Книга Нелидова. Камер-Фрейлина императрицы - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь пора настала наследнику императрицы Российской Анны Иоанновны всё наследство его передать. Не ждал нынешних перемен. На государя императора Петра Фёдоровича возлагал. И впрямь, как вступил на престол, Аша ото всех отличать стал. В звание баронское возвёл. Земли наметил — для пожалования. Большие. От Анны Иоанновны в Курляндии и так немало имел. Не случилось — не стало императора. Нехорошо не стало. А императрица нынешняя — что о ней говорить! Откуда только взялась! Не по крови, не по праву, не по выборам дворянским — одна, с одними амантами власть захватила. Что ж удивительного, расправилась с Ашем. Мол, почтительности должной не проявил. Почтительности!
В те поры к наследнику императрицы Анны Иоанновны и обратиться бы — всю правду ему как есть раскрыть. Самому первым свидетелем и гарантом выступить. Не успел! Не успел — оказался наследник за пределами Российской империи. Как бродяга бездомный, по разным странам ездит. Когда вернётся и вернётся ли — бог весть. А тут время подходит. Не дожить Ашу до встречи. Что тогда? Письмо хотя бы написать с описанием всех обстоятельств. Письмо! И старшему сыну своему доверить. Он слово блюсти умеет. Как-никак офицер.
Ф.Ю. Аш — И.И. Шувалову.
Петербург. 4 марта 1773.
Милостивый государь!
Глубокая старость моя, как мне уж от роду 85 лет, и здравие моё, от времени до времени ослабевающее, отнимают у меня надежду дожить до того радостного дня, когда ваше императорское величество, по счастливом возвращении в государство ваше с помощью всемогущего Бога, вступите на всероссийский императорский престол, к несказанной радости всех ваших поданных.
Не дожив до чрезвычайной радости персонально принести вам моё усерднейшее поздравление с восшествием, я не премину пожелать того сим письмом и принести вам, милостивейшему государю, мою должную благодарность за оказанные мне милости, за благосклонные оферты /предложения/ от вас, за доверенность: а паче за то, что ваше высочество, перед отъездом в чужие края удостоили меня, нижайшего слугу, вашим милостивым посещением.
Удовольствие большое я имел в том, что, служа предкам вашим 58 лет, служил я также в Бозе почивающей матушке, блаженной и вечной славы достойной государыне императрице Анне Иоанновне ещё в бытность её в Митаве, — честь, которую имели только несколько её подданных.
По преемственной линии в правлении Всероссийской империи от государя и царя Иоанна Алексеевича, по неимению от него наследников, всевышний творец назначил вас, ваше высочество, к принятию всероссийской императорской короны, чего искренно желают все ваши верноподданные, которые только известны о высокой особе вашей.
Для восшествия вашего высочества на императорский престол потребно будет освободить дворец от обретающихся в нём императрицы и их высочеств...
К сей важной и секретнейшей экспедиции вашему высочеству потребно таких подданных ваших верных и надёжных, которые справедливые причины имеют быть недовольны нынешним правлением; в числе таких многих известных мне персон находится и сын мой старший Фёдор, писатель сего списанного мною концепта, и который сие вашему высочеству в собственные руки вручить честь иметь будет. Будучи два года первым полковником во всей регулярной армии, он в 1766 году был отставлен от воинской службы с чином бригадира и пенсиею. В то время ему было только 39 лет и при добром здравии, он был ещё в состоянии нести полевые службы, чему по инклинации /склонности/ его охоту имел. Ежели ваше высочество по исправлении помянутой комиссии его удостоить соблаговолите, то я ему сим даю к сей секретной экспедиции моё родительское благословение. Я приказал ему под клятвою никому не говорить об этом письме, хотя брату родному. При всём том я уверен, что все мои сыновья и зять мой, за шталмейстера правящий генерал-майор Ребиндер, ваше высочество за настоящего государя нашего с истинным глубочайшим респектом почитают.
Препоруча наконец себя и всю фамилию мою вашей высокой милости, мне остаётся теперь, как стоящему у могилы, только молиться Всевышнему о всегдашнем здравии вашего высочества до позднейших времён...
По запечатании всех моих донесений вашему императорскому величеству, получил я известие от посланного мною офицера для разведывания о самозванке, что оная больше не находится в Рагузах, и многие обстоятельства уверили его, что она и поехала с князем Радзивиллом в Венецию, и он, нимало не мешкая, поехал за ними вслед, но по приезде его в Венецию нашёл только одного Радзивилла, а она туда и не приезжала, и об нём разно говорят: одни — будто намерен он ехать во Францию, а другие уверяют, что он возвращается в отечество; а об ней оный офицер разведал, что оная поехала в Неаполь; а на другой день оного известия получил я из Неаполя письмо от английского министра Гамильтона, что там одна женщина была, которая просила у него пашпорта для проезда в Рим, и что он для её услуги и сделал, а из Рима получили от неё письмо, где она себя принцессою называет...
А.Г. Орлов — Екатерине II.
5/16 января 1774.
Е.И. Нелидова, Н.Г. Алексеева
Вечерами в дортуарах холодно. Иной раз так озноб пробирает — зубы стучат. Надзирательницы строго следят, чтобы всё по приказу императрицы: холод — залог здоровья. Иной раз только незаметно к печке прислонишься, чтобы не заметили, и скорее в сторону. Хоть платок какой на плечи накинуть — пригреться. Снова нельзя. Кроме форменного платья ничего в дортуарах быть не должно. Таша не так зябнет — смеётся: орловская порода! — а и то нет-нет крепко-крепко прижмётся, обоймёт, на ухо шепчет: вырастем — обогреемся.
Матрасы на кроватях волосяные, тоненькие. Одеяла как пёрышко. Зато простыни тяжёлые, грубые — плечи не завернёшь. Привыкли, чтобы заснуть, на спину ложиться. Спина пригреется, глядишь, и глаза закроются, в сон потянет. Ещё молоко тёплое помогает — каждой девочке перед сном кружка. Прислужница обносит, надзирательница из-за плеча смотрит.
Давно ещё у Таши спрашивала: а дома как было? Глаза отводила: какой дом! С няней только хорошо было. Добрая она, руки старые, корявые, а ласковые. По голове погладит. Косы заплетёт. Пуховичком прикроет: спи, дитятко, спи, богоданная. Больше никого.
Теперь всё от благодетеля своего какой-никакой весточки дожидается. Госпожа Протасова сказала, далеко Алексей Григорьевич, в тёплых краях. Раньше воевал. На кораблях. Теперь дело у него государственное. Какое, не проговорилась. Да всё равно узнали: во дворце кругом шепчутся и до института доходит. Ловит авантюрьеру. Императрица велела изловить и в Петербург доставить. Статочное ли дело — человека как зверя дикого для зверинца.
— Уснула, Катишь? Слышу, неровно дышишь.
— Нет-нет, Таша, не идёт сон. О тебе задумалась, что долго от благодетеля весточек не имеешь — огорчаешься. Так ведь заезжал старший его брат, гостинцы привозил. Значит, помнят, не забывают.
— Как службу отбывают.