Книга Валашский дракон - Светлана Лыжина

Джулиано даже издали разглядел на лице латника неподдельное удивление. Ученику придворного живописца стало стыдно. Юноша знаками начал показывать, что он совсем ни при чём и что не кинул в башню ни одного кома грязи… Меж тем мальчишки-сорванцы уже убегали с места преступления, но не прежним путём, а другим – карабкаясь дальше вверх по склону. Флорентиец полез за своими приятелями, но догнать не успел и уже в одиночестве выбрался на широкую наезженную дорогу, ведшую от крепости в неизвестном направлении.

Искать обратный путь до города и до трактира пришлось тоже в одиночестве, если не считать дурачка Андраша, который зачем-то болтался неподалёку. Джулиано попробовал заговорить с ним, но тот ничего не отвечал, продолжал глупо улыбаться, а если флорентиец делал хоть шаг в его сторону, дурачок тут же отбегал шагов на двадцать. Глядя на такое непонятное поведение, оставалось пожать плечами и идти прочь, краем глаза наблюдая, как Андраш идёт следом на безопасном расстоянии.

Вскоре ученик живописца забыл о своём провожатом и думал только о том, что, лазая по склонам, испачкал башмаки и нацеплял на плащ репьёв. Во дворе трактира пришлось долго чиститься, и Джулиано, занимаясь этим неприятным делом, успел смириться с мыслью, что день сегодня несчастливый, поэтому, когда «неудачник» наконец поднялся на крыльцо и вошёл в залу, то очень удивился.

За одним из столов на табурете сидела Утта, которая вполне дружелюбно кивнула. Перед ней лежала раскрытая тетрадь в кожаном переплёте, на страницах которой при ближайшем рассмотрении можно было увидеть короткие строчки, написанные в столбик. Судя по всему, стихи.

– Садись, – снисходительно произнесла Утта. – Сейчас ты очень много узнаешь про изверга, который заперт в башне.

Юный флорентиец недоумевал, с чего бы девица сменила гнев на милость. Возможно, почувствовала, что обещанная награда уже не так манит воздыхателя, и решила подогреть его пыл.

Джулиано послушно устроился на лавке за тем же столом, а Утта пояснила, что сейчас будет читать поэму некоего «миннезингера, Михаэля Бехайма», подробно повествующую о преступлениях Дракулы.

– Отец нарочно заказывал переписывать её. Ради этого пришлось даже ехать в столицу, – похвасталась дочка трактирщика.

Поэма была на немецком языке. Джулиано не знал по-немецки, так что владелица тетради читала ему сама, а затем пересказывала каждый стих, которых оказалось довольно много. Флорентиец отмерял по ним время, проведённое вместе с прелестной чтицей, – всего получилось сто семь.

Утта читала быстро, но вряд ли потому, что имела хороший навык в этом деле. Скорее всего, она давным-давно выучила пресловутую поэму почти наизусть и читала по памяти, как «Отче наш». Такая мысль невольно возникала у юноши, когда он наблюдал, как бережно Утта переворачивает страницы – так обычно листают молитвенник или Библию.

Джулиано поначалу пытался воспользоваться случаем и перевести разговор на другое, говорить комплименты, но в ответ неизменно следовал строгий окрик:

– Оставь эти глупости! Лучше запоминай! В разговоре с узником тебе это обязательно пригодится. А если не интересно, тогда я читать не буду.

– Что ты, прелестная чтица! Мне очень интересно! – восклицал юный флорентиец.

Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы сказанное казалось правдой. Он быстро устал от историй, лишённых подробностей и потому однообразных. Наверное, автор поэмы хотел, чтобы читатели непрерывно содрогались от ужаса, но Джулиано с некоторым удивлением обнаружил – монотонное перечисление казней может убаюкать не хуже колыбельной песни.

– Этот изверг очень любил варить своих жертв в больших котлах… – говорила дочка трактирщика, пересказывая очередной отрывок. – А иногда людям специально наносили раны, затем сыпали на эти раны соль и опускали несчастных в кипящую воду, а иногда жарили в сале… А ещё сказано, что истязаемым частенько вбивали гвозди в глаза, в уши, в другие части тела…

«Ах, попалась бы хоть одна необычная история! – вздыхал про себя флорентиец. – Пытки, казни, несправедливые войны… Сколько же можно слушать, как изверг пришёл в мирное селение, устроил резню, разграбил и сжёг храм, а затем добил выживших. И так без конца!» Перед глазами чередой серых, абсолютно не впечатляющих картин проходили всякие четвертования, утопления в нечистотах, травли собаками… и, конечно, много сцен с сажанием на кол.

Кто-то сброшен с башни, а кто-то брошен в пустой колодец. Кого-то подвесили за шею, кого-то – вверх ногами, кого-то – за волосы. Кому-то отрезали нос, кому-то выбили зубы, кому-то переломали кости, а кто-то пережил все эти мучения вместе взятые. Джулиано представлял, как в разные стороны летят отрубленные головы, руки, ноги, срамные части тел, но ему было совсем не страшно.

Некоторый интерес всё же представляли рассказы о том, как Дракула заставлял своих пленников поедать человечину, но Джулиано даже не собирался спрашивать узника в башне, правда ли это.

* * *

Владу не посчастливилось появиться на свет в Румынии – он родился на чужбине, за много дней пути от румынских пределов – но всё равно называл Румынскую Страну родиной. Отец сказал: «Это твоя земля». И сердце вторило: «Это твоё». А кому ещё верить? Перелётная птица живёт на родине не весь год, но знает, куда возвращаться из дальних странствий, и учит этому своих детей. Щедрая природа чужих земель, как ни старается, не может удержать пернатых странников, убедить их остаться насовсем – напрасно раскрывает перед ними свои богатства. Да и могут ли чужие богатства сравниться с теми, которыми владеешь ты на твоей земле!

Здесь есть всё: и горы, и холмы, и поля, и леса, и реки, и море. Горы огромны – не преминут напомнить человеку, насколько он мал и хрупок по сравнению с ними, – и в то же время они легки и воздушны, если приветствуют путника издалека, из синей дымки на горизонте. Горы могут даровать защиту или погубить, обнадёжить или ввергнуть в отчаяние.

Холмы знают о могуществе этих исполинов, и потому ещё в начале мира пришли к ним, пали ниц и застыли так, в вечном поклоне, спрятав головы и выставив покорные спины, не смея взглянуть на недосягаемые вершины. Минули тысячи лет с того времени, как на вершинах в первый раз выпал снег, затем растаял под лучами весеннего солнца, а от талой воды родились реки и нашли дорогу к морю. Уже давно вырос лес на каменистых склонах гор и спинах холмов. Уже давно нашли себе пристанище в этих краях звери и птицы, и всякая тварь, появились люди, уставили всё хатами и затопили печи. А спины всё не разгибаются.

Сколько же богатств есть в Румынской Стране! Сколько чудес! Разве найдёшь на чужбине такое множество рек, чистых ручьев и целебных источников? А где ещё растут луговые травы, которые так ароматны, и сочны, и сладки, что небесные стада порой спускаются с привычных пастбищ и бродят по этой земле, оставляя всюду клочки шерсти со своих белых брюх? Здешние кони считаются самыми красивыми среди лучших коней Запада и Востока, быки – одними из самых рослых и сильных, а здешнее вино пьют, и с большим удовольствием, во всех странах к северу отсюда.