Книга Отрок - Владимир Поселягин

Закончили к полудню следующего дня, все запасы брезента извели, чтобы закрыть штабели ящиков, пушки и сложенные кучками снаряды.

Мы вернулись к месту ожидания «Щуки», «Днепра» и миноносца и направились в сторону Владивостока. Хватит своевольничать, пора, пора вставать на флотское обеспечение. Ох какие у меня были планы! Реализую их, и японцам резко поплохеет.

Вёл нас Саламатин, а я всю дорогу до Владивостока пропадал в своей оружейной мастерской, а по вечерам занимался бумажной работой, составлял подробный рапорт на имя командующего Владивостокским отрядом крейсеров по действиям «Щуки» под моим командованием, а после захвата миноносца по атаке японский эскадры, описывая последствия. Написал представления на награды всех участников, некоторых посмертно. Также составил бумаги, что передаю все четыре судна в состав флота. Трофей и три на роль вспомогательных крейсеров. Весь груз из пулемётов должен пойти в полки, стоявшие под Порт-Артуром, для их усиления. Мои солдаты, которые теперь эти машинки знали от «а» до «я», могут быть инструкторами. Хорошо представил и остальных своих офицеров…

Когда на следующий день появились берега и мы вышли к Владивостоку, держа связь с портом, к нам уже выходил «Богатырь» и небольшой паровой катер на роль лоцмана. Пока они к нам двигались, я созвал на борт «Оки» всех участников рейда и атаки японского флагмана. Ожидая местных, все три судна и «истребитель» лежали в дрейфе. Все раненые были на борту «Оки», их вынесли на палубу. Василевский по моему приказу выстроил экипаж. Осмотрев людей, я кивнул Ену, вытянувшемуся у одного из четырёх стоявших в линейку ящиков.

– Мичман Василевский, выйти из строя! – громко скомандовал я.

Тот чётким шагом покинул строй, вскинул руку к фуражке и доложился.

– Мичман Василевский, за участие в операции по атаке японской эскадры, потоплении двух броненосцев, включая флагман и лёгкий крейсер, вам вручается личное оружие с дарственной табличкой.

Ен протянул мне деревянную кобуру с «маузером», и я вручил его, отдав честь, немного растерявшемуся мичману. Тот повесил оружие на плечо на длинном ремне и вернулся в строй. Именно для этого я в основном и держал «маузеры», не раздавая их экипажу. Пока мы шли к Владивостоку, вырезал в оружейной мастерской дарственные таблички, они у меня были заранее заготовлены. Особо мудрить не стал, данные владельцев разные, остальное схоже, как под копирку. «Мичману Василевскому А. Т. Участнику операции по уничтожению флагмана японского флота «Микаса». От Максима Ларина. 27 января 1904 года». И людей похвалил, благодаря за участие в боевом походе, и себя порекламировал.

– Тимофей Запашный, выйти из строя! – приказал я следующему участнику рейда.

Он тоже заслужил награду, как и все участники. Когда мы проходили мимо броненосцев, сразу после пуска первой торпеды открыли пулемётный огонь по японским матросам, которые нас рассматривали. Я видел, как среди них выбивались прорехи. Хорошо постреляли из пулемётов, это они молодцы.

Все собравшиеся, включая экипаж, после первого награждения уже знали, что будет дальше, так что смотрели с интересом. А награждённые, получая тяжёлую кобуру с «маузером», возвращались в строй. Потом и до раненых дошло, вручил всем. Ох как я намаялся на более чем пятьдесят человек подготавливать эти наградные пистолеты! Полночи не спал, да и в световой день в рубке не появлялся, без меня вели корабль, но вижу, что угодил людям. Ещё как угодил! Когда вручил последний пистолет своему Ену, я, отдав команду «Вольно!», разрешил разойтись. И меня подхватили на руки и стали качать. Чуть не убили, паразиты. Ладно, вернули на палубу в целости. Такое проявление чувств не было распространено, это я завёл на судах. У нас были дни рождения, праздновали, и вот в одно такое празднество я и крикнул: «Качай его, ребята!» С тех пор и повелось.

К этому моменту подошли крейсер и лоцманский катер. На все наши суда, включая трофейный миноносец, на мачте которого над японским флагом развивался наш российский, были высажены группки вооружённых матросов под командованием офицеров. Выяснив, кто тут старший, молодой лейтенант попросил меня пройти к ним в лодку. Прихватив все свои документы и рапорты на имя коменданта города, я спустился в паровой катер, и тот достаточно ходко пошёл в порт. А чуть позже уже наши суда, вытянувшись в линию, тоже медленно входили в порт, двигаясь по фарватеру. На военной пристани народу было мало, только встречающие. Мои сопровождающие со мной разговаривать отказались, так что пришлось ждать, что будет дальше.

Удивили и ошарашили. Вместо приветственных поздравлений – арест, и я был отконвоирован в крепостную тюрьму. Комендант, когда у меня забирали документы и снимали оружие, пояснил: приказ из Санкт-Петербурга. Когда после повторного обыска за моей спиной закрылась дверь карцера, я остался наедине со своими мыслями, и, надо сказать, они меня не радовали. Похоже, англичане сделали свой ход. Хотя, возможно, они тут ни при чём, у нас своих инициативных идиотов хватает. Да и задержание объяснили странными словами: за пиратские действия в боевой зоне.

Сказать, что я был зол, – значит ничего не сказать. Час ходил от стены к стене в камере. И, свирепо выдохнув, буркнул сам себе:

– Не хотите, чтобы я с вами был, пусть будет по-вашему.

Сняв форму прапорщика по адмиралтейству, я аккуратно, с некоторой педантичностью сложил её на нарах, чтобы на виду была, сверху положил фуражку. Сапоги снимать не стал. На мне осталось утеплённое нательное бельё. Подойдя к двери, я постучался в неё. Пришлось долго стучать, даже замёрзнуть успел, в камере было холодно. Когда послышались шаги снаружи, я подготовился.

– Чего тебе? – открыв смотровое окошко, спросил охранник.

– В туалет хочу. Тут у вас удобств нет.

– Сейчас принесу, жди.

Тот закрыл окошечко и куда-то утопал. Вернулся минут через десять, я тут чуть не окоченел, реально холодно. Открыв дверь, он спокойно вошёл в камеру. Вот это он зря, удар в горло и обездвиживающий по шее. Убедившись, что охранник без сознания, убивать его не хотелось, я быстро обыскал его, прибрал немного мелочи и выскользнул в коридор. С охранника форму брать не хотелось, тем более по комплекции он был выше на голову и имел солидное пузо. Я вихрем ворвался в комнату охраны, в прыжке ударив коленом в живот одного, стоявшего с кружкой в руке охранника и добавил локтём по затылку, когда тот согнулся. Второй и последний из охранников, сидевший на скамейке рядом с печкой, куда подкидывал деревяшки, дёрнулся, оборачиваясь, пытаясь дотянуться до винтовки в стойке, но футбольным ударом ногой в голову я его вырубил. Так-то я боксёр, но больно уж тот подставился под удар.

Обыскав обоих, я стал обладателем суммы в шесть рублей двенадцать копеек. Оружие я не брал, служебное, попасть им может, но снял с одного связку ключей с пояса. Когда меня уже здесь обыскивали и забрали белый шарф, входящий в комплект моей офицерской формы, я приметил, что её убрали за какую-то дверь, и стал подозревать, что за ней же можно найти много интересного. Один из ключей подошёл, и я быстро осмотрел стеллажи, на свой шарф даже не обратил внимания, без надобности. В основном там было разное тряпьё, но я нашёл отличную шинель железнодорожника, хорошо сшитую. Накинул, пытаясь согреться, и стал копаться дальше. Потом нашёл по размеру штаны, обычные, гражданские, меховую шапку, тёплую рубаху и куртку на меху с меховым же воротником. Шинель положил на место, вернулся уже одетый в каморку охранника и прицепил ключи на место, чтобы охрана не поняла, где я одежду нашёл. Покинуть здание тюрьмы, а потом направиться прочь от квартала военных тоже труда не составило, я не привлекал внимания.