорке и передала через Чжушу, пришлись ей впору. Ботинки, что я прислала ему, тоже были впору, хотя и на слишком низких каблуках. Ведь он был небольшого роста, а в ботинках на высоких каблуках выглядел гораздо солиднее.

Прочитав это, я не удержалась от улыбки. С возрастом отец уделял все больше внимания своей внешности. Едва он заметил первые седые волосы, как велел матери каждый месяц красить их в черный цвет. Одних галстуков у него было штук сорок, больше двадцати пар обуви, а курил он исключительно «Императорскую корону» — отечественные сигары самого дорогого сорта.