Книга Новая модель реальности - Вадим Руднев

Из всего сказанного выше может создаться неправильное впечатление, что новая модель реальности – это нечто в принципе эзотерическое и непостижимое для простых смертных. Но мы не раз подчеркивали, что новая модель реальности – это просто определенный вертекс нашей обыденной реальности. Новой моделью реальности проникнута вся наша повседневная жизнь. Но ведь в повседневной жизни мы не движемся в противоположные стороны по энтропийно-информативному времени, и всё не превращается во всё. Что касается первого, то человек и в обычной жизни движется в противоположных направлениях времени: как объект реальности он стареет и умирает, превращается в равновероятную смесь со средой в соответствии со вторым началом термодинамики, но как объект семиотики (текст), он совершенствуется, обрастает знаниями, и его физическая смерть является началом его ахронной жизни в культуре (в той мере, что он сделал для культуры). Что касается второго, то, да – на уровне макромира все более или менее стабильно. Но если копнуть чуть глубже, мы вспомним о кругообороте воды в природе, о проникновении кислорода в кровь, о превращении пищи в отходы, словом, о тех вещах, которые мы знаем со школы. Что касается бесконечных превращений, проникновений и отождествлений, о которых мы так много говорим применительно к новой модели реальности, то все эти процессы происходят в квантовом мире, о чем мы не будем говорить, так как не компетентны в этом. Но можем сказать несколько слов о музыке, которая вся состоит из превращений и отождествлений. Особенно это ясно видно на примере додекафонии, метода музыкальной композиции, разработанный представителями так называемой нововенской школы (Арнольдом Шенбергом, Антоном Веберном, Альбаном Бергом) в начале 1920-х годов. Отказавшись от гармонии как от принципа, они легче смогли организовать музыку по-новому. Не отказываясь от равенства 12 тонов (атональности), Шенберг ввел правило, в соответствии с которым при сочинении композиции в данном и любом опусе должна пройти последовательность из всех неповторяющихся 12 тонов (эту последовательность стали называть серией, после чего она могла повторяться и варьировать по законам контрапункта, то есть быть 1) прямой; 2) ракоходной (идущей от конца к началу); 3) инверсированной (как бы перевернутой относительно горизонтали), и 4) ракоходно-инверсированной. В арсенале у композитора появлялось четыре серии. Этого было, конечно, очень мало. Тогда ввели правило, согласно которому серии можно было начинать от любой ступени, сохраняя лишь исходную последовательность тонов и полутонов. Тогда четыре серии, умножившись на 12 тонов темперированного строя, дали 48 возможностей. В этом и состоит существо 12-тоновой музыки. Революционная по своей сути, она была во многом возвратом к принципам музыки добарочной. Ее основа, во-первых, равенство всех звуков (в венской классической диатонической гармонии, мажорно/минорной системе, звуки не равны между собой, но строго иерархичны, недаром гармоническая диатоника – дитя классицизма, где господствовал строгий порядок во всем). Во-вторых, уравнивание звуков в правах позволило ввести еще одну особенность, также характерную для строгого контрапункта, – это пронизывающие музыкальный опус связи по горизонтали и вертикали. Символом такой композиции для нововенцев стал магический квадрат, который может быть прочитан с равным результатом слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх. Известный латинский вербальный вариант магического квадрата приводит Веберн в своей книге «Путь к новой музыке»:

S A T O R

А R E P O

T E N E T

O P E R A

R O T A S

(«Сеятель Арепо трудится не покладая рук».) И все же в обычной жизни мы не видим, что коромысло превращается в гекзаметр, а подсолнечное масло становится Бетховеном. Да, мы этого не видим, потому что большинство людей не умеет видеть «пегого жеребца в гнедой кобыле», потому что

Печной горшок ему дороже,Он пищу в нем варит.

В поэзии, особенно авангардной, подсолнечное масло вполне может превратиться в Бетховена.

Я сразу смазал карту будня,плеснувши краску из стакана;я показал на блюде студня косые скулы океана.На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ.А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?

В. Маяковский. А вы могли бы?

Поэт, если это настоящий поэт, живет против жизни. Одновременно сжигая себя в энтропийном времени, он создает огромное количество конденсированной информации. Если Платон изгнал поэтов из идеального государства, то в определенном смысле новая модель реальности сотворена поэтами, людьми искусства и науки. «Так-так, – скажет проницательный читатель, – значит, есть люди искусства, избранники, метанойя, высшая сознательность, а есть мы, дяди Васи, которым бы только потянуть пивка и подремать у телевизора». В определенном смысле так оно и есть. Но только отчасти. Выше я писал, что новая модель реальности в ответе перед дядей Васей, а совсем недавно подчеркнул, что возможность для дяди Васи пить свое пиво дарована ему новой моделью реальности. Но как это может быть? Очень просто. Если бы мир состоял только из слесарей, дворников, бухгалтеров и кагэбэшников, то есть если бы человечество жило только по жизни, то его существование не имело бы никакого смысла, оно служило бы только, по выражению Гурджиева, «пищей для Луны». Подлинное человеческое дает человечеству новая модель реальности. Но, в свою очередь, новая модель реальности зависит от дяди Васи. Чтобы «письмо дошло до своего адресата» (Лакан), нужны бумага, ручка и работники почты. Дядя Вася обеспечивает, так сказать, материально-техническую базу новой модели реальности. Но все же, возвращаясь к началу этого фрагмента, дело обстоит не так, что в обычной жизни мы не можем видеть взаимного проникновения и превращения смыслов. Конечно, для того чтобы подсолнечное масло превратилось в Бетховена, человек должен стать если не поэтом, то ребенком. Но Ребенок (по Э. Берну) есть в каждом человеке. Потому в нашей жизни так распространен дискурс о чуде, потому люди так любят поговорить о конце света и летающих тарелках. Люди хотят, чтобы смыслы были зашифрованы, они жаждут их дешифровать, но по-своему, по-житейски. Чем была бы жизнь современного дяди Васи без телевизора, а ведь телевизор это тоже своего рода чудо, то есть в каком-то смысле часть новой модели реальности. Так что не будем обижаться на телевизор, на пиво, на хамство, тупость и невежество дяди Васи. Возьмем у дяди Васи его детей, расскажем им о новой модели реальности, и тогда, возможно, начнутся подлинные чудеса. Но все же реальные научные знания черпаются из обыкновенной жизни, и искусство, каким бы оно ни было искусством для искусства, тем не менее так или иначе отражает обыденную жизнь. Какова же во всем этом роль новой модели реальности? Не кажется ли она неким выхолощенным вариантом игры в бисер? Важное отличие состоит в том, что игра в бисер жестко отграничила себя от обыденной жизни, в то время как новая модель реальности это и есть обыденная жизнь, взятая под определенным психологическим вертексом, который включает в себя универсальность проективной идентификации и диссоциативный континуум. Что касается первой, то людям кажется, что, разговаривая друг с другом, они обмениваются информацией. На самом деле, любой разговор это – проективная идентификация. И любая языковая игра – шахматы, чтение лекций, половой акт, смотрение футбола по телевизору, чаепитие в Мытищах и т. д. В каждой из этих языковых игр имеет место диалектика контейнера и контейнируемого, что и составляет суть проективной идентификации по Биону. Если мы согласимся с этим тезисом, то можно считать, что мы усвоили один из важнейших аспектов новой модели реальности. Отличие ее вертекса от вертекса обыденной жизни состоит в том, что в новой модели реальности проективная идентификация понимается предельно широко. Например, превращение подсолнечного масла в Бетховена – это проективная идентификация. Как же такое может быть в обыденной жизни? Ну, если исторический Бетховен употреблял подсолнечное масло, то все очень просто – они взаимодействовали друг с другом. Но где же здесь проективная идентификация? Подсолнечное масло – контейнируемое, Бетховен – контейнер. Но это слишком просто. Может ли Бетховен превратиться в подсолнечное масло? Если организм Бетховена не примет подсолнечного масла, то его им вырвет. Но это не значит, что сам Бетховен превратится в подсолнечное масло. Бетховен останется Бетховеном. Но не надо понимать все так буквально. Когда мать при неудачной проективной идентификации посылает ребенку назад бумерангом его психологический запрос, она остается матерью, но что-то она при этом теряет. Но причем здесь Бетховен, которого вырвало подсолнечным маслом? Допустим, под словом «Бетховен» мы подразумеваем не самого композитора, а его произведения. Под подсолнечным маслом мы будем понимать пианиста, исполняющего сонату Бетховена. Между пианистом и Бетховеном в этом случае будет иметь место проективная идентификация. Так же как и между пианистом, сонатой и зрительным залом. Но что нам дает такое тотально понимание мира как бесконечных проективных идентификаций, переходящих и превращающихся друг в друга? Оно нам дает совершенно особенную модель мира, именно новую модель реальности. Каким же образом? Ведь проективная идентификация – это сугубо клинический термин психоанализа. Приведем такой пример. Режиссер снял удачный фильм. Взволновал критику и зрителей. Это бесспорно проективная идентификация. Дядя Вася смотрел по телевизору сериал и заснул. Это не проективная идентификация. Но на самом деле мы не знаем этого. Может быть, без этого сериала он не заснул бы – значит, все-таки проективная идентификация. С дерева упал желтый лист, и кто-то, проходя мимо, равнодушно наступил на него ногой. Поразмыслим, что это значит. Вот если бы он поднял лист, вздохнул и подумал, что началась осень, тогда да, в очень широком смысле можно было бы сказать, что имела место проективная идентификация. Но он просто наступил на лист ногой и пошел дальше. В новой модели реальности так не бывает. Этот упавший с дерева желтый лист стал жертвой-контейнером безучастности прохожего, то есть это имела место негативная проективная идентификация. Если к этому добавить, что все это происходит в диссоциативном континууме, то получим довольно полное представление о том, что такое новая модель реальности. Как же связаны проективная идентификация и диссоциативный континуум? Представим себе, что доктор Джекил разговаривает с мистером Хайдом, или наша психотическая часть – с нашей непсихотической частью, или ваша нога – с моим ухом. Это и есть проявление проективной идентификации в диссоциативном континууме. Но все-таки примеры у нас какие-то фантастические – нога беседует с ухом. Такого не может быть! Но если бы 200 лет назад человеку стали бы объяснять, как общаются при помощи мобильного телефона, он тоже бы сказал: «Не может быть!» Новая модель реальности – это философия будущего сегодняшней обыденной реальности. И что же. В будущем уши будут разговаривать с ногами? Не знаю, почему и нет, по-моему, теория суперструн тоже кажется невероятной.